Аарон Дембски-Боуден - Предатель Страница 5

Посередине этой крайней сферы ждал флот эвокатов. Легион собирался на Калте, однако военный мир XIII-го никогда нельзя было оставлять без прикрытия. Эвокаты состояли из нескольких тысяч Ультрадесантников, набранных в дюжине орденов и удостоенных высочайшей награды: наблюдать за работой Арматуры и обучением новых рекрутов, командовать имперским флотом, способным соперничать с любым другим.

Корабли совершали идеальные военные перемещения, казавшиеся красивыми даже врагам. Эвокаты занимали оборонительный порядок, а объединенная армада Несущих Слово и Пожирателей Миров перестраивалась для противодействия. Происходивший по всему полю боя переменчивый танец ничем не отличался от перегруппировки полков, маршировавших в эпохи древности.

Линкоры и крейсеры, фрегаты и эсминцы, сияющие синевой, серебром и золотом XIII Легиона, поднимались на защиту совершенной империи.

— Ты слышишь это? — спросил поглощенный чем-то Лоргар. — Слышишь?

Магнус наблюдал, как пустотные щиты «Завоевателя» озарились от первых убийственных лучей. Следы попаданий расширялись с маслянистым свечением нефти на воде. Пока флот стремился к неизбежной гибели, он ощутил… нечто. Казалось, будто сам мир задержал дыхание. Так был наэлектризован воздух Тизки перед бурей.

Несущий Слово запрокинул голову назад и закрыл глаза, давая лицу стать пестрым от цветных вспышек щитов «Завоевателя».

— Калт — это синкопированный фоновый ритм песни. Ритм под ритмом. Так много огня, так много горя. Так много боли, — он улыбнулся, не открывая глаз. — Страдание всегда питало варп непредсказуемыми пятнами и стигматами. Теперь мы познаем ценность контроля. Слышишь? Слышишь боль, которая будоражит волны? Слышишь их грохот, Магнус? Слышишь, как бьют эти черные волны, как громко взрывается миллион сердец, ритмично, словно барабаны на морозе?

Он поднял руки еще выше, жестикулируя с едва заметным удовольствием и направляя незримый хор.

— Потоки Моря Душ можно менять руками смертных, брат. Слушай. Слушай. Мы перестраиваем сам варп, Магнус, меняем его через боль. Мы переписываем песню.

Лоргар сделал трепещущий вдох и продолжил.

— Вот звездолет горит в атмосфере Латоны, и вопли обреченных душ отдаются в эмпиреях. А вот боевой корабль погружается в поверхность Уликсиды, копая собственную могилу и унося в посмертие сто тысяч вопящих душ. Слышишь, как они умирают, Магнус? Слышишь, как песня меняется одновременно с прекращением их существования?

Он смеялся, воздевая руку к небесам, плача и продолжая шептать.

— Каждая жизнь. Каждая смерть. Каждый крик боли на пылающих планетах делает тоньше пелену между реальностью и первоцарством. Называй его Аидом или Адом, Джаханнамом, Наракой или Преисподней. Называй варпом… называй как хочешь. Но я вывожу его на материальный план. На Калте родилась буря, Магнус. Я заставлю целый субсектор страдать так сильно, что завеса рухнет, и Пятьсот Миров погрузятся в варп.

Он, наконец, обернулся. Его глаза пылали сверхъестественной страстью.

— Скажи, что чувствуешь это. Скажи, что слышишь, как миллион, миллион демонов визжит и лает, отчаянно желая родиться на этих горящих мирах.

Магнус чувствовал это, чувствовал столь же реально, как ветер, который никогда уже не ощутил бы кожей. Тяга, уплотнение, вибрация по ту сторону материальной вселенной. Вместо эмоционального ощущения, описанного братом, колдун воспринимал все это с беспристрастной отвлеченностью, точно так же, как написанное на куске пергамента уравнение, которое просит решения. В своем безумии Лоргар не просто нарушал естественный порядок. Он переписывал мировой закон.

— Ты не можешь уничтожить Арматуру, — произнес Магнус. — Можешь рвать завесу между реальностью и нереальностью, как пожелаешь, Лоргар. Если угодно, можешь даже называть это песней. Твоей жизни все равно отмерены минуты.

Флот сверху и вокруг них действительно начал снижаться. Когда «Фиделитас Лекс» получил первое попадание, освещение на многочисленных палубах мигнуло раз, другой, а затем успокоилось. Лоргар снова обратил глаза к черному небу.

— Чтобы сломить Арматуру, нам понадобится корабль, который поспорит со всем, что когда-либо создавало человечество, — он выглядел задумчивым, с рассеянным взглядом водя кончиками пальцев по священному тексту, вытатуированному на щеке. — Знаешь, у нас такой был. Причуда Задкиэля, «Яростная бездна».

Магнус наблюдал, как объединенный флот начинает гореть.

— И что же с ней произошло?

— О, — Лоргар покачал головой, снова сосредотачиваясь. — Погибла несколько дней назад, почти в тот же момент, когда Кор Фаэрон ударил по Калту. Вероятно, тень ее остова до сих пор видна в небе Макрагга — памятник неудаче Несущих Слово. Очередная запись в оставшееся после Задкиэля наследие мелких идиотских выходок. Я ему говорил, что глупо атаковать Макрагг, но он так стремился покрыть себя славой и всегда слушал только перешептывания об отмщении. Я сделал ему поблажку.

— Зачем ты ему позволил? Неужто твои сыновья настолько непослушны?

Лоргар снова рассмеялся, не обращая внимания на то, как вокруг него содрогается корабль.

— Неприятные слова в устах примарха, чьи дети не повинуются ему в важнейших вещах. Твой Легион не подставил горло беснующимся Волкам, как ты хотел, не так ли?

Магнус неохотно кивнул.

— Даже если так. Твой флот гибнет, брат. Что ты будешь делать без «Яростной бездны»?

Лоргар перевел взгляд обратно на охваченные битвой небеса.

— Вот это я и имел в виду, когда сказал, что ты нас недооценил, Магнус. Для тебя эта война стала чем-то ошеломительным и новым. Но я это планировал половину столетия. Я провел четверть Великого крестового похода, готовясь к моменту, когда унылое стремление нашего отца к выдающимся владениям закончится, и начнется подлинная священная война.

Колдун сглотнул, ощущая нарастающее давление, с которым нечто напирало на реальность из буйства варпа. Там что-то было, и оно вот-вот должно было появиться.

— Аа! Теперь ты слышишь песню, — сказал Лоргар. Его смех эхом разнесся по базилике. — Наконец-то ты слышишь ритм. Но нам нужно больше контроля. Так что мы призываем новые инструменты, чтобы оживить хор.

Лоргар выдохнул, указывая в глубины пустоты за Арматурой. Реальность раскрылась. Хотя призрачное воплощение Магнуса и было лишено подобных слабостей, инстинкт вынудил его прикрыть глаз. В пространстве, далеко от обоих сходящихся флотов, образовался варп-разлом. Через него что-то двигалось. Что-то громадное: трезубец из темного металла, который колдун мгновенно узнал.

Со скрежетом входивший в реальность корабль был копией сраженного колосса, о котором говорил Лоргар. На его спине вздымался город из монастырей и соборов, обладавший почтительностью когтистых рук, изваянных, чтобы вцепиться в звезды. Большая часть имперских боевых кораблей выглядела как копья решимости, покрытой зубчатыми стенами, и мощи с хребтами из железа, но этот был крепостью в космосе, простирающейся на огромном трезубце. Центральное острие служило сердцевиной корабля: у кормы оно было широким и покрытым массивными двигателями, и постепенно сужалось к носу, где образовывало остроконечный таран размером с малый звездолет. Прилегающие зубцы образовывали меньшие по размеру крылья-клинки, каждое из которых было покрыто наростами бортовых орудий и пушечных батарей.

Если бы кто-то облек понятие злобы в железо и отправил странствовать среди звезд, вероятно, получилось бы близко к облику того, что в этот миг врывалось обратно в реальность. Это во всех отношениях была переродившаяся «Яростная бездна».

— Это, — улыбнулся Лоргар, — «Благословенная Леди».

Магнус сделал ненужный выдох, наблюдая, как корабль, слишком большой, чтобы существовать, вышел из раны в материальную вселенную. Он с легкостью затмевал даже флагманы типа «Глориана» объединенного флота Легионов, туманные отростки варпа хлестали по его шпилям, визжа в тишине и явно не желая отпускать корабль назад в реальность.

— Так ты построил два, — выдохнул колдун.

— О нет, — Лоргар даже не открыл глаза. Он поднял руку, указывая в пустоту, где звезды перечеркнула очередная щель в варп. — Я построил три.

2

Едва ли люди

Воины и крестоносцы

Сокрушенные на той же наковальне

Двое воинов являлись людьми лишь в самом общем понимании слова. Они были таковыми в детстве, однако время, мучительная хирургия и обширная генетическая терапия направили их рост по менее естественному пути. Здесь стояли сыновья двух миров и двух Легионов, воплощавшие идеалы и недостатки родных планет и родословных. Они олицетворяли триумфы своих Легионов и грехи отцов в куда большей степени, чем кто-либо из их братьев.