Елена Асеева - Коло Жизни. Середина. Том 1 Страница 50

— Вежды! — испуганно вскликнул Седми, узрев потухшее состояние старшего брата, и для своей медлительности резко вскочил на ноги, в доли мига оказавшись подле него.

Седми также как и Вежды находился в постоянном напряжение, и это в нем сказывалось иначе, чем в старшем брате, выплескиваясь порывчатостью движений и частым сеяньем пурпурных искр. Особенно тяжело давалось Расу общение с Родителем и еще благо, что это происходило на вельми дальнем расстоянии. И порой осуществлялось посредством контактной сетки, что предоставляло возможность Седми отключать зримый образ. Поелику Родитель не считая данного Бога своим любимцем, вельми грубо и даже на столь дальнем расстоянии его прощупывал, очевидно, стараясь вызнать все дотоль схованое Вежды.

Нынче же подскочив к Вежды, Седми подхватил слабеющее и оседающее вниз тело брата, и, прижав к себе, сумел передать ему свою мощь, любовь и родственную чувственность, единую с их общим Творцом Родителем. И тотчас вправо…влево качнулись уже оба Бога, придав зеркальным стенам, в которых отражалась многогранность свода и сизость ползущих по полу облаков, частое пульсирование света. Немедля на ноги поднялся не менее обеспокоенный Небо. Он, как и иные старшие Боги, относился к Вежды, первой рожденной лучице, к первому за кого боролись, к первому из Сынов с особой нежностью. А ведая как мягок, на первый взгляд столь суровый, Вежды, всегда при встрече окружал его полюбовной заботой.

— Драгость моя, — бас-баритон Небо дотоль окрасивший облака на полу в сизые, гневливые тона, днесь прозвучал многажды мягче, в нем пролетела неприкрытая любовь и тревога.

Торопливо подступив к такому в сравнение с ним грузному Димургу, Небо спешно перехватил его из рук сына, и, прижав к себе, крепко обнял, принявшись целовать в висок, голубить короткие, курчавые волосы на голове, на этот раз не прикрытые венцом.

— Что ты? Что мой драгоценный малецык? — нежно вопросил старший Рас, на чуток отклоняясь от Димурга и обозревая его словно помятое лицо, покрытое блеклыми золотыми пятнами сияния.

— Что-то случилось? С Отцом? — наконец озвучил свое волнение Вежды и его бархатистый баритон сорвался на тихий шелест.

— Да, что ты? что ты, мой милый малецык, — глас Небо успокаивающе обволакивал своей тональностью не только всего Вежды, но и дымящиеся на полу сизые облака, придавая им более мягкие оттенки, поедая темноватую серость и облекая полотнища в голубые расцветки. — Все с Першим благополучно. Он покуда в Северном Венце, но знаю точно, вмале отбудет в Чидегу. Не стоит так волноваться. Ты меня напугал. Мало того так дурно выглядишь, еще и волнуешься по не существенному.

— Небо, — вельми глухо вклинился в толкования Отца Седми и хмуро на него глянул, сузив до тонких щелей свои глаза со слегка приспущенными веками, по форме напоминающими треугольник. — Вежды так встревожен, из-за решения Родителя по поводу Димургов, разве неясно?

— И все равно не стоит так все воспринимать, — Небо сказал это одновременно направляя заботу в отношение Вежды и умиротворения в отношение столь непокорного своего сына. При этом старший Рас не прекращал голубить волосы Димурга и почасту целовал его в виски, так как последний зримо не обрел себя и все еще легохонько покачивался, даже в крепких отцовских объятиях.

— С Першим все благополучно. И Родитель ничего мне противного по поводу Димургов не сказывал. Думаю, Его гнев утих, мой любезный малецык, — досказал Небо и по теплому кинул в сторону стоящего подле сына, — моя драгость, сотвори для Вежды лежак. Ему надобно прилечь. Он выглядит ужасно и в том я согласен с Родителем. Так утомлен… обессилен, напряжен… не хватало еще, чтобы захворал.

Седми лениво дернул в бок правой рукой и тем движением, точно разрезал на части облака на полу, единожды сим мановением придав им порывистый ход. Широкое полотнище, рывком дернувшись вперед, мгновенно скомковалось недалече от кресел Небо и Седми образовав махонистый рыхлый мятешек, оный минуту спустя сформировал покатую спинку, широкие облокотницы, сидалище и вытянутый вперед лежак для ног.

— Надобно прилечь. Покуда здесь нет биоауры, тебе моя драгость, надо больше лежать, — мягко и меж тем повелительно произнес Небо, и все еще придерживая Вежды, повел его к сотворенному лежаку-креслу.

Старший Рас с той же заботой, кою верно проявлял только к Огню и Дажбе, младшим своим сынам, усадил Димурга на кресло и еще раз огладил его волосы, нос, очи, губы кончиками перст. Течением собственных пальцев придав ровность, пусть и блеклого, но золотого сияния, коже Димурга, направился к своему креслу, что располагалась как раз напротив Вежды. Седми еще немного стоял обок зеркальной стены залы, по-видимому, рассуждая уйти ему или остаться, а засим неспешной поступью двинулся к свободному креслу, и медлительно воссев на него, прикрыл ладонью свои очи, несомненно, стараясь сокрыть обуревающие его тревоги. Небо днесь не менее обеспокоенно зыркнул на притихшего сына, и стараясь как-то отвлечь обоих младших Богов, вопросил, обращаясь к Вежды:

— Ну, как там наш мальчик? — его лучезарная улыбка, также направленная на установление меж сынами доверительных отношений, словно пробила золотые, вьющиеся волоски его усов и бороды, и, выплеснув свет, наполнила залу необходимым умиротворением.

— Опять были блики видений, — негромко выдохнул Вежды, и, приподняв голову, удрученно уставился на свод залы, где суетились полосы зекрого света. — Не ведаю, уловили ли вы их, но меня они, вероятно, и утомляют.

Вежды это сказывал и Родителю, когда тот вопрошал о его напряжении, стараясь таким образом схоронить схованое. Небо купно свел свои слегка вздернутые кверху брови, отчего проступили тонкие борозды морщинок меж них и многажды тише отозвался:

— Нет, поколь их воспринимаешь один ты… И вряд ли они вызывают ту мощную усталость, каковой ноне ты объят. — Старший Рас прервался и туго вздохнул, понеже сейчас не решился озвучивать, того о чем ведал от Родителя. — А как здоровье мальчика? — погодя поспрашал он.

— Болеет, — нескрываемо недовольно молвил Вежды не то, чтобы гневаясь на слабое здоровье плоти, сколько переживая как поступить с мальчиком, коль станет известно об ущербности в развитии лучицы. — Бесицы-трясавицы его давеча излечили, но плоть весьма хрупкая… не жизнеспособная… Трясца-не-всипуха оногдась доложила Родителю, что его надобно изъять с Земли на маковку и провести излечение, не исключено, что придется провести замену неких внутренних органов. Однако Родитель покуда, никак не отозвался, велел по возможности лечить на Земле.

Теперь на черной коже лица Димурга золотое сияние пошло мельчайшими пятнами по рубежу объятых синей окоемкой, определенно, Бога пугала сама мысль доставки на маковку мальчика. И о том он весьма сурово выговорил Трясце-не-випухе допрежь того доставив ее в соседнюю систему Аринью, на одну из обитаемых планет, где не было пригляда Родителя. Достаточно долгий диспут Бога и его создания на планете Лебюшка нежданно закончился, або на нее прибыли вещие птицы гамаюны, так величаемой платиновой рати, посланные Родителем с Солнечной системы. Подчиняющиеся лишь Родителю гамаюны прилетели, чтобы запечатлеть, куда отправился Вежды и по возможности записать его толкование. Однако Димургу удалось во время приметить появление стражников и немедля возвернуться на маковку четвертой планеты. После того и вовсе волнительного и стремительного перемещения Вежды весьма достаточное время отлеживался в зале маковки, не в силах даже встать. И днесь Димург страшился одного, чтобы сам разговор не стал ведом Родителю, ибо сховать его Господь смог только здесь на маковке в одной из галерей, где по его предположениям не имелось догляда.

— Знаешь, Небо, мальчик весьма слаб здоровьем, — после небольшой паузы продолжил говорить Вежды, все еще не оставляя надежды спасти Крушеца, даже путем уничтожения как таковой плоти, посему верно и убеждая старшего Раса в той самой хрупкости. — Но после того, как он несколько дней провел в горах укрытый в каменном узбое реки, несмотря на заботу марух, и вовсе как-то сдал. Дутиха пояснила, что легкие мальчика вельми ослабли от частой хвори и в скором времени у него. — Господь прервался, задумался так, что на его большом лбу внезапно живописалась тончайшая, прерывистая бороздка. — Как же она говорила. — Вежды поднял вверх с облокотницы руку, приткнул указательный и средний палец к средине лба, расправляя тем движением морщинку и вельми неспешно, растягивая каждое слово, дополнил, — хроническая обструктивная болезнь легких, для оной характерно устойчивое нарушение движения воздушного потока из легких. Одышка али вспять нехватка воздуха, — и теперь уже от себя многажды живее добавил, — которая как итог может закончится гибелью плоти.