Мервин Пик - Титус Гроан Страница 63

Сидя в гроте, они дожидались, когда гроза устанет от собственной ярости и с неба, точно слезы раскаяния, посыплется реденький дождик. Они так и не обменялись тогда ни единым словом, и теперь, вспомнив о гроте, Фуксия ощутила, как все ее тело пронизала дрожь. Тем не менее она сказала Стирпайку:

— Если хочешь, иди за мной. Тут есть пещера.

Дождь уже сек откосы, и Фуксия полетела по скользким серым камням. Стирпайк бежал следом, стараясь не отставать.

В самом начале короткого, крутого спуска девочка на миг обернулась, чтобы взглянуть не отстал ли он, и внезапно нога ее соскользнула с мокрой поверхности наклонной скалы, и Фуксия грохнулась оземь, ударясь о камень скулой, плечом и голенью с силой, которая на миг оглушила ее. Но только на миг. Она попыталась подняться и почувствовала, как по щеке растекается боль, и тут же рядом с ней оказался Стирпайк. Когда она упала, их разделяло ярдов двенадцать, но юноша успел змеей проскользнуть между скал и почти мгновенно опустился близ нее на колени. Рана на лице, как он сразу увидел, была лишь царапиной. Тонкими пальцами он ощупал плечо и голень Фуксии — все цело. Он снял накидку, накрыл девочку и глянул вниз по лощине. Дождь, заливавший ему лицо, лупил по скалам. У подножья крутого спуска Стирпайк различил сквозь потоки воды неясные очертания огромного, подпирающего стену лощины камня, и понял, что к нему-то Фуксия, скорее всего, и бежала, поскольку футах в сорока от него лощину перекрывал высокий, неприступный гранитный отвес.

Фуксия попробовала сесть, но боль в плече лишила ее нужной для этого силы.

— Лежите! — прикрикнул Стирпайк сквозь разделяющую их завесу дождя, и указав на припертый к стене камень, спросил: — Это мы к нему направлялись?

— Там пещера, — прошептала Фуксия. — Помоги мне подняться. Я дойду.

— О нет, — сказал Стирпайк. Склонившись к девочке, он осторожно, дюйм за дюймом поднял ее над камнями. Жилы тощих рук его напряглись, медленно он вознес ее к своей груди, одновременно распрямляя ноги. Затем, делая по залитым водою камням один осторожный шаг за другим, он пошел к пещере. Сотни исхлестанных лужиц уже стояли между камней.

Фуксия не протестовала, понимая, что самой ей ни за что не удалось бы справиться с трудным спуском; но ощущая на себе обнимавшие ее руки, ощущая близость его тела, она чувствовала одновременно, как нечто, глубоко затаившееся в ней, пытается уйти еще глубже. Сквозь плотные, спутанные пряди своих мокрых волос она различала резкое, бледное, лукавое лицо юноши, его властные темно-красные глаза, сосредоточенно вглядывающиеся в камни под ногами, высокий выпуклый лоб, поблескивающие скулы, рот, вытянутый в бесстрастную линию.

Это Стирпайк. Он несет ее, она в его руках, в его власти. Жесткие ладони и пальцы его держат на весу ее бедра и плечи. Она ощущает его мышцы, похожие на железные прутья. Это тот человек, которого она нашла на полу своего чердака, который взобрался по гигантской отвесной стене. Он сказал, что нашел каменное поле под небом. Сказал, что она понимает Природу. Что хочет поучиться у нее. Чему может он, умеющий составлять такие длинные, такие красивые фразы, у нее научиться? Ей следует быть осторожной. Он умен. Но что в том дурного? Доктор Прюн тоже умен, а он ей нравится. Она и сама хотела бы быть умной.

Юноша протиснулся между скальной стеной и наклонной плитой, и они очутились в скудно освещенном гроте. Пол здесь был сух, а гомон дождя, долетавший от входа, казался исходящим из другого мира.

Стирпайк осторожно опустил девочку на землю и усадил, прислонив к ровной, чуть скошенной стене. Затем стянул с себя рубашку и, выжав ее, принялся раздирать на длинные узкие полосы. Фуксия наблюдала за ним, зачарованная, несмотря на терзавшую ее боль. Она наблюдала за ним, словно за существом из иного мира, устроенного на иных началах, состоящего из механизмов, работающих ровнее, бесстрастней, упорней и спорей, чем наши. Сердце ее восставало против безжизненной четкости его движений, но брезжило в ней и завистливое восхищение перед качествами, столь чуждыми собственной ее натуре.

Грот был футов в пятнадцать глубиной, потолок его косо сходил к земле, так что встать во весь рост в нем удавалось лишь на первых девяти футах от входа. Ближе к потолочному своду поверхность скалы разламывалась, образуя изгибы, способные обольстить взгляд наделенного воображением человека, позволив ему скоротать какое угодно время, отыскивая в сплетенных узорах неисчислимые армии лиц — омерзительных или ангельских, по настроению.

Глубины грота окутывал мрак, но у заслоненного входа в него тусклого света вполне хватало для того, чтобы Фуксия и Стирпайк видели друг дружку.

Разодрав рубашку, Стирпайк опустился близ Фуксии на колени и перебинтовал ей голову, и остановил кровь, сочившуюся из царапин на ноге, неглубоких и как раз потому трудно отыскиваемых. С рукой дело обстояло сложнее, Фуксии пришлось позволить Стирпайку оголить ей плечо, чтобы он смог очистить рану.

Фуксия смотрела, как юноша осторожно промокает глубокий порез. Резкая боль и потрясение сменились жгучим саднением, ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать слезы. В полусвете она видела, как на смутно белом лице Стирпайка тлеют глаза. Обнаженное по пояс тело. Отчего это плечи его кажутся изуродованными? Высокие, но крепкие, хотя выглядят они, как все его тело, странно напряженными, сжатыми. Узкая, сильная грудь.

Медленно отняв от ее плеча комок ткани, Стирпайк наклонился, желая убедиться, что кровь больше не идет.

— Сидите спокойно, — сказал он. — Старайтесь не двигать руками. Больно?

— Все в порядке, — ответила Фуксия.

— Не надо геройствовать, — сказал он, опускаясь на пятки. — Это не игра. Мне необходимо точно знать, насколько сильна боль, — не насколько вы отважны. Это я и так уже знаю. Что болит сильнее всего?

— Нога, — ответила Фуксия. — Из-за нее меня даже подташнивает. И еще мне холодно. Вот, теперь ты знаешь.

Глаза их встретились в полумгле.

Стирпайк встал.

— Мне придется покинуть вас, — сказал он. — Иначе вас сгложет холод. В одиночку доставить вас в замок я не смогу. Сбегаю за Прюном и за носилками. Здесь с вами ничего не случится. А теперь я уйду, сразу. И вернусь через полчаса. Когда нужно, я умею двигаться быстро.

— Стирпайк, — сказала Фуксия.

Он тут же снова опустился на колени.

— Что? — очень тихо спросил он.

— Ты мне очень помог, — сказала она.

— Ну уж и очень, — отозвался он. Ладонь его лежала совсем рядом с ладонью девочки.

Молчание, последовавшее за этим, в конце концов стало нелепым, и юноша встал.

— Медлить нельзя, — нечто не схожее с прежней холодностью проступало в ее повадке. — Оставим пока все как есть. Если я не потороплюсь, вас скоро затрясет, как лист на ветру. Постарайтесь не шевелиться, совсем.

Укрыв ее своей накидкой, Стирпайк шагнул к выходу из пещеры.

Фуксия смотрела на очертания его сутуловатого, но стройного тела, на миг замершего, перед тем как нырнуть в залитую дождем лощину. И вот он исчез, а Фуксия осталась сидеть совершенно неподвижно, как и было ей сказано, и вслушиваться в дробный ропот дождя.

Стирпайк не зря похвалялся своей расторопностью. С невероятным проворством прыгал он с валуна на валун, пока не достиг входа в лощину, а оттуда понесся по долгим склонам, скача, как дервиш. Но опрометчивости не было в нем. Каждый шаг его был просчитанным результатом решения, принимаемого с быстротой, много превосходящей быстроту его ног.

Скалы остались позади, замок возник из тусклых полотнищ дождя.

Появление юноши у Прюнскваллоров получилось на редкость драматичным. Ирма, отродясь не видавшая голой мужской кожи за вычетом той, что выступает из воротничков и манжет, пронзительно взвизгнула и упала в объятия брата — но лишь для того, чтобы тут же прийти в себя и вылететь из комнаты подобно облаченному в черный шелк смерчу. Прюнскваллор и Стирпайк слышали, как она вихрем несется по лестнице, лязгая держащими ковер прутьями, слышали пушечный удар, с которым захлопнулась дверь ее спальни, и от которого во всех нижних комнатах заплясали на стенах картины.

Доктор Прюнскваллор закружил, огибая Стирпайка, откинув назад голову, так что шейные позвонки его влипли в высокий ворот сюртука, а между адамовым яблоком и жемчужной запонкой галстука образовалась отвесная пропасть. Задрав таким манером главу, отчего он обрел сходство с изготовившейся к нападению коброй, и брови воздев вопросительно, Доктор ухитрился еще и выставить напоказ оба ряда страшноватых зубов своих, и все они, ловя свет ламп, отражали его с неестественным блеском.

Доктор пребывал в восторженном изумлении. Вид полуголого, мокрого Стирпайка и отвращал его и восхищал. Время от времени оба слышали долетающие с верхнего этажа удивительные стенания.