Гэрет Уильямс - Часть 6 : Огpомная pука, пpотянувшаяся с неба. (Истоpия Паpлэйна) Страница 7

— Слухи лишь сотрясение воздуха, но если ты хочешь слухов, братец то вот для тебя несколько. Катренн умерла не от болезни. Это был яд замедленного действия, подсыпанный ее маркабской ученицей. Помнишь, та которую, по твоему настоянию, она учила нашим обычаям в части религии и правлении. Ты не мог сделать этого сам, братец? "Минбарцы не убивают друг друга." И так, поручив убийство чужаку, ты сохранил свои руки в святой чистоте?

— Чужаки нечисты. Они не могут быть связаны нашими обычаями.

— А сама маркабка? Я так полагаю — она в горести вернулась к своему народу? Или же по дороге с ней случилось несчастье? Путешествия в космосе все еще довольно опасны?

— Чужаки связаны нашими законами не более, чем мы защищаем их.

— Почему? Скажи мне, наконец.

— Только не убеждай меня, что тебе это еще не известно.

— О, я знаю. Но я хочу услышать от тебя — почему ты убил нашу сестру.

— Я ничего не делал! — Он вскочил и начал обходить вокруг него. — Катренн умерла не от моей руки. На мне нет ее крови. Если бы она только послушала.... Все что ей было нужно — это прислушаться. Кровь Валена — особенная. Ее дети будут особенными. От ее потомства произойдет тот, кто через тысячу лет будет нужен, чтобы сражаться с Тьмой когда она вернется. Наша линия должна быть защищенной, ее нужно... направлять, ее нужно сохранить...

— Маленькой? — прервал его Парлэйн. — Подконтрольной? Сведенной к поддающемуся контролю числу? А насколько выкидыш Маривы был несчастным случаем, братец? Катренн была старшей, верно? От старшего ребенка к старшему, вот где лежит истинная власть. Прочие дети будут лишь помехой, не так ли?

— Мы говорили со всеми. Мы всем дали выбор. Мы не можем иметь детей — или же мы соглашаемся, чтобы наши дети были защищены... под контролем, как это назвал ты. Их не должно быть слишком много. Слишком большое потомство будет помехой.

— Единственный, кого это не касалось — был ты, и это потому, что в тебе крови Валена не больше чем в маркабе или икарранце. Кто–то из нас согласился с этим, кто–то предпочел не иметь детей. Кому–то они и не были нужны.

— Тебе легко отказывать другим в том, что ты сам никогда не считал важным.

— Катренн не соглашалась с этим. Она сказала что будет растить своих детей по своему усмотрению. И хуже всего — она рассказала бы им о тебе, и послала бы одного из них учиться у тебя, если бы ребенок попросил об этом. Этого нельзя было позволить. Род Валена — особенный.

— И тогда ты убил ее.

— Я не убивал ее! Она сама убила себя отказом! Я не прикасался к яду.

— Но ты знал о нем, И потому ты точно также виновен, братец.

— Прекрати меня так называть! Ты не мой брат! Ты ничто! Носи свои шрамы и свой воинский наряд. Твое время прошло. Возвращайся в свое прошлое к резне и хаосу. Мы будущее. Мы — мир, стабильность и порядок и мы не позволим тебе вернуть нас к гражданской войне.

— Мы? Мы мир и стабильность? Мы порядок? А кто эти "мы" на самом деле?

— Ты знаешь кто такие мои союзники.

— Да, знаю. — Парлэйн вскочил. — Если увидишь их снова, советую спросить ворлонцев про место с названием Голгофа, но вряд ли тебе подвернется такой случай.

Вашок отступил назад.

— Минбарцы не убивают минбарцев... — проговорил он.

— Я не признаю ваших законов, и если на то пошло, то я не убиваю минбарца. Я не убиваю своего брата. Я убиваю того, кто продался чужакам, и убил мою сестру!

Глаза Вашока распахнулись, из них хлынул свет. Парлэйн метнулся, за долю секунды, его денн'бок пробил грудь брата, сокрушив ребра и сердце одним ударом. Тело Вашока повалилось на землю, но было уже поздно.

Свет заклубился над его телом, создавая образ.

Образ ангела.

— А вот и ты. — заметил Парлэйн, обращаясь к ворлонцу.

Он был спокоен. Парлэйн знал — не подозревал, верил или надеялся — но знал что поступил правильно.

Один взгляд на его племянницу сказал ему это. Она была крошечной, всего лишь несколько месяцев от роду, но он уже мог увидеть в ней черты его матери и сестры. Но у нее будет собственная судьба. Она сама проложит свой путь.

И все, что ему было нужно сделать, чтобы спасти ее — это сделка с одним существом, которое он презирает более всех в галактике.

Он ничуть не жалел об этом.

Ворлонец поднялся над телом Вашока, лениво купаясь в воздухе, пока его ангельское обличье сплеталось из светящегося тумана. Парлэйн смотрел на него. Он видел Изначальных и сражался с ними. Он видел даже ворлонца в его настоящем облике. Он не испугается этого.

— А вот и ты. Я хотел говорить с хозяином, а не со слугой.

"Тебе не позволено ничего."

— Напротив. Я буду говорить а ты будешь слушать. Если, конечно, ты не хочешь чтобы народ узнал правду о Голгофе.

"Тебе не поверят."

— Никто? Совсем никто? Ты уверен? Остальные Изначальные могут решить ни во что не вмешиваться, но это не значит, что не вмешаемся мы. Или маркабы. Я могу даже связаться с Так'ча. И с теми доказательствами что у меня есть, полагаю, мне поверят. Теперь ты будешь слушать?

"Говори."

— Я требую ее. Я требую мою племянницу,

"Нет."

— Даже с риском что всплывет правда о Голгофе? У Рейнджеров Договора, которых вырезала ваша маленькая игрушка, были семьи. Я знаю их всех. Здесь есть весьма влиятельные лорды, чьих сыновей, дочерей, племянников и племянниц ты послал на смерть.

"Ребенок особенный."

— Я знаю. Но это касается не сколько ее, сколько того, что произойдет от нее. У тебя есть тысяча лет для подготовки, тысяча лет чтобы вернуть контроль над ее ребенком. Я не могу загадывать так далеко, ты — можешь. У тебя есть время. Она тебе не нужна.

"Что она для тебя?"

— Я за свою жизнь любил лишь троих, и все они мертвы. Катренн заслуживала лучшего чем быть убитой собственным братом. Ее дочь заслуживает лучшего, чем быть твоей пешкой. Я мог бы попытаться убить вас всех, но это всего лишь смерть. А это — жизнь. Отдай ее мне и дай слово, что не будешь вмешиваться в мою или ее жизнь. Сделай это, и никто не узнает от меня, что случилось на Голгофе.

"Почему мы должны верить тебе?"

— Я клянусь именем Дераннимер. Я клянусь именем Рикайджи. Я клянусь именем Катренн. Ими тремя я клянусь что говорю правду.

"Мы даем ее роду сто лет. Затем мы вернемся за ними."

— Насколько я смогу их обучить — они будут готовы.

"Теперь уходи.

И он ушел. Он больше не увидит Минбара, не увидит Йедора, Широхиды или Тузанора, никогда не остановится у мемориалов матери или сестры.

Оно того стоило.

Он поднял ребенка, когда она начала плакать, и нежно прижал ее к себе. Ее глаза были единственным, что отличало ее от матери. Они были отцовскими. Зелеными — бездонная, чувственная, прекрасная зелень.

— Что ж. — сказал он. — В конце концов, я выбрал жизнь. Сейчас у меня есть ради чего жить.

Верно, Деленн?

Примечания

1

Переведена только часть текста, а именно — вставки рассказывающие о истории Парлэйна.