Уильям Кинг - Истребитель скавенов Страница 8

— Я полагаю, её брат Леос справлялся с этим и без него.

— Леос не всегда рядом, и ещё ходят слухи, что наш главный судья готовится к бою с ним за графиню. Вероятно, он добивается её благосклонности.

— Тогда он безумец. Леос — опаснейший фехтовальщик Империи, а Эммануэль не стоит того, чтобы за неё биться.

Отто пожал плечами. Феликс разглядывал фон Гальштадта, раздумывая, что может связывать скавенов и главу тайной полиции графини. И надеялся, вопреки очевидному, что мужчина его не узнал.

Фон Гальштадт устал. Даже превосходный, как обычно, ужин не поднял ему настроение. Его мысли были полны беспокойств и забот своего высокого поста. Он оглядел обедающих и ответил на приветствия, но глубоко в сердце он презирал их. Недалёкие, изнеженные скоты. Разодетые, как аристократы, но с душой лавочников. Он понимал, что они нуждаются в нём. Он нужен им, чтобы сдерживать Хаос. Он нужен им, чтобы выполнять работу, для которой они слишком мягкотелы. Они едва достойны его презрения.

Это был день испытания. Молодой Гельмут Слацингер не признался, несмотря на то, что фон Гальштадт лично руководил применением пыток. Странно, что некоторые из них отстаивают свою невиновность даже до могилы. Даже зная, что он знает об их виновности. Его тайные информаторы сообщили, что этот Слацингер состоит в нелегальной ячейке культа поклоняющихся Слаанешу. Тюремщики не смогли обнаружить следы татуировок, которыми обычно отмечены участники сборищ, но это ничего не значит. Его наиболее доверенные информаторы — скавены, открыли ему секрет. Под страхом его беспощадной войны с нечестивцами, его тайные враги начали использовать магические татуировки, видимые лишь для своих — участников шабашей.

О боги, как же коварны мутантские твари. Теперь они могут оказаться повсюду, могут сидеть прямо в этом зале, с очевидными для своих татуировками посвящённых на рожах, а он и знать не будет. Даже сейчас они могут находиться тут, насмехаясь над ним, а он ничего не может с этим поделать. Тот долговязый молодой парень в плохо сидящей одежде может быть одним из них. Не вызывает сомнения, что он пристально изучает фон Гальштадта. И если задуматься, то есть в нём что-то недоброе. Вероятно, стоит сделать его следующим объектом официального расследования.

«Нет», — сказал себе фон Гальштадт, проявив самообладание. Они не могут вечно скрываться. Ослепительный свет логики может пробить глубочайшую тьму лжи. Так всегда приговаривал отец, побоями наказуя его за грехи, реальные и надуманные. Нет, прав был отец. Это фон Гальштадт делал что-то неправильно. Даже если он не мог определить, что же именно. Побои были для его же блага, дабы отвратить от греха. Его отец был хорошим человеком, справедливым. Вот поэтому отец улыбался, наказывая его. Это не доставляло отцу удовольствия, как он говорил ему снова и снова. Это всё для твоей же пользы. В своём роде это был важный урок. Он научился тому, что для великой пользы часто необходимо совершать дурные, приносящие страдание поступки.

Это сделало его стойким. Это позволило ему стать тем, кто он есть в настоящий момент, освободило от слабости низших людишек. Это позволило ему стоять за правду. Это сделало его мужчиной, которым мог бы гордиться отец, и он должен быть благодарен за это. Он стал сильным, не будучи злобным. Он стал похож на отца.

Ему не доставило удовольствия истязание молодого Слацингера. Ему не доставил удовольствия донос скавена о том, что дворянин был последователем культа Слаанеша. Но, несмотря на это, он полагал, что имело место удачное совпадение, учитывая сплетни, касающиеся Слацингера и Эммануэль. Что за злостная клевета — кто-либо настолько невинный, как графиня, не может и не будет иметь ничего общего с типами, вроде Слацингера. Этот червяк — шалопай с дурной репутацией, один из тех смазливых молодых повес, кто полагает остроумным высказываться против законопослушных государственных чиновников, подвергать критике жёсткие меры, необходимые для поддержания законности и порядка в этом гноящемся притоне греха.

Он отбросил мысли о Слацингере и переключился на другие проблемы. Его агент среди стражи доставил ему рапорт об инциденте с Гантом. Никаких действий не было предпринято. Полная зачистка канализации под Старым Кварталом обойдётся слишком дорого и повредит сбору дохода, который капитан стражи получает на своей должности, распределяя денежные средства. «Ну что же, иногда и коррупция может пойти на пользу», — подумал фон Гальштадт.

Более беспокоило сообщение его шпиона, что патрульная группа Ганта что-то разнюхивает на месте его смерти. Они могли случайно наткнуться на других скавенов, занимающихся своими делами. Они даже могли обнаружить лодки-плоскодонки, плавающие из доков на «Товарный склад ван Ниека». Он опасался, что, возможно, им удастся даже выяснить, что эта лавка всего лишь прикрытие для осуществляемых правительством поставок искривляющего камня в город для оплаты услуг скавенов. Он улыбнулся.

Это было соглашение с некой радующей гармонией. Он платит скавенам той монетой, что они запрашивают. И, похоже, они не догадываются о её бесполезности и опасности. Искривляющий камень действительно вызывает мутации. Скавены утверждают, что используют его в качестве пищи. Что же, это довольно безобидный способ избавиться от крайне опасного вещества и в то же время заполучить для себя превосходный источник информации.

Да, приятная гармония, несомненно. В некотором смысле обидно, что его служба на благо Империи по уничтожению вредоносного материала таким безопасным способом не может быть предана огласке. То был счастливый день для всего человечества, когда фон Гальштадт заблудился в канализационных туннелях и наткнулся на скавенов, признавших в нём человека, с которым можно иметь дело.

Он должен получить кое-что ещё. Сегодняшним же вечером он должен встретиться с другим агентом скавенов и позаботиться о том, чтобы со стражниками произошёл несчастный случай. Ему было жаль так поступать с людьми, всего лишь выполняющими свои служебные обязанности, но собственная безопасность на первом месте.

Он единственный, кто понимает реальные опасности, угрожающие Нульну, и может спасти город. Он знал, что это истина, а не просто его тщеславие. Сегодня ночью он встретится с новым предводителем скавенов, серым провидцем Танкуолем, и прикажет ему уничтожить своих врагов. Мысли о таком тайном использовании своей власти вызывали у него дрожь. «Это не проявление удовольствия», — уверял он себя.

— Говорю вам, я видел его вчера ночью, — настаивал Феликс. Остальные канализационные стражи уставились на него из темноты. Сверху он услышал громыхание колёс тележки, проехавшей по крышке канализационного люка.

— В «Золотом Молоте». Он был не далее двадцати футов от меня. Его имя Фриц фон Гальштадт, и это тот мужчина, которого мы видели вместе со скавеном.

— Ну разумеется, — сказал Руди, опасливо оглядываясь. — И он обедал в компании графини Эммануэль и чародея Дракенфелса{4}. Что ты вообще делал в «Золотом Молоте»? Туда ходят высокородные. Туда не пустят канализационного стража, даже если его одежда отделана золотом. Ты полагаешь, мы поверим, что ты там был?

— Меня привёл брат. Он купец. И я твержу тебе, что видел нашего парня, это фон Гальштадт.

— Ты ведь не из Нульна, малыш Феликс, не так ли? — Хеф разговаривал спокойно и дружелюбно, словно был искренне обеспокоен устранением недопонимания, проявленного молодым стражником. — Знаешь ли ты, кто такой Фриц фон Гальштадт?

— Глава тайной полиции Нульна, вот кто он такой. Бич мутантского отродья этого города, — сказал Паук.

Челюсти близнецов словно свело судорогой. Феликс и не подозревал, что близнецы были такими горячими поклонниками фон Гальштадта.

— И глава тайной полиции не снизойдёт до общения с крысолюдьми.

— Это почему же?

— Потому что он глава тайной полиции, а глава тайной полиции не занимается подобными вещами. В этом есть смысл, не так ли.

— О, это неопровержимая логика, Руди. Но, говорю тебе, я видел его своими собственными глазами. Человек из канализации — он.

— Ты уверен, что не ошибся, человечий отпрыск? Здесь внизу было очень темно, а во тьме зрение человека не слишком хорошее.

— Я уверен, — сказал Феликс. — За всю свою жизнь я не был в чём-либо более уверен.

— Хорошо, малыш Феликс, даже если ты прав, а я, заметь, этого не говорю, то что нам с этим делать? Едва ли мы сможем подойти к графине Эммануэль и заявить: «Кстати, Ваше Величество, известно ли вам, что ваш наиболее доверенный советник разгуливает по канализации под вашим дворцом в обществе гигантских говорящих крыс?» — высказал Хеф, даже не улыбнувшись.

— Она поинтересуется, какой белены ты объелся, и прикажет своему любовнику-кислевиту бросить тебя в камеру, — сказал Паук.