Ник Кайм - Саламандры Страница 9

Дак'ир продолжал бежать, движимый желанием отомстить, но обнаружил, что доспехи превратились в непосильное бремя. Он стал таким медленным и тяжелым, что под ним раздалась земля — и он рухнул вниз…

Храм растворился, сменившись тьмой и ощущением жара, уродующего лицо. Кожа горела, объятая пламенем. Жгучая боль разрывала левую половину лица. Он попытался закричать, но язык обратился в пепел. Он попытался шевельнуться, но руки и ноги превратились в обугленные кости. Когда последние крупицы сознания растворились в предсмертной муке, Дак'ир понял, что лежит на погребальной плите Кадая, а вокруг бушует пламя. Плита погружалась в огненную реку. Когда она ушла в лаву целиком, боль стала почти невыносимой, и Дак'ира поглотила абсолютная тьма.

И тогда не осталось ничего: ни жара, ни огня, ни боли. Только тишина и отсутствие бытия.

Затем — хлесткая вспышка красного, тошнотворный душок гниения. Перед глазами вспыхнуло лицо Кадая, окровавленное и страждущее, полусожженное лучом мелты.

Жуткие глаза закрыты, разорванный рот словно скреплен скобами. Из темноты раздался голос Кадая, хлынув одновременно со всех сторон, хотя рваные губы капитана не двигались: «Оставь надежду всяк сюда входящий…»

Затем мертвые веки капитана поднялись, явив пустые глазницы. Рот распахнулся, словно кто-то вдруг рассек мускулы, державшие его закрытым:

— Почему ты позволил мне умереть?

Дак'ир рывком очнулся. Лицо его под бесстрастной броней боевого шлема было покрыто холодной маской пота. Моргая, Дак'ир стал ухватывать фрагментами окружающую действительность через оптические линзы.

На внутришлемном дисплее материализовались показатели жизнедеятельности организма космодесантника, передаваемые внутренними системами силового доспеха. Зернистые темно-красные значки указывали на учащенное дыхание, повышенное кровяное давление и зашкаливающий пульс. Замелькали мириады окошек диагностической информации, перемежаясь с замедляющимися ударами сердца. Зрительный имплантат впитывал данные сразу целиком и сохранял в подсознании.

Успокаивающими приемами, отработанными при помощи гипнообработки до автоматического рефлекса, Дак'ир заставил организм прийти в равновесие. И только тогда понял, где находится.

Его окружала прохладная полутьма отсека-санктуария. Обратившись к массиву данных боевого шлема, Дак'ир серией беззвучных команд вывел на экран план операции и закодированные инструкции.

Они находились на борту «Огненной виверны», ведущей дальнюю разведку в Адронном Поясе. Ударный крейсер «Гнев Вулкана» преодолевал бездну реального пространства в нескольких часах полета сзади.

С грохотом ожили двигатели. Хриплый гул турбовентиляторов, подгоняемых бортовым реактором, ворвался на слуховые каналы Саламандра. Дак'ир блокировал самые неприятные звуки при помощи имплантированного лиманова уха,[3] пока через несколько секунд не приспособился. Сейчас он уже совсем пришел в себя. Видение растаяло словно дым, хотя отдельные фрагменты еще мелькали перед глазами: дракон и полусожженное лицо Кадая засели в подсознании болезненными занозами.

Закрепленный гравирамой Дак'ир огляделся и увидел вокруг своих боевых братьев. Глаза Саламандр светились в темноте раскаленными углями. Зеленые доспехи десантников в полной боевой выкладке тускло блестели. Болтеры и клинки были надежно закреплены рядом с каждым в стойках из толстой стали. Более мощное оружие — мультимелты, огнеметы и тяжелые болтеры — хранилось в оружейном отсеке «Громового ястреба».

Ноктюрн остался позади в нескольких месяцах полета. Брат-капитан Н'келн собрал тогда сержантов, как и говорил Дак'иру, и обрисовал в общих чертах свой план возвращения в Адронный Пояс. Присутствовавший там же библиарий Пириил рассказал офицерам третьей роты, что обнаружил слабое, но отчетливое психическое эхо среди космического мусора и звездных скоплений системы. Брат-капитан Н'келн выразил уверенность, что след приведет их к Нигилану, Воинам-Драконам и столь необходимой победе.

Дак'ир вспомнил неодобрительное выражение на лице Тсу'гана, когда капитан описывал операцию. И хотя Тсу'ган умело скрывал свои чувства от Н'келна, Дак'ир знал, что брат-сержант считает гамбит капитана безнадежной тратой времени.

Тсу'ган в тот раз не стал открыто осуждать его: магистр ордена уже дважды выслушал его возражения по поводу капитанства Н'келна, и оба раза Тсу'ган не встретил понимания с его стороны. Нет, несмотря на все свое недоверие, Тсу'ган оставался верен ордену и неукоснительно подчинялся приказам. Все свои замечания он оставил при себе — пока.

По общему выражению лиц нескольких других сержантов, особенно из тактических отделений, кроме разве что Дак'ирова, было ясно, что Тсу'ган не одинок в своем недовольстве. Дак'ир снова вспомнил о высказывавшихся намерениях показать несостоятельность новообращенного капитана, потребовать его отстранения у самого Ту'Шана и просить о назначении на его место другого. Честолюбие Тсу'гана не знало границ. Дак'ир был убежден, что тот в самом деле жаждет добиться звания командира третьей роты.

— Не сидится, брат-сержант? — осведомился Ба'кен, словно прочитав его мысли. Огромный десантник завозился под гравирамой, поворачиваясь к сержанту. Два горящих багровым овала нависли над Дак'иром.

Правила перелетов в глубоком космосе требовали, чтобы десантники носили боевые шлемы постоянно — на случай пробоины в корпусе. Загерметизированные силовые доспехи вместе с мукраноидной железой[4] позволяли выжить в безвоздушном пространстве, пока не придет помощь.

— Да, брат. — И это не было ложью. Дак'ир просто не стал углубляться в подробности. Он перехватил и взгляд Емека: глаза Саламандра блестели за линзами окуляров, тот пристально всматривался в лицо своего сержанта.

— Не сидится без боя, — пояснил он обоим сразу. — Нет причин для беспокойства. — А вот тут Дак'ир соврал.

Видения поначалу приходили лишь во время предбоевых медитаций. Появлялись они редко, раз или два в несколько месяцев. Обычно Дак'ир грезил о своем детстве, о жизни на Ноктюрне до того, как стал одним из Астартес Императора и отправился к звездам, чтобы нести огонь возмездия врагам человечества. Многие из космических десантников не помнили своей жизни до облачения в черный панцирь. Воспоминания, чаще смутные и отрывочные, больше походили на серию образов, нежели на какой-то четкий и упорядоченный перечень событий. Воспоминания же Дак'ира о бытии простым человеком оставались яркими и живыми; он мог вызвать их в любой момент с абсолютной четкостью. Память пробуждала в нем на каком-то фундаментальном уровне тоску и сожаление о том, что ему пришлось оставить, и желание вновь с этим воссоединиться.

Иногда он вспоминал Морибар и свое первое задание. По прошествии лет эти воспоминания становились все более частыми, более жестокими и кровавыми. Они вертелись вокруг смерти, но Морибар тогда купался в неизбежности смерти. Человеческая смертность и почитание павших были главным товаром планеты. Дак'ир тогда был простым скаутом из седьмой роты. Серый мир-усыпальница каким-то образом оставил свое пятно на Саламандре: налет могильной пыли покрыл его, будто саван; он пробрался в Дак'ира, словно паразит, что пожирает гниющую плоть захороненных в черной и мрачной земле Морибара. Дела, которые Дак'ир совершил на том жутком мире, запятнали его еще сильнее, и, словно ожившие мертвецы, они теперь не будут знать покоя. Нигилан — не будет знать покоя.

Вновь вспомнив Морибар, Дак'ир глянул вперед — туда, где стоял Тсу'ган. Иагон, находившийся рядом с Тсу'ганом, пристально смотрел на Дак'ира. О чем он думал, понять было невозможно. В этот раз его брат-сержант, кажется, витал где-то далеко и пропустил короткий разговор в пассажирском отсеке «Громового ястреба». На борту корабля находилось двадцать боевых братьев: два отделения по десять человек. В «Огненной виверне» оставались места еще для пятерых, но они пустовали. Почтенный брат Амадей занимал передовые позиции в носовом трюме корабля. Массивный дредноут тихо подрагивал в крепежных лесах, в полубессознательном состоянии вновь переживая свои былые победы.

С треском помех, который почти перекрыл монотонное гудение двигателей «Громового ястреба», ожило вокс-устройство внутренней связи на одной из переборок корабля.

— Братьям-сержантам немедленно явиться в кабину экипажа. — Мягкий голос библиария время от времени прерывался, но не узнать его было трудно даже среди гула реактивных ускорителей. — Мы что-то обнаружили.

Тсу'ган отреагировал без промедления. Хлопнув по замку, он отвел раму вверх и двинулся по тесному отсеку к трапу, ведущему в кабину. Проходя мимо Дак'ира, который только-только открыл свою раму — убегающее давление гидравлики зашипело, — Тсу'ган не проронил ни слова.