Надежда Первухина - Вежливость королев Страница 12

— Возможно только одно, мой созерен, — Жеан С’едуксен горестно развел руками, — ампутация ног. Причем срочная.

— Брешет ваш лекаришка и денег за брехню не берет! — послышался от кровати слабый, но весьма насмешливый голос. — И где их только учат, докторов этих?! Им бы только резать да потрошить!

Герцог и доктор повернулись к кровати. Больной, оказывается, вовсе не спал и, по-видимому, слышал весь их разговор.

— Приветствую вас, герцог! — Премудрый Гогейтис слабо махнул тоненькой, похожей на костяную флейту рукой. — Скажите мне, уж не грежу ли я — Главный Советник приютил в своем замке гнусного и проклятого по приказу Ее Величества каторжника?

При этих словах мессер С’едуксен страдальчески охнул, а герцог поморщился.

— Прекрати, Уильям. Я хочу вернуть тебя к полноценной и здоровой жизни.

— Зачем? — Изобретатель Вычислителя скептически поджал бескровные губы.

— Я объясню это позже. Когда ты выздоровеешь. Гогейтис присвистнул.

— Видно, я за чем-то очень важным понадобился. Государственное дело! — И глупо захихикал, а герцога при этом смехе пронзила ужасная мысль о том, что его подопечный помешался, и острый ум Уильяма также источила каторжная гниль, превратив в никчемную труху.

Но Гогейтис развеял его сомнения. Он перестал смеяться и серьезным взором посмотрел на герцога и доктора.

— Господин Советник, — сказал он герцогу, — мессер С’едуксен, конечно, прекрасный лекарь, и я прошу у него прощения за насмешку. Но в свое время я изучал такие виды лечений, которые не известны официальной медицине. И я знаю, что в надлежащих условиях и при приеме определенных эссенций моя болезнь исчезнет буквально за несколько дней.

— Но это невозможно… — прошептал доктор.

— Возможно, — заверил того Гогейтис. — И ежели по моему требованию будут мне предоставлены необходимые составляющие для лекарства, а кроме оных — бадья с водой, в которой три часа кипятили двухфунтовый слиток чистого серебра… Мои ноги станут прежними. Я уверен. Знания меня еще никогда не подводили.

— Какое самомнение! — почти беззвучно шевельнул губами доктор С’едуксен. Его врачебное самолюбие было сильно задето, но перечить больному, в выздоровлении которого был серьезно заинтересован сам герцог, он не смел. Ибо все, кто когда-либо и в чем-либо противоречил Главному Советнику, находили свой последний приют в глубоком и безмолвном Колодце Смерти, выстроенном специально для окончательного усмирения непокорных. Колодец был выложен еще при прадеде нынешнего герцога, и, как гласит семейная легенда, первыми, кто упокоил свои кости на дне его, были сами строители. Их просто передумали поднимать на поверхность. К тому же и деньги сэкономили — некому стало платить за работу… Мессер С’едуксен поежился, поймал на себе взгляд герцога и весь обратился в слух.

— Хорошо, Гогейтис, — кивнул герцог, — тебе будет предоставлено все, что пожелаешь. Мессер С’едуксен, вам вменяется в обязанность во всем помогать этому человеку. И если он потребует для своих эссенций толченых алмазов или кошачьей слюны — не спорьте с ним, а принесите требуемое.

Насчет кошачьей слюны герцог как в воду глядел. Она действительно понадобилась. Причем в таком количестве, которое никак не могли дать полдюжины замковых кошек. Пришлось слугам погонять по окрестностям, поискать бродячих котов и стребовать с них дань именем герцога.

Уильям Магнус, из постели пересаженный в кресло, вплотную приставленное к длинному столу, на котором, как в прежние времена, громоздились стеклянные армады колб, реторт и мензурок со странными жидкостями, кропотливо перемешивал добытую слюну с тремя частями порошка взрывчатой верогнезии, частью перетертых листьев королевского едра и пятью частями топленого мосольего жира. После чего поставил смесь подогреваться в небольшом сосуде. Вонь при этом пошла по комнате такая, что мессер С’едуксен закашлялся и кинулся отворять окна.

— Никаких сквозняков, доктор! — завопил Гогейтис. — Закройте окна немедля, иначе не будет положенного результата! Что, воняет? Разве это вонь? Мессер С’едуксен, если вы решились идти тернистым путем познания, приготовьтесь к тому, что благоухать этот путь будет отнюдь не цветочными ароматами!.. Вы приготовили вытяжку из кулыбьей желчи? Извольте подать ее сюда.

Готовая эссенция, которую Уильям предполагал выпить через три дня, в час нарождающейся луны, и с особыми заклинаниями, отстаивалась в специальном темном месте, коим стал потайной стенной шкафчик герцога. До принятия эссенции Уильям успел трижды по три раза окунуться в пресловутую бадью с водой, где плавал серебряный слиток. Герцог, разумеется, не присутствовал на процедурах, но, навещая больного, с затаенным волнением вглядывался в него: произошли ли хоть какие-то изменения? Ведь время так дорого! И им еще столько предстоит сделать (хотя Уильям еще и не подозревает об этом)!

Наконец наступил и почитаемый магами и звездочетами «час рождения луны». В этот час все в замке спали, даже герцог. Только Уильям Гогейтис сидел в кресле у окна и нетерпеливо смотрел на ночное небо. В руках он сжимал флакон с чудодейственной эссенцией. Сердце его глухо и тяжело стучало.

— Пора, — выдохнув, прошептал он и махом опрокинул в глотку содержимое флакона.

Народившаяся тарсийская луна, похожая на зеленоватое недозрелое яблочко, через некоторое время осветила комнату, в которой несколько часов назад сидел ученый. Комната оказалась пуста. Пусто было и кресло, поваленное набок. А в герцогском крытом цветнике кто-то всю ночь отплясывал так, что с кустов летели первые робкие листочки да хрустел гравий под сильными ногами. Невидимыми ногами.

— Доброго вам утра, созерен, — вкрался в еще сонное сознание герцога Рено чей-то очень знакомый голос.

«Какого гламура! Как смеют слуги будить меня в такую рань?!»

И тут герцог окончательно проснулся. Во-первых, слуги обращаются к нему не иначе как «мой созерен», а во-вторых…

Герцог вскочил с постели и быстро оглядел свою опочивальню.

В опочивальне никого не было.

И тут герцог едва сдержал себя, чтобы не завопить. Потому что брошенный им с вечера в кресло халат вдруг поднялся, распялил рукава, а затем принял форму некой фигуры. Которая его надела.

— Надеюсь, вы простите мне эту вольность, созерен. Я за прошедшую ночь замерз просто как гламур. А ваш халат такой теплый…

И тут герцог узнал голос.

— Уильям?!

— Да, созерен.

— Но каким образом?!

Халат беспечно взмахнул пустым рукавом. Герцог кинулся к рукаву и вместо пустоты ощутил руку. Крепкую мужскую руку.

— Поверьте, герцог, это я, а не утреннее похмельное видение. Тем более что вы не пьете.

— Скоро начну, — выдохнул герцог и сел в кресло. — Как это могло произойти?

— Герцог, вы же помните, что сегодняшней ночью я должен был испить приготовленный мной эликсир, чтобы раз и навсегда избавиться от болезни ног.

Эликсир я выпил и тут же почувствовал во всем теле, и особенно в ногах, небывалую бодрость и силу. Я посмотрел на свои ноги — они стали прежними, как до болезни. Я возликовал, вскочил, ощущая себя всесильным — ведь я отнюдь не был уверен в положительном исходе лечения! О таких методах я, еще будучи студиозусом, прочел в книге известного мага-лекаря Аль-Буцида, и вот теперь эти методы оправдали себя! Я хотел было тут же броситься к вам, известить о том, что здоров, но, оглядев себя, вспомнил, что согласно условиям лечения я принимал эликсир, полностью обнажившись! И вот тут произошло неожиданное. Я еще раз оглядел себя и в замешательстве увидел, что тело мое становится как бы стекловидным и прозрачности в нем прибавляется буквально с каждой минутой! Я еще успел броситься к зеркалу, чтоб посмотреть на себя и увидеть, как я становлюсь невидимкой!

Халат комически заломил руки над тем местом, где полагалось быть голове.

— Поначалу я страшно расстроился и испугался. А если вслед за невидимостью мое тело начнет распадаться на крохотные частицы?! Но потом я успокоил себя изречением великого ученого Жан-Клода ван Дайума о том, что истинный исследователь и слуга знания не должен ничего бояться. Подвергнув мысленному анализу произведенные мною операции, а также состав той эссенции, которую я выпил, я с великим облегчением вспомнил о том, что бадмиевые соли, катализуя синтез животных белков и порошка пульфида матримония, поэтически названного Аль-Буцидом «перхоть столетий», могут дать такой побочный эффект, как невидимость! Вреда организму от этого никакого, на мыслительные и… прочие процессы невидимость не влияет… Так что, Уильям Магнус Гогейтис теперь здоров и к вашим услугам, созерен!

Герцог помаленьку пришел в себя.

— И как долго ты будешь невидимкой? — Все-таки общаться с пустым халатом ему, хоть и привыкшему за насыщенную интригами дворцовую жизнь к разным ужасам, было как-то неприятно.