Павел Кошовец - Рик: Прогулка в небесах Страница 12

  Румяный (накаляясь, злобно): - Я сам участвую в этой игре, и, как мне кажется, успешно. Могу привести примеры нескольких удачных союзов и назвать имена оконфузившихся оппонентов, - он исподлобья зыркнул по сторонам, сквозь губы стали проявляться крупные жёлтые зубы, что очень напоминало очаровательную конскую улыбку. Хотя до ржания было далеко.

  Довольный: - Все твои оппоненты в курсе, ибо каждый твой новый союзник делился информацией с нами - и, естественно, твоими новыми соперниками. А вместе мы выбирали стратегию и тихо умилялись твоей бесконечной изворотливости и сволочности...

  И тут понеслось. Посредине помещения произошло столкновение двух туш. Встреча паровоза с баржей. Ну и что, что одно - водоплавающее, а другое - рельсоходящее. Зато очень громко. С довольным хаканьем заработали кулаки. Пена так и собиралась у ртов, знаменуя верблюжий синдром, и мешая прицельно посылать слова, отчего на ум приходила утомительная очередь к логопеду.

  С пронзительным кличем в бой бросился Медный. За ним винтился в битву юркий Бурый, азартно поцокивая зубами. Чернявый вскочил на стол и запрыгнул на спину Румяному, обхватив руками за шею, и погрузил челюсти тому в ухо. Раздался истошный вопль, и необъезженный конь упал на спину, желая всей массой растереть неблагодарного наездника в пыль. Но тот вовремя спрыгнул и теперь использовал пузо мустанга вместо батута. Заваленный Румяный с такой интенсивностью заработал конечностями, причём не по копытно - толкательному методу зебры, а наоборот, захватывая всё попадающееся в радиусе действия, как комбайн. В итоге образовалась удивительная "куча мала". Сверху на неё водрузился Русый, обтекая выпуклости и гася любые попытки воздействовать на его массу. В общем, как говаривал классик: "Смешались в кучу кони, люди..." Шум стоял неимоверный: похрюкивание, повизгивание, хаканье, муканье, мяуканье, ржанье - короче, шум Ниагарского водопада по сравнению с ним - пивная отрыжка.

  Я стоял в сторонке, зачарованный действом, с открытым ртом, не в силах отвести глаза. М-да, игра удалась.

  Наконец-то стряхнул с себя оцепенение и перевёл взгляд на Дрола. На лице того блуждала странная задумчивая улыбка. И хотя взгляд его был направлен на дерущихся, он вряд ли их замечал - зрачки отрешённо застыли на месте. Он посмотрел на меня.

  - Очень интересная игра, Рик, - отвернулся и уже тихо сам про себя проговорил, впрочем, не сильно скрываясь от меня. - В воспитательных целях заставить передраться собственные недостатки... Оригинально.

  А мне вдруг стало грустно. Я смотрел на этих дюлей и мне было... их жалко. Несчастные рабы своих сладостей - слабостей, которые возвели в норму. Глупость, жадность, амбиции, ложь, лицемерие, тщеславие, алчность.

  Ради лишней копейки, возможности обмануть, возвыситься, прославиться готовы на любую гадость... Не очень-то дюли отличаются от людей...

  А я? Какое я имею право осуждать и укоризненно качать головой? Чем я лучше? Точно такой же ковыряющийся в зубах ассенизатор!

 Глава 4.

  В провожатые набился Чернявый. Что ни говори, а потрещать он любил, лихо закручивая сюжеты своих похождений, то бишь выкручивая руки женщинам и прочим лицам противоположного пола одним только взглядом. Глазёнки так масляно и посвёркивали, точно керосиновая лампа, когда отрубили свет, а молодёжь наконец-то дождалась "своего лучшего друга", но в темноте не зная, как "это" делать, поспешно ощупывает близлежащее пространство языками... Это ж надо. Перепутать большой палец ноги с носом... В общем, от щекотки ступня рефлекторно дёргается и... появляется тот самый "керосиновый взгляд". Хоть немного, но всё-таки свет.

  - ... глупышка, говорю, любовь - это когда от одного моего вида начинается икота и хочется сходить по маленькой, не сходя с места. Постой, постой! - кричу поспешно - она ж верит каждому моему слову... Вот ты бы поверил?

  Забегает вперёд, кладёт доверительно руку на плечо, заглядывает в глаза, как в том анекдоте про Ленина, жующего бутерброд с икрой и голодного ребёнка. Я согласен с ним, особенно с тем местом, где нужно "писать, не сходя с места", предварительно наподдав хорошенько и сбив с "крана" резьбу. Мы продолжаем двигаться дальше коридором.

  - О, этот незабываемый запах конфуза! Вот он кайф! - блаженно возводит очи вверх. - А она смотрит ожидающе - естественно, налицо признание в любви в своём самом что ни на есть неприкрытом виде. И ждёт ответной реакции. Я как заржу! А что мне оставалось делать? - вопросительно заглядывает в глаза; я неопределённо пожимаю плечами - действительно, делать больше нечего. - Лицо её морщится в попытке изобразить плач, делает шаг назад и... - наступила драматическая пауза, - цепляется за всё то добро, что было навешано на ней - помнишь, я просил обратить внимание на то, как его много. Как на единственной вешалке в гардеробе оперного театра во время очередной презентации. И падает! Ножки очаровательно проносятся у моего лица, значительно поднимаясь над уровнем моря, разлетаются в стороны, открывая мокрые прелести. А после следует звучный шлепок, как кульминационная точка падения. Она ошалело вертит по сторонам головой и произносит... "Ик!" - Чернявый заливается смехом, очередь "Максима" времён гражданской войны по сравнению с которым - неуклюжий танец лебедей. - Ну, как я мог не удовлетворить столь преданную любовь? Разрешил облобызать мне руку...

  У меня непроизвольно морщится лицо, как от кислого яблока с располовиненным червячком. Слуховые рецепторы на грани истерики, а кулаки так и чешутся убавить звук самым радикальным способом - вырыванием розетки.

  Но... но приходится терпеть. Я ведь в гостях, и не где-нибудь, а в Замке! Что бы это ни значило. Может законы гостеприимства этого места требуют наличия рядом с гостем сопровождающего с веником вместо языка. Этакого гида - или гада (как правильно?) - гореизвестного своими пересоленными шуточками и непроходимым лабиринтом мозгов, где Минотавр уже давно скопытился вместе с Тесеем и прочими Ариаднами.

  Я постарался отвлечься и думать о чём-нибудь приятном, например, о белокурой проводнице. Но в таком виде, чтобы это не мешало идти. А параллельно приспосабливал походку под Чернявого с этаким регулярным неопределённым покачиванием головой - на случай вопросительной интонации - мол, и да, и нет, и согласен, и не очень, "не то сына, не то дочь, а неведому зверушку..." А что делать?

  На ум стали приходить разные глупости, типа попросить у местного завхоза безразмерную лестницу, чтобы влезть на неё и снять парочку звёздочек для Фиалки (это я так окрестил свою провожатую за её глаза). М -да, садовод - любитель. Или представлял себя этаким пчёлом (или шмелем?), летающим, жужжащим и опыляющим известные цветы... Это уже из энтомологии.

  Мы наконец-то упёрлись в цель нашего путешествия, так как Чернявый резко перестал сорить словами и с довольной ухмылочкой сделал приглашающий жест. "Ваши апартаменты, вам и открывать".

  Я толкнул дверь, но этого оказалось недостаточно, пришлось приложиться плечом и немного покряхтеть. Возможно прозвучал необходимый звуковой сигнал, так как массивные: полтора метра в ширину и два с половиной метра в высоту створки жалобно попискивая (что значит, голосок не соответствует масштабам, кастрированные, что ли?), стали проваливаться внутрь помещения...

  В носу защипало, глаза стали слезиться, я судорожно ухватился за обонятельный орган, пытаясь остановить необратимые процессы. Не хватало ещё расплакаться перед этим наглым самоуверенным дюлем! Щёки раздулись, лаза зажмурились и... Как чихнул!

  Словно осколочная граната, взорвалась носоглотка, показалось даже, что перед глазами мелькнули верхние зубы, отдача аж стрельнула в позвоночник. Немного отдышавшись, ослепший и оглохший, стал проверять, всё ли нормально, нет ли разрывов. И только уж хотел с облегчением вздохнуть, как сзади хрястнула как минимум авиабомба.

  Барабанные перепонки испуганно дёрнулись. Поздно. Взрывная волна внесла в помещение - и так, удачно, в лузу, не задев борта, приземлился на все четыре конечности, как раз для устойчивости (говорят, наши предки так и передвигались, изредка приземляясь на пятую). В голове звон, подташнивает... Контузило, блин.

  Сколько времени прошло, затрудняюсь ответить, но я начал кое-что различать, увидел, как в дверной проём проникло то, что осталось от Чернявого: безумные глаза, какой-то сумасшедший карнавальный грим из соплей, слюней и крови - он пытался остановить её, максимально погружая фаланги пальцев правой руки в ноздри, волосы будто покрыты инеем и разметённые в таком жутком беспорядке, словно голову Чернявого использовали вместо метлы. Он поколдовал у дверей, и в помещении зажёгся свет. И тут снова началось щекотание в носу.