Андрей Балабуха - Человек человеку — кот Страница 13

— Видимо, придется принять — при всём неправдоподобии… Какой-то, условно говоря, механизм осмысляет произнесенное имя, потом где-то отыскивает в природе…

— А может быть, и создаёт, если в природе такого предмета не существует…

— Ты думаешь?

— Понимаешь, у меня что-то начинает брезжить в памяти. Вчера мы с тобой наиздавали целый вагон произвольных звукосочетаний — как и обычно в игре. И получили взамен тот же вагон, но уже в виде вот этого хаоса. Давай сейчас, прежде чем рассуждать дальше, попытаемся как можно точнее вспомнить — какому звукосочетанию соответствует каждый продукт.

— Что это нам даст?

— Возможно, очень много. Вот я уже вроде бы точно вспомнил: это, к примеру, чудище…

И Эмигель указал на тороид, сантиметров тридцати в поперечнике, как бы подвешенный между девятью стержнями, покоившимися на круглой платформе, хотя с ними его не соединяла никакая видимая связь.

— Эта вот карусель появилась после того, как я произнес…

Зенон вовремя схватил собеседника за руку:

— Тсс!

— А что?

— А то, что если ты снова это произнесёшь, нам скорее всего выдадут ещё одну такую штуку — а мы не знаем даже, что делать с теми, которые уже есть. Давай-ка в письменном виде. Надеюсь, что читать оно не умеет. То, что нас осыпало этими дарами.

— Если смогу, — с некоторым сомнением согласился Эмигель. — Рука, понимаешь, ещё не пришла в себя как следует. Открой-ка ещё по одной. Да и потом — на письме всё это будет очень уж приблизительно, буква не в состоянии передать всю полноту каждого звука…

— Это ты мне объясняешь? Спасибо, вразумил. Только нам и не нужно, чтобы передавала: написанное просто поможет нам вспомнить каждую комбинацию — такой, какой она звучала на самом деле.

— Прав. Дай-ка какое-нибудь…

— Как можно тише!

— Какое-нибудь писло, — проговорил Эмигель едва уловимо. — А впрочем — у меня же есть ручка…

И на бумажной салфетке он корявыми буквами изобразил нужное звукосочетание.

— Ну, и что дальше? — поинтересовался Зенон, поглаживая устроившегося тут же на столе Кузю.

— А вот что: второе чёткое воспоминание созрело, что вон те как бы оленьи рога, что постоянно вибрируют, если всмотреться как следует, — рога эти растут из бублика, который служит для них основанием… Да ты не туда смотришь: они рядом с тобой, слева, стоят на микроволновке…

— Ах, эти? Пакостная штука. Я вспомнил: возникая, они в темноте хорошо приложили мне по макушке, не будь я тогда уже сильно поддатый — мог бы и умереть от страха.

— Они самые. И скажи спасибо, что почему-то не реализовалось всё то, что ты тогда назвал сгоряча. Если бы вдруг твоя мать…

— Ладно, ладно. К счастью, продуцируются, видимо, только конструкции, но не существа. Так что насчёт рогов?

— А что насчёт рогов? А, да. Я хотел сказать, что они возникли после того, как было произнесено…

— Пиши!

— Да пожалуйста.

И Эмигель изобразил рядом с первым и второе звукосочетание.

— Вижу. И что из этого следует?

— А то, что в обеих этих конструкциях неизвестного назначения присутствует тор.

— Неоспоримо.

— А в звукосочетаниях, что их вызвали, и тут и там имеется вот это трезвучие.

И Эмигель обвёл кружками те комбинации, о которых только что говорил.

— Гм… Похоже на то, что эти фонемы соответствуют…

— Вот именно. В какой-то, неизвестной нам, системе знаков. Это как бы команды на создание. Если серьёзно заняться такого рода анализом, при помощи компьютера, конечно, то в конце концов можно будет разобраться во всей этой системе.

— И что? Постой, начинаю соображать… Кузя, не мешай…

— Ага! Оцениваешь перспективу? Изобретательско-конструкторское бюро! Единственная в мире фирма! Клиент приходит и говорит, допустим: «Мне нужно устройство, которое будет каждый день с двух до четырёх часов разгонять облака, если они будут, а с шести до восьми, наоборот, создавать их, если их нет». Ты отвечаешь ему: «Пожалуйста, это вам обойдётся в… ну, это мы ещё прокалькулируем… получить можете завтра после полудня, доставка за ваш счёт».

— Ответить не трудно. Но выполнить…

— Ещё легче. По найденной системе знаков мы заказываем нужное устройство и получаем его.

— Интересно, как ты его закажешь? У тебя есть представление, как оно должно быть устроено? Как будет действовать? По-моему, Миля, это, мягко выражаясь, муть.

— Ничуть не бывало. Конечно, у меня нет ни малейшего представления о такой конструкции. И ни у кого нет. Но оно и не нужно. Зато у меня возникла полная ясность в другом, главном: во Вселенной существует всё. Всё, что мы в силах себе представить, и ещё больше — того, что мы и вообразить не в состоянии. И у каждого есть своё имя — в той системе фонем, которую нам предстоит найти. К счастью, все наши сочетания записаны на плёнку. Как и всё то, что мы сочиняли и издавали на протяжении… сколько уже лет мы играем в эту игру?

— Восемнадцать. Но записываем только пятнадцать лет.

— Представляешь, сколько диких звукосочетаний? И каждому из них, я уверен, соответствует какая-то сущность. Пусть какая-то их часть обозначает живые существа, которых нам не дадут — хотя как знать, может, в будущем мы и до них доберёмся…

— И всё же я сомневаюсь.

— Могу я спросить — почему?

— Потому что всё это всего лишь фонетика. Колебания воздуха…

— Не обязательно. Среды.

— Но эта среда существует только…

— Ах, вот ты о чём? Стыдись! По-моему, ты ещё не совсем пришёл в себя. Может быть, я закажу всё-таки — ты взбодришься…

— Ни-ни! Потом, я же сказал,

— Ну, как знаешь. А сомнения твои — пустые. С таким же успехом можно не верить в то, что, мягко шевельнув пальцем, ты способен убить человека на километровом расстоянии, или сбить самолёт, или испепелить целый город.

Ну, не лично ты, разумеется… Фонема, всякая — лишь сигнал для начала процесса, о котором мы ничего не знаем кроме того, что он приводит к определённому результату. А кто не верит — пусть приходит и полюбуется на всё это.

— Знаешь, с этим, пожалуй, можно согласиться.

— Я думаю!

— А я вот думаю…

Сказав это, Зенон умолк. Опёрся локтями о стол, положил подбородок на ладони и закрыл глаза. Эмигель с полминуты сидел спокойно. Потом спросил:

— Ты что — уснул? Вроде бы не с чего.

— Я же сказал: думаю, — недовольно откликнулся Птич.

— Думай вслух. Так веселее. Или у тебя возникли секреты?

— Да ну… Просто мне всё это не очень нравится.

— Брось. У нас перспективы такие, что дух захватывает.

Но Зенон, похоже, рассуждал иначе.

— Может, перспективы и есть. Только не там, где ты их вроде бы увидел.

— Это ещё почему? — ощетинился Какадык.

— Миля! Это же экономика. Бизнес, и всё такое.

— Ну, да.

— Подумай трезво… то есть я хотел сказать — здраво или хотя бы спокойно. Ну, какие из нас с тобой дельцы? Да мы с тобой ни в чём не смыслим, кроме языков. Мы гуманитарии, разве не так? Нас любой деляга вокруг пальца обведёт, и мы ещё и в долгу останемся. Мы с тобой живём где-то между наукой и искусством. Вот тут нам и надо что-то искать. Даже не что-то, а применение тому, что на нас свалилось. Насчёт расшифровки системы — тут ты прав. Но на это уйдут годы. А до тех пор? Я думаю, надо зайти с другого конца. Попробовать оценить всё, что у меня тут возникло, как бы со стороны. Как это может выглядеть?

— Не знаю. Зато знаю другое: если мы хотим расшифровывать систему, то времени на заработки у нас не останется. Придётся даже отказаться от одной-другой работы. Вывод? Сейчас нам пригодилось бы одно искусство: где найти спонсора или, на худой конец, получить не самый грабительский кредит, чтобы спокойно заняться делом.

— Вот тут-то я и вижу перспективу, — сказал Зенон торжествующе. — Кредит не понадобится — столько, сколько потребуется для начала, мы и так достанем, всё-таки не самые бедные…

— Объясни толком. Что, может, решил дачу продать? Эту самую?

— Погоди. Кузя есть хочет. Интересно, смогу я сейчас добраться до шкафчика с его кормом? Рыбу он вчера доел. Не хочется двигать все эти экспонаты — мало ли что.

Птич встал и начал осторожно пробираться между неопознанными объектами. Остановился перед препятствием, наглухо перегородившим путь к шкафчику: матово серой дыней, с полметра в длину, что покоилась на шести изящно изогнутых ножках. Высотой всё сооружение достигало колен, и приходилось решать: то ли перешагнуть через него, то ли осмелиться переставить на что-нибудь другое — где найдётся место. Птич осмотрелся и решил рискнуть: рядом стояло нечто, что очень хотелось назвать просто сундуком, и на крышке его как раз хватало места. Птич нагнулся, протянул руки, примериваясь. Эмигель посоветовал:

— Ты бы хоть перчатки надел. Вдруг шарахнет.