Леонид Каганов - Эпос хищника. Сборник Страница 14

– Тридцать пять.

– Ладно, тридцатка.

– Тридцать пять.

– Вот честно, вот положа руку на сердце - сколько летаю, а таких уродов никогда еще не видел! Ты на рожу свою погляди, рожа каменная, без эмоций, заладил как попугай одно и то же! Ты вообще какие-нибудь другие слова знаешь, кроме "тридцать пять"? Вот попробуй, просто ради спортивного интереса, скажи: "четвертак". Чет-вер-так! А?

– Тридцать пять.

– Вот она, что делает с людьми жадность! Вот она, мелочность! Вот она в чем проявляется! Вот скажи, ну тебе ни капельки не стыдно, а? Уже час ты из меня жилы тянешь. Отдал бы за тридцатку - и никакой головной боли!

– Тридцать пять.

– А ты знаешь вообще, как это называется? Это комплексы! Твои комплексы! Потому что ты ничтожество! Ты - никто! И жизнь твоя - копейка! Посмотри на себя, кто ты? Только и годишься стоять на задворках провинциального космопорта и продавать с лотка запчасти! Будь ты проклят! Четвертак?

– Тридцать пять.

– Ты только на меня свои проблемы-то не переноси, ладно? У тебя небось с бабами проблемы, да? У тебя встает раз в полгода, я правильно догадался? Ну так и нечего тут на мне злобу срывать! Нашел, понимаешь, где самоутверждаться! Важным себя почувствовать хочется? Значимым? Статусным? Я ведь в психологии спец! Я ее изучал после армии на трехнедельных бизнес-курсах! И еще книжки по психологии читаю! Там так и говорится: пока у человека все в порядке - у него и отношение к миру позитивное. А как чувствует себя в дерьме, в органике по уши - так, значит, давай за счет других утверждаться! Да будь ты мужиком-то, в конце концов! Ты мужик или нет? Как баба, как торговка базарная себя ведешь, ей богу! Продай за тридцатку - и сразу на душе легко станет, вот увидишь!

– Тридцать пять.

– А ведь я тебя давно раскусил, да! Я ж понимаю прекрасно, что не в пятерке дело! Кто ж из-за пятерки так торговаться станет? Тебе просто поговорить не с кем, да? Стоишь тут по нескольку суток, кругом ни души, общения никакого, экстранета нету, радио и то не работает, а поболтать-то хочется? А тут я подвернулся! И ты давай на мне отыгрываться! А зачем? А? Общаться не с кем - заведи себе кошку! Есть порода, которая в разреженном воздухе живет! Завел бы кошку - и общался с ней! Не хочешь? Нет? Тебе надо покупателя найти и всю душу из него вынуть! А язык тебе на что Богом дан? Так не криви душой, скажи прямо как есть - мол, скучно мне до смерти, опух от одиночества, поговорить не с кем, рад человека живого встретить, давай, мол, с тобой просто так за жизнь побеседуем! Разве ж я не пойму? И поговорили бы нормально без этих истерик! А фильтр отдал бы за тридцатку?

– Тридцать пять.

– Это твое последнее слово, да? Так? На! Подавись! На тебе твои тридцать пять! Ровно! Можешь не пересчитывать! Жри, сука! Жри, мразь! Доволен? Настоял на своем? Держи еще тридцать пять - за второй фильтр! Радуйся! Добился своего! На пустом месте, ни за что - и себе настроение испортил, и мне! А теперь держи еще десятку - чтоб тебе было стыдно за свою жадность! Не хочешь? Нет, врешь, возьмешь! Вот я тебе ее на лоток кладу и отражателем прижимаю. Это твое! Запомнишь меня, подонок! Прощай! Тьфу!

– Удачного полета, человек. Спасибо за покупку.

 13 июля 2003, Опалиха

ДОЛЛАРКА

Наставник глядел на молодого Ученика с отеческой укоризной и слегка покачивал головой. Так медленно, как качают головой лишь глубокие старцы, боящиеся расплескать накопленную мудрость.

– Ты опять ничего не понял… - произнес Наставник.

Ученик был подтянут, лопоух и розовощек. На его бледном лице светились добрые ясные глаза, но челюсти он упрямо сжимал. Наставник ценил своего Ученика и гордился им. Но слишком хорошо его знал, поэтому видел насквозь. Ученик играл. Для него, как для любого молодого существа, все происходящее было пока лишь игрой. Это потом он научится отличать игру от реальности, а затем и вовсе забудет про игры. Но сейчас молодой организм учился отстаивать свое мнение и спорить. Учился бороться и побеждать. Учился не жалеть сил, отстаивая то, во что искренне верит. Для него было жизненно важным не уступить Наставнику. А Наставнику было грустно от того, что никак не объяснить Ученику, что в нем происходит.

– Добро - это добро. Зло - это зло. Среднего не существует, - повторил Ученик с рассудительным упрямством, словно распихивал по узким полкам шкафа древние растрепанные книги, не желавшие там умещаться.

– Добро и зло - категории относительные, - повторил Наставник, хотя понимал, что беседа давно идет по кругу. - Добро может стать злом, а зло может обернуться добром. Мера - вот абсолютная категория. Добро в меру - добро. Добро сверх меры - зло. Зло в меру - зло. Зло сверх меры…

– Хорошо-о-о… - перебил Ученик с деланным спокойствием, но Наставник видел, как напряглись его крылья. - Хорошо-о-о… Допустим, человек попал в беду…

– Допустим… - кивнул Наставник.

– Допустим, он… сломал ногу!

– Допустим, сломал ногу…

– И Наставник утверждает… - Ученик поднял ясные очи, - что будет злом принести человеку абсолютное исцеление? Наставник предлагает исцелить ногу частично? В меру?

– Разве я говорил подобное? - Наставник чуть склонил голову набок. - Истинной мерой здесь будет исцеление, но…

– Так… - вскинулся Ученик, но Наставник поднял костлявый палец.

– Но не полное! И не моментальное исцеление! Иначе человек никогда не научится ступать аккуратно.

– Но ведь… - снова вскинулся Ученик, и Наставник опять остановил его.

– Я не закончил. Ты же толкуешь о безмерном добре, верно? Тогда подумай: будет ли счастлив человек, если вместо одной сломанной ноги ты подаришь ему целую дюжину здоровых?

– Я такого не говорил! - обиделся Ученик. - Дюжина ног - это нелепость!

– Любое превышение меры - нелепость, - ответил Наставник. - Особенно если речь идет о нелепом подарке. Тебе предстоит научиться чувствовать грань, где кончается добро и начинается превышение меры.

– Грани не существует. - Ученик снова сжал челюсти. - Или мой Наставник толкует об ограниченности добра?

Наставник вздохнул.

– Мы говорим на разных языках, и ты не пытаешься меня понять…

– Я пытаюсь понять, - упрямо кивнул Ученик.

– Тогда пойми, - размеренно произнес Наставник. - Слово "добро" имеет два значения. Добро - в смысле хорошо. И добро - в смысле имущество. Нажитое добро. К сожалению, ты пока не видишь разницы между добрым поступком и добрым подарком. Подарить добро - это не всегда сделать добро.

– Как может обернуться злом добрый подарок?

– Добрый подарок может обернуться чем угодно, - грустно вздохнул Наставник. - Добрый подарок может унизить. Добрый подарок может избаловать. Добрый подарок может даже убить. Помочь добиться чего-то самостоятельно - вот самый добрый подарок.

– Нет.

Наставник качнул крыльями и повернулся к лучам далекого светила, еле-еле пробивавшегося сквозь клубы густого сумрака.

– Закончим на сегодня, мы оба устали… - произнес он размеренно. - Сделаем так: ты ступай и обдумай все хорошенько. Мы вернемся к этому вопросу со свежими силами.

– Наставник не желает указать мне на мою ошибку? - саркастически заметил Ученик. - А может, Наставник не знает, в чем моя ошибка? И сам желает поразмыслить? Что ж, если так…

Ученик выжидательно поглядел на Наставника. Ни черта он не устал сегодня.

– Хорошо, - кивнул Наставник, - ты готов доказать мне свою правоту на деле?

– Готов!

– Пусть будет по-твоему. Попробуй.

Он взмахнул крыльями, поднял свой костлявый палец и плавно указал вниз. Внизу замелькали моря, города, улицы, дома, окна, тротуары. И лица, лица, лица. Наконец калейдоскоп замер. Это было грязное опухшее лицо с кровоподтеком на левой щеке.

– Кто это? - удивился Ученик.

– Это человек, - веско сказал Наставник.

– Вижу, что человек… - осторожно произнес Ученик, рассматривая окаменевшее лицо.

– Это человек, у которого нет ничего. Совсем. Ему достаточно подарить самую малость - и это уже будет добрым подарком. Спустись и подари ему немножко больше. Подари то, чего у него не может быть. Подари ему такое добро, которое ему никто не готов подарить.

– Легко! - кивнул молодой Ученик. - Я пошел…

Наставник вздохнул, поджал губы и молча смотрел, как бодро Ученик расправляет крылья. Но в последний миг он все-таки окликнул его:

– Подумай, а если ты ошибаешься? Тебе его совсем не жалко?

– Что? - непонимающе обернулся Ученик, а затем глянул вниз, куда указывал палец Наставника. - Жалко. И я подарю ему достаточно добра!

– Эта, пожалуй, не даст.

Мысли ворочались в голове пыльно и глухо, как мельничные жернова, при каждом повороте отдавались в глубине унылой болью. Последнее время думать стало тяжело. Беда была и с памятью - детство и юность Порфирич помнил хорошо, помнил училище, армию, друзей по цеху и жену Надьку. Помнил, как пили, как ушла жена, как бросил завод и устроился в жэк электриком. Помнил, как выгнали из жэка, как устроился сторожем на зиму в дачный поселок. А вот дальше уже помнил смутно. Запомнилось только, как сдал свою квартиру. Запомнились одни лишь глаза - наглый прищур нового жильца. А вот как и почему он остался совсем без квартиры - этого Порфирич не помнил.