Сергей Лукьяненко - Остров Русь Страница 15

— Гапона не трожь, — огрызнулся Владимир. — Какой ни есть, а в домино отменно играет, галстук завязывать умеет, боянов высмеивает знатно. Как придет с повинной, так и разберемся.

Наступило молчание. Нарушил его Емеля, который поглаживая руку Несмеяны, спросил:

— А свадебку когда сыграем?

— Свадебку? Через недельку. Надо бражки наварить, налог свадебный с горожан собрать, ликование народное организовать... — Владимир поочередно загибал пальцы. Потом уставился на Василису и задумчиво произнес: — Что-то о тебе мне Гапончик говорил... Он, конечно, под подозрением, но просьбу его уважим... А! Вспомнил! Мечтал он тебя в сережках самоцветных увидеть, что я тебе на свадьбу дарил! Давненько ты их не носишь.

Василиса незаметно побледнела и, ломая руки, сказала:

— Как скажешь, милый. Одену.

На том и закончился этот содержательный для наших героев день. Оставим же их в тот момент, когда все они, кроме Василисы, похоже, пребывают в приятном расположении духа.

Глава восьмая, в которой сперва выясняется, что бежать некуда, а потом — что этого и не нужно

Долго ли, коротко ли шли богатыри с Иваном да с пленным басурманом, пока не вышли к морю синему.

— Странно мне это, — сказал Илья озадаченно, — думалось, Руси-матушке конца-края нет...

Пленный печенег задергался, явно желая что-то сказать.

— Развязать? — спросил Иван с готовностью.

— Погодь, Ванюша, — остановил его Алеша Попович. — Дай, сперва слово ему смолвлю.

Он строго посмотрел на басурмана:

— Учти, враг, ежели напрасно беспокоишь, вмиг голову снесу, а ежели с пользой — восвояси отпустим. — А Ивану шепнул: — Так и так от лишнего рта избавимся.

Пленник согласно закивал. Дескать, с пользой, с пользой, сказать только дайте!

— Что ж, развяжи его, Ваня, коли жизнь ему недорога, — сказал Алеша и принялся демонстративно водить точильным камнем по лезвию меча.

Иван снял повязку с лица печенега, тот жадно глотнул воздуха и заговорил:

— Я есть картографф, ветрографф и гидрографф собаки-хана печенежского. Весь дорог, рек да порог на Руси знаю...

— Говорил я, не зря языка взяли! — обрадовался Добрыня, — признавайся, тать, где мы можем от гнева княжеского схорониться да предателями не прослыть?!

— Нет у меня разумения сего иметь, — сказал печенег, косясь с опаской на алешин меч. — Могу поведать лишь, как Русь ваш, матушка, устроен. А там вы уж сам решать.

— Давай, пес, рассказывай, — согласился Добрыня.

Разочарованный Алеша вернул было меч в ножны, но когда печенег начал свой рассказ словами — «Русь ваш невелик есть...» — вновь проворно его выдернул и занес над басурманской головой.

— Велик, велик, — пролепетал тот испуганно, — только размером мал.

— То-то, — сказал Алеша, — точнее формулировать надобно. А то, не ровен час, беда случится...

— Мал размером ваш Русь... — снова начал печенег речь свою. И вот что из рассказа сего богатыри узнали.

Русь, оказывается — остров в океане. За неделю его по периметру на добром коне обскакать можно запросто. Четыре реки на острове сем: самая большая — Смородина, поменьше — Волга, Днепр да Москва-река. На реках сих и стольный град Киев стоит, и десяток городишек провинциальных с деревушками окрест. А посередь Смородины опять же островок — Царство Кащеево. В царстве том только малый лесок да болота кусок. И замок самого Кащея еще. Вот и все география русская...

А в недрах земных — ни серебра, ни злата, ни урана какого-никакого. Сплошь — кораллов монолит, лишь слюда есть да графит...

Обидно Ивану стало за землю русскую.

— Что ж вы, печенеги да половцы, так и прете на нас, коль нет у на ничего?

— Есть у вас то, что ни в какой другой земля нет, — ответил басурман искренне: — То скатерть-самобранка, гусли-самогуды, ведьмин студень да прочий хабар! Цену купцы с большой земли за все это дают немеряную. То ль из корысти какой, то ль из интереса научного.

— Вот, значит, что вам надо, — вымолвил доселе молчавший Илья Муромец. — Что ж, и змеи многоглавые за морем не водятся?

— Не водятся, — подтвердил печенег.

— Скучно, знать, живут там.

— Скучно, — согласился тот.

— А зелено-вино-то есть у них?

— Это есть.

— Тогда еще ничего, — кивнул Илья. — Что ж, ладно, Ваня, отпусти ты его с миром. Не досуг нам с ним возиться, своих дел хватает.

Развязал Иван пленника, тот и был таков. Поминай, как звали. А богатыри с Иваном призадумались.

— Некуда нам, братья, и бежать-то, выходит, — сказал Илья после долгого молчания. — Да и негоже нам, богатырям русским, словно татям ночным во степи хорониться. В Киев вертаться надобно, челом князю бить. Какой ни есть, а владыка отечества. Пущай решает — казнить аль миловать... Да и вовсе бежать нам не следовало. С горяча это мы, не подумавши.

На том и порешили.

...Вот входят богатыри в стольный Киев-град, головы понуривши. Смерть лютую чают. Что за диво?! Народ по обочинам стоит, славу им поет, шапочки в небо подкидывает. А глашатай князев вдоль дороги бежит, выкрикивает периодически:

— Внимание, внимание! Слава русским богатырям да дураку Ивану — за компанию!

— Видать совсем обнаглел собака-князь, — нахмурился Илья. — Указ издал, что б встречали нас с почестями. Заманивает.

Когда глашатай в очередной раз пробегал мимо богатырей, Илья изловчился и поймал его за шкирку.

— Признавайся, злыдень, издал князь указ? — спросил он грозно, придвинув лицо глашатая к своему, нос к носу.

— Издал, — прохрипел тот.

— И о чем сей указ?

— О том, чтоб вас, как в Киев воротитесь, встречать с почестями.

— Так я и думал, — с торжеством и обреченностью одновременно произнес Илья, отпуская глашатая. Тот быстренько отполз в сторону — от копыт подальше.

— Слыхали? — обернулся Илья к остальным.

Алеша печально кивнул. А Добрыня изрек:

— Сказал бы я, что о князе нашем думаю, да благородство не позволяет.

Алеша, соглашаясь, вновь печально кивнул.

«Ну, снова про политику начали, — подумал Иван. — Опять беды не миновать...» И предпринял попытку отвратить неминуемое:

— Братцы, мы ж с повинной идем!..

— Молчи, сопляк! — осадил его Илья решительно. — Я передумал. С боем к князю пойду.

— Один за всех! — обрадованно вскричал Алеша.

— И все за одного, — отозвались богатыри и пришпорили коней.

Иван, не зная, что и думать, помчался следом. Не казнят, так на Несмеяне поженят. Хрен редьки не слаще...

А народ все шапки кидал.

...В терем княжеский влетели они, не слезая с коней. Вмиг сени миновали и ворвались в гридни столовые. А там — пир горой! Гостей да собутыльничков — видимо-невидимо!

Как узрел Владимир Красно Солнышко богатырей с мечами наголо, потемнел челом. Но сдержался, встал с кубком в руках и таковы слова молвил:

Гляньте гости мои — бояре да богатыри,Вот и прибыли на пир герои русские,К князю русскому — без уважения

Но не стану за то я серчать на них,А напротив — поклонюсь с благодарностью —За победу над ратью несметнуюДа за службу земле нашей честную!

И, сказав сие, опрокинул князь чашу, а затем поклон богатырям отвесил.

Богатыри стояли потупясь. Правду князь говорит али ерничает?

Тишина над столом воцарилася.

«Ерничает, — решил все же Илья, — издевается». И открыл было рот, чтобы как-нибудь пообиднее князя оскорбить, но тут же и закрыл. Только выдавил:

— О-о!.. — и пальцем на Емелю указал.

Богатыри и Иван уставились в указанном направлении.

А Емеля начал было под стол сползать, но понял, что это его не спасет и закричал истошно:

— Ребята?! Приехали?! А мы тут пьем за вас, ей богу! Садитесь! Ну че вы как не родные-то, а?!

Иван-дурак вмиг прослезился. И тоже закричал:

— Емеля! Брат! А мы уж думали, погиб ты! А ты, значит... ты значит... — И тут до него дошло: — А ты убег, значит? И трофеи, ирод, прихватил?!!

— Да ты что, Ваня! Как ты мог подумать? — очень правдоподобно оскорбился Емеля. — Не убег я, а о подвиге вашем князю сообщить поспешил. А трофеи захватил, как вещественное доказательство.

— Ну, не так, зятек, все было, положим, — тихонько сказал ему князь. А во всеуслышание продолжил: — Ты, Иван, говори, говори, да не заговаривайся! Емеля со дня на день зятем моим будет!

— Зятем?! — обрадовался Иван. — Добился, значит, своего! Выходит, князь, за меня ты свою дочку отдавать не станешь уже?

— За тебя? — презрительно фыркнул Владимир, словно такого разговора никогда и не было. — Ну, ты, Иван, загнул! Ты, спору нет, герой, конечно... Однако ж, если б я за каждого героя дочь свою отдавал... Она б у меня давно б уж сама матерью-героиней стала!

Тут сидящие за столом громогласно заржали, и обстановка окончательно разрядилась. Богатыри сунув мечи в ножны и соскочив с коней, коих дворовые сейчас же из гридней вывели, уселись за стол подле князя и присоединились к общему веселью.