Андрей Белянин - Жениться и обезвредить Страница 16

– Всё будет хорошо, любимая. Мы только вылечим Еремеева, вернём домой царицу, восстановим брак Гороха, найдём убийцу возчика Брыкина, выясним причины нападения вандалов на Немецкую слободу, проведём экспертизу баньки на предмет закрытия дверей и…

– Поженимся? – с надеждой подняла бездонные глаза моя бывшая бесовка.

Я кивнул:

– Обещаю. Да там в принципе всё уже договорено должно было быть. Я прямо сейчас сбегаю к отцу Кондрату и уточню день венчания. Вроде бы к концу недели он посвободнее. Пышную свадьбу закатывать не будем?

– Не надо.

– Вот именно. – Я присел на лавку рядом, тоже глянув в окно.

Матушка государыня, в нижней рубашке, корсете и подоткнутых юбках, властно учила наших стрельцов движениям австрийской оздоровительной гимнастики. Мужики послушно парились в кафтанах и шапках, но раздеваться при венценосной особе не рисковали. Молодцы, хоть что-то соображают.

– Яга где?

– На экспертизу пошла, дверь смотреть.

– Тогда я тебя поцелую. Такой момент упускать нельзя…

– Это точно, – серьёзно согласилась она, закидывая руки мне на погоны.

Целовались мы сладко, но недолго. Кто нам помешал? Как мне надо называть его – по матери, по имени или и так все уже догадались?! Но начал он безукоризненно тактично…

– Войти позволите ли?

– Да входи уже. – Чуть смущённая Олёна встала с моих колен, я зачем-то отряхнул брюки и строго воззрился на нашего увальня. – Докладывай. Всё докладывай. Но в первую очередь главное: зачем тебе понадобилось арестовывать гражданку Матрёну Тарасову?

– Мне?! – ахнул он, театрально схватившись за сердце.

– Митя, не ломай комедию.

– Да вот вам крест! – Он рухнул на колени и затараторил с такой скоростью, что перебить его значило просто словить неопределённым глаголом в лоб. Я не рискнул. – Как иду я, молодец, вдоль базарчика. Вдоль базарчику иду, мимо лавочек. На товары не смотрю, чё не видел-то? А ищу себе свищу приключеньица! На головушку ищу на бедовую да на заднюю на часть нефронтальную. Чую, запах предо мной подозрительный, он идёт себе душком из бочоночка. А в бочонке том лежит да капусточка! Не простая, ай-лю-ли, а с брусничкою! Ну и как не навести тут ревизию? Нешто мимо прошагать, не попробовать? Дык куды ж засунуть честь милицейскую, если даже хоть чуть-чуть не попробовать?! Застыдило бы меня всё начальствие, отвернулись б от меня други верные, растерял бы я навек уважение и ушёл бы в монастырь всё замаливать… Но, однако ж, был там страх, всеми ведомый, злобной тёткою на всех огрызаючись! А не к ночи имя ей будь помянуто… Змей Горынычем сидит над капустою. «Пошёл вон! – мне говорит, не стесняется. – А ревизию засунь в место тёмное!» Не стерпел я, молодец, униженьица…

Короче, он опять лез немытыми граблями в квашеную капусту тётки Матрёны. Она подняла хай, бабы в очередной раз поддержали, и наш недоумок не придумал ничего умнее, как цапнуть начатый бочонок и бежать. Естественно, продавщицы кинулись за ним, благо до отделения недалеко. Ну и за нашими воротами Митенька осмелел, при поддержке еремеевцев намереваясь изобразить мне свой беспардонный поступок как арест изготовительницы на продажу недоброкачественной пищевой продукции с конфискацией содержимого бочонка в качестве вещественного доказательства. И кстати, он во всём прав! Типа я же сам могу лично засвидетельствовать, что ночью его скрутило и припёрло, а такое могло произойти лишь по причине некондиционного товара. Стало быть, казнить его не за что, а вот наградить надобно.

Олёна к концу рассказа уже хохотала в углу как ненормальная. Судя по всему, она думает, что у нас тут каждый день так весело. К этому времени в горницу вошла нахмурившаяся бабка, и Митяй быстренько слинял во двор в ожидании указаний по службе…

– Как результаты экспертизы? – для виду поинтересовался я, хотя почти на сто процентов знал ответ.

– Двух экспертиз, – задумчиво буркнула Яга, усаживаясь за стол. – Капусту вчерашнюю я заодно проверила. Нешто, думаете, вашу беготню ночную от меня, старой, скрыть можно? В общем, плохо дело, участковый.

– В каком смысле?

– Да ты, девка, не напрягайся. – Моя домохозяйка зыркнула на навострившую ушки Олёну. – Твоей вины нигде не отмечено. И дверь в порядке, и капуста квашеная выше всяких похвал! Всё замечательно, всё как надо, в лучшем виде всё! Непонятно только, с чего ж она вчерась не открылась и отчего у мальчонки нашего всё пузо свело.

– Случайность?

– Ага, она самая…

Браться за блокнот смысла не имело. Всё опять упирается в полное отсутствие хоть сколько-нибудь серьёзных улик. Единственная зацепка – факт смерти возчика. Мы опять вернулись к той же точке, с которой начали.

У нас было много разных дел. Среди них попадались как очень лёгкие, так и безумно непростые. Но чтобы вот так – всё шло навыворот с самого начала… Вот сейчас бы самое время сказать, что «хуже не бывает», а потом неискренне удивиться: «Ах, всё-таки бывает!» И это будет абсолютно справедливо, потому что в горницу заглянула раскрасневшаяся царица, вежливо объявила всем «гутен морген», протопала по лесенке наверх, а уже через пару минут, переодевшись и расчесавшись с похвальной армейской скоростью, она выложила передо мной лист бумаги.

– Дас ист заяфление участковому, – коротко пояснила государыня, принимая из рук моей невесты чашку чая.

Яга нервно хихикнула, закрыв лицо руками, типа она в этом шоу по старости лет уже не участвует. Меня снова оставили один на один с «проблемой». Причём с проблемой государственного масштаба…

– Читаю вслух, – зачем-то оповестил я. – Сейчас. Тут вообще-то сплошные грамматические ошибки, но… я так понимаю, писать по-русски вы ещё только-только учитесь. «Господину Ивашёву (Ивашов через „о“ пишется!) в полицейское управление (в милицейское!) от гражданки-царицы Лидии Карповны (круто звучит!) заявление»… Так, если никто не против, дальше я просто читаю, без комментариев, ошибки отдельно подчеркну потом, дома аккуратно перепишете и ещё раз к нам. Итак, «Господину Ивашову в милицейское управление от гражданки-царицы Лидии Карповны заявление. Прошу предоставить мне место в отделении в связи с уходом от мужа. Согласна на любую работу. Умею шить, вязать, стрелять из пистолетов, готовить, знаю три языка, вытираю пыль, мою пол. Жалованье – исходя из штатного расписания. Временным жильём обеспечена. Прошу удовлетворить». Дата, подпись, личная печать. И что это значит? Каким ещё «временным жильём» вы тут обеспечены?!

– Не тут, – гордо выпрямилась государыня. – Я есть жить в Немецкой слободе, а слюжить Родине здесь! Ви уже имел честь со мной бить в деле, и ви знайт, что я есть не подведу, у фас можно слюжить женщине?

– Э-э… вообще-то в отделении практически мужской коллектив.

– Герр, мутер Яга – не женщина?!

– Это единичный случай.

– А фаша нефеста Олёнушка? – с чарующей улыбкой начала загибать пальчики Лидия Адольфина. – И я знаю, как в нашем народе поговорят поговорк «Бог Троицу льюбит»! Я быть третий. Ви мне не отказать!

– Почему это?

– Потому что тогда я вся буду очень горько плакать.

Мне пришлось попросить тайм-аут на размышление и выманить бабку в сени. Олёна, утешая, гладила царицу по голове, подсовывая ей плюшку, а мы с нашей опытнейшей эксперт-криминалисткой резко провели внеплановое совещание. Митяй тоже подал пару реплик, но они были не по существу и касались скорее психотипа поведения Гороха как несостоятельного мужа, а потому записи в протокол не подлежали. В целом, если кратко, у нас получилось следующее:

– Наша Лида на пределе. Ещё чуть-чуть дожать, и вся её хвалёная нордическая крепость рухнет в слезах и истерике. Вежливо выпроводить её мы не можем, некуда ей идти. Кнут Гамсунович наверняка не одобряет её демарша, но в крыше над головой не откажет, исходя из принципа «милые бранятся – только тешатся».

– А царь? – убито вздохнула наша старушка.

Я тоже вздохнул:

– Ну а что, в сущности, царь? Тут всего два варианта: либо он на фиг сровняет с землёй всё отделение, а нас полной опергруппой зашлёт на Магадан, либо… просто казнит. Чего тут непонятного?

Мы с Ягой коротко, по-родственному, обнялись и вернулись в горницу. Олёна смотрела на меня так, словно только я на всём белом свете мог погрозить пальчиком венценосному мужу её подруги. В случае невыполнения мной этого самоубийственного подвига она берёт своё слово обратно и за такого низкого труса замуж не выйдет. Может, конечно, я чего и преувеличиваю, но в дверь постучали, и прибежавший со двора Митька доложил о визите дьяка Филимона Груздева с жутко срочной депешей от государя…

– Зови, – прокашлялся я. – А всем остальным быстренько приготовить тут всё… для встречи важного гостя!

Когда это чучело огородное, этот панк в сутане, этот гейша-трансвестит в подряснике с недощипанной бородёнкой сунулся к нам в горницу, мы встретили его полным парадом. Баба-яга, в кузнечных перчатках и противогриппозной маске на лице, что-то мудрит с порошками и бытовой химией, время от времени завывая и цыкая зубом на кота. Кот Вася, вздыбив шерсть, то есть зримо увеличившись на четыре с половиной килограмма, опасно раскачивается на печке с самым зверским выражением в глазах и зелёными искрами, пробегающими по загривку. Под печкой сидит, скрестив ноги в новых чувяках, наш азербайджанский домовой, сияет белозубой улыбкой и демонстративно точит тесак размером чуть меньше собственного носа. Моя Олёнушка, бывшая бесовка, бывшая преступница, напевая тихую колыбельную, мастерит из девичьей ленточки недорогую удавку. Матушка государыня, подоткнув подол и засучив рукава, со здоровым немецким энтузиазмом намывает в лохани посуду. И только я скромно сижу за столом с раскрытым блокнотом, честно выполняя свои служебные обязанности – «приём заявлений от населения с 8 до 12».