Владимир Лещенко - Обреченный рыцарь Страница 17

Княжий слуга был первым, с кем они встретились по прибытии под стены Киева.

Вернее, вторым.

Сначала была неулыбчивая и подозрительная привратная стража, которая ни в какую не хотела пропускать в город странную троицу.

Самым непонятным для парней в броне было то, что двое дюжих молодцов тащили на своих плечах носилки с чернявой девахой. Спору нет, зело пригожей и приветливой на вид. И все же. Где это видано, чтоб так срамить мужское достоинство?

А Файервинд нет бы, чтоб пострелять глазками, утишив недовольство стражников. Или пожаловаться на неурочно подвернутую ногу, мешающую ей передвигаться самостоятельно. Ну, как это делают все умные женщины, старающиеся, чтоб противоположный пол не догадался, что им самым наглым образом помыкают.

Колдунья полезла прямо на рожон, словно ее какая муха укусила. Наорала на охрану, указав, что их дело принимать от гостей въездную пошлину, а не донимать их всякими разными расспросами. Для этого особые люди с соответствующими полномочиями есть.

Ребята даже рты раскрыли от удивления и обиды, а их руки поневоле потянулись к… Нет, не к мечам булатным, но к плеткам. Чтоб поучить незваную крикунью уму‑разуму.

Тут‑то Парсифаль и счел нужным вмешаться, отвесив сперва тумак Гавейну, желавшему насладиться зрелищем, которое могло бы хоть немного уврачевать его израненную женской тиранией душу. Блондин, подойдя вплотную к воротарям, заговорщицки подмигнул им и, скосив глаза в сторону опущенных на землю носилок, в которых фыркала кипящая от возмущения чаровница, сказал пару слов, от которых ратники тут же покатились со смеху.

Здесь бы гостям и хозяевам и разойтись полюбовно. Но какие‑то демоны донесли до ушей Файервинд то, что для них не предназначалось…

Простить забывшегося слугу, дурно отозвавшегося о хозяйке, было не в правилах достойной воспитанницы ти‑уд. Не тому ее учили столько лет, буквально вбивая почтительность к наставникам и старшим.

Увесистая оплеуха должна была привести в чувство забывшегося холопа.

Должна была.

Если бы достигла цели.

Один из куявских стражей, заметив непристойное поведение девахи, вовремя схватил ее за руку…

Лучше бы он этого не делал.

Потому как был немедленно награжден доброй порцией Силы, материализовавшейся в огненный шарик. Некрупный такой (Файервинд еще не вполне восстановила запас маны да и не хотела никого калечить, так – более для острастки швырнула). Но и этого оказалось довольно, чтобы спровоцировать изрядный переполох.

Вконец деморализованные воины таки схватились за мечи.

Отличающийся мгновенной реакцией Гавейн, вообще не жалующий стражей порядка, достал свой.

Парсифаль затравленным зверьком метался между двумя станами, не зная, к которому примкнуть.

И тут в его голове мелькнула идея, показавшаяся юноше спасительной.

Он во весь голос прокричал имя их недавнего знакомца – Востреца. Ни на что особенно не надеясь. (А вдруг парень так и не ушел от тех лешских «бесов».) Но попытаться все равно стоило. Хоть какой‑то, пусть, возможно, и мертвый, знакомец в Киеве.

– Тю, дурни! – сплюнул подсмоленный ведьмой ратник, пряча меч в ножны. – Чего ж вы раньше его милость не вспомнили? Ратибор, – обратился он к своему напарнику, – пошли весточку на Гору. Мигом! Не те ли это богатыри, о которых ясновельможный поминал?

– Что за «его милость»? – поинтересовалась немного поостывшая Файервинд у тевтона.

Молодой человек пожал плечами. Как‑то не вязался в его представлении образ озорного брюнета со столь высокими титулами. Может, другой кто.

Да нет, не другой.

Тот самый парнишка‑говорун и оказался.

Примчался к Золотым Воротам на резвом породистом коньке, которому и сам Ланселат позавидовал бы. (Шут на коне?! Что за нравы в этой Куявии?!!) И с ходу бросился на шею сначала Гавейну, а за ним и Парсифалю.

Надо признать, что и рыцари были рады увидеть Вострена живым и здоровым. И не только потому, что он послужил им «охранной грамотой», проведя в столицу Куявии. Присутствие здесь мальчишки давало им надежду и на то, что они таки получат обещанную и столь необходимую им службу. («Работа» на Файервинд не в счет.) Да и вообще… Им было искренне жаль, если бы этот толковый парень сгинул тогда в диких лесах Артании…

Сейчас они ехали по Крещатику (так называлась главная улица Киева), осматриваясь по сторонам и с любопытством слушая непрекращающуюся болтовню своего проводника. Файервинд, само собой, осталась в таверне, решив расслабиться в термах и предварительно пригрозив Гавейну с Парсифалем всеми вероятными и невероятными казнями за малейшую попытку «выхода из‑под ее воли».

Направлялись к Княжьей Горе, на аудиенцию к князю Велимиру.

Им хотелось побольше разузнать о своем потенциальном работодателе. Каков он нравом и насколько щедр. Однако Вострец, едва речь заходила не о местных достопримечательностях, а о фигуре владыки, сразу же замыкался. Словно на его острый язычок кто заклятие какое‑то наложил.

– Сами увидите, – отвечал коротко и односложно.

Парсифаля все это немного напрягало. Что за тайны александрийского двора?

– А вон там князь‑батюшка заложить изволил новый храм, – соловьем щебетал Вострец. – Выписал мастеров аж из самого Византия!

– Храм? Какой храм? Какого бога?

Парень с осуждением покосился на Гавейна.

– У нас теперь один, Бог.

Ах да, верно. Как можно было забыть.

– Храм святой Софии, премудрости Господней! – торжественно произнес шут.

Отчего‑то в его патетике тевтон расслышал глумливые нотки. Или это ему показалось по причине собственного маловерия?

– А почему из Византия, а не откуда поближе? – удивился здоровяк. – Вот, говорят, в Лютеции неплохие зодчие. Да и в Сераписе тоже.

Брюнетик с уважением посмотрел на Гавейна. Оказывается, тот не только в оружии да сече разбирается.

Бритт приосанился. Еще бы ему не разбираться в храмовом строительстве. Как‑никак бывший рыцарь‑мечехвост. Довелось поучаствовать не в одном послушании, связанном со строительными работами.

– Да? – поразился Вострец. – Тогда вы с Кукишем… то есть его преосвященством Ифигениусом, наверняка общий язык найдете.

Кому, кому, а куявскому архиепископу паренек косточки перемыть не стеснялся.

– Он‑то и посоветовал государю нашему пригласить мастеров из греков. А княжна Светлана поддержала. Она вообще Фиге… преосвященному то бишь… в рот смотрит.

И снова Парсифаль услышал издевку. Только вот в чей адрес? Ужели пресветлой княжны?

– У него столько идей, у нашего владыки, – завздыхал юнец. – Вот намедни предложил батюшке переименовать стольный град в Константинополь!

– Это как? – выпучил зенки Гавейн.

– А вот так, – сплюнул шут в сердцах. – Князь наш во святом крещении принял имя Константина, то есть Постоянного. Ну и, значит, чтобы увековечить его премудрое правление, – мальчишеский голос стал пародийно другим, старческим, с дребезжанием, – необходимо Киев переназвать градом Константиновым, сиречь Константинополем.

– Елы‑палы! – расхохотался здоровяк. – Ну и прожектер же этот ваш поп!

– Не то слово. Но нам‑то каково?

– И что ваш князь? – заинтересовался блондин.

– Сперва было задумался, а и впрямь не переименовать ли? Хвала небесам, опомнился…

Юноша перекрестился. Нетвердо и неумело. Видно, что это еще не вошло в его привычку.

– А еще государя царем именует. Это от вашего «цезаря»… Но святая София не в пример прочим задумкам Ку… его преосвященства… должна стать подлинным украшением «матери городов русских!

– Какая еще „мать“? – ядовито осклабился Перси.

– А так отец Офигениус перевел греческое „метрополия“, столица то есть.

На круглом мальчишечьем лице замерцала ироническая ухмылочка.

– Чудны дела Твои, Господи! – поддержал его настроение тевтон.

Княжая Гора поразила рыцарей не меньше, чем Крещатик. Той же эклектикой, сочетавшей влияние западной и восточной культур.

Планировкой она напоминала афинский акрополь. Большой участок земли был огорожен высокой стеной из затесанных кольями толстых бревен. Правда, когда уже они въехали в огромные, обитые бронзой ворота, Парсифаль заметил, что с внутренней стороны частокола по всему периметру началось возведение каменных стен, которые, как можно было судить вприкидку, по мощности не будут уступать крепостным стенам любого из больших городов Европы.

В центре находился княжеский дворец – terem. С виду он походил на уже виденные хоромы знати, но был гораздо масштабнее. И не в два‑три, а в целых пять этажей. Притом же не из дерева, а из красного обожженного кирпича.

У приезжих зарябило в глазах от изобилия башен, башенок, портиков и балконов. Видно было, что здание планировалось и сооружалось не одним поколением архитекторов, потакавших запросам разных заказчиков.