Оксана Малиновская - Чудесный переплет. Часть 2 Страница 18

— Нет, Вань, спасибо, всё в порядке. Просто глаза устали.

Что я тут делаю. Что, ёлки–палки, я тут делаю? Ещё пару минут назад я была в шатре на берегу моря… Опять идиотский реалистичный сон!? Спасибо, что не про бычью акулу… Помню, как Мария втирала мне в ногу снадобья, помню дурманящий аромат неизвестных трав, помню резкий, тошнотворный запах в конце и… больше ничего не помню. Дальше — я очутилась тут. Выходит, всё же уснула. И ребята на этот раз со мной. Хоть этот факт радует. Хм. Но на этот раз у моего сна есть предыстория. Матвей упоминал какую–то бессонную ночь, а это означает, что я нахожусь здесь как минимум со вчерашнего дня. Тогда почему я ничего не помню? Память ещё никогда меня не подводила! Что за ерунда… Мы куда–то целенаправленно идём, причём ребята знают куда, а я — нет.

А мы всё шли и шли. Стараясь больше не привлекать к себе внимания, я скрупулезно изучала и подмечала всё вокруг. Мы находимся в средней полосе или чуть севернее — это факт, но точно не в ближнем Подмосковье, и уж явно не в южной Астрахани. Похоже, сейчас лето или начало осени. На улице градусов семнадцать тепла, не больше, поэтому помимо джинсов на ребятах олимпийки, а на мне — моя любимая джинсовая куртка, надетая поверх не менее любимой жёлтой футболки. Воздух немного влажный и очень чистый, от избытка кислорода начинает кружиться голова.

Слева от дороги, за неказистыми заборами, турбазы разного уровня и небольшие базы отдыха, между домиками и коттеджами просматривается довольно протяженный водоём. Похоже, это река или огромное озеро. Справа к дороге примыкают высоченные сосны, изредка попадаются берёзки. Дорога и базы находятся в низине, а непосредственно от дороги вправо начинаются холмы, где плавно, а где и довольно круто переходящие в серьёзные возвышенности, я бы даже сказала, в горы до тридцати–сорока метров в высоту. Все склоны холмов заросли соснами, уютно устроившимися в сплошном мягком мху. Время от времени попадаются большие и маленькие островки кустиков черники. Хм. Кустики усыпаны ягодами. Странно. Это ещё один аргумент в поддержку того, что мы не в Подмосковье: у нас черника отошла ещё в июле. Господи, где мы?..

— О! — вдруг воскликнул Матвей и резко остановился. — Ребята–девчата, гляньте, тропинка и подъём относительно пологий. Можно попробовать здесь на холм забраться.

— Принято, — согласно кивнул Иван, окинув тропу оценивающим взглядом.

И оба мужчины свернули с дороги вправо, на тропинку, взбегавшую вверх. Я без слов последовала за ними, не переставая размышлять.

Мы находились уже на середине подъёма, когда я, подстёгиваемая размышлениями, неожиданно для себя вдруг раскрыла рот и поинтересовалась:

— Ребят, а куда мы идём? — и тут же хлопнула по рту ладонью. Вот я бестолочь.

Матвей заскользил по влажному склону и едва удержался на ногах, в последний момент вцепившись в молодую сосенку. Переведя дух, он не спеша обернулся и окинул меня радостно–удивлённым взглядом.

— Алён, я же говорил, что это поганки, — весело сказал он. — А ты: «Опя–я–ята, опя–я–ята», да ещё и нюхала их, да на зуб демонстративно пробовала, мол, сладкие они, и совсем не вонючие… в отличие от поганок. Вот и напробовалась, и… нанюхалась!

Матвей расхохотался, потом вдруг резко смолк и задумчиво потёр подбородок: — А ты случайно не запомнила, где мы нашли этот лжеопяточный пень?

На этот раз захохотали мы с Иваном. Вот только я смеялась лишь для того, чтобы, как говорится, компанию поддержать. В другой раз я бы искренне повеселилась от души, но не сейчас: выходит, мы сегодня какие–то грибы собирали, а я снова ничего не помню.

— Исключительно для дам с девичьей памятью повторяю: наша задача — обнаружить дислокацию знаменитой Лысой горы, а по пути поесть чернички и насобирать грибов на жареху, да на сногсшибательный грибной супчик, который ты клятвенно грозилась сварить, — посмеиваясь, сказал Иван, толкая Матвея в зад, чтобы не тормозил процессию.

Я???? — чуть было не вырвалось из моего рта. — Пообещала… сварить супчик? Да я кроме пельменей и сосисок ничего готовить не умею! Нет, вру: ещё яйца, картофель и макароны. Скорее колёса менять научусь, чем супчик варить…

— Ну да, конечно, — поспешно отозвалась я, нервно хихикнув. — Действительно, тяжкая ночь была — мозги тормозят.

Запаниковав, я начала лихорадочно соображать. Мама дорогая… Что делать? Там, где мы живём, есть плита? А соседи у нас есть? Точнее, соседки. Как бы спровадить ребят на часок и чем бы заманить в гости соседку, чтобы она приготовила суп… ну или хотя бы грамотно поруководила процессом приготовления.

Мы забрались на пологую вершину холма и снова пошли вперёд, параллельно дороге. Со всех сторон нас окружал старый сосновый лес. Травы практически не было, лишь толстый, влажный мох пружинил под ногами, да похрустывал потревоженный лишайник. Черничные островки очень скоро превратились в бесхозные черничные плантации — ешь не хочу. Время от времени начали попадаться практически лишённые мха, подсохшие на солнышке пригорки, усыпанные спелой брусникой. Создавалось впечатление, будто некая Маша–растеряша порвала бусы и не удосужилась собрать малиновые бусинки, которые рассыпались, раскатились во все стороны и затаились под маленькими листочками.

Ну что же, если Маша–растеряша поленилась, то мы сделаем это за неё. Не сговариваясь, мы опустились на колени на одном из таких пригорков и, со смехом отпихивая друг друга от наиболее аппетитных кустиков, принялись поглощать ягоды. Постепенно я полностью расслабилась: зачем напрягаться, если сон не кошмарный, а приятный? Нужно получать удовольствие! И, стараясь изо всех сил, я его получала. Бросив взгляд на небо, я с неудовольствием обнаружила, что с севера на наше синее–пресинее небо надвигаются тёмные тучи. Так и до дождя недалеко.

— Как бы дождь не пошёл, — озабоченно сказала я, отмечая про себя усилившийся ветер.

— Запросто, — согласился Иван, морщась от кисловато–горьковатой ягоды. — Алён, это же Питер!

Так вот где мы! Под Питером! И как нас сюда занесло? Кроме совместной поездки к Силантию мы вроде бы больше ничего не планировали, если мне, конечно, память не изменяет… Эх–х–х, а ведь изменяет…

— Мальчики, пойдёмте чернику есть, не хочу больше бруснику, — поднимаясь с колен, предложила я.

И мы углубились в лес в поисках ближайшей черничной плантации. Искать долго не пришлось, и через несколько минут мы уже набивали рты сочной, сладкой ягодой. Я обратила внимание на то, что на одних кустиках ягода мелкая, на других — средняя, а на некоторых — очень крупная. Любопытно: это разные сорта или размер ягод зависит от конкретного места, в котором вырос куст? Или дело в возрасте растения? Я начала целенаправленно искать крупные ягоды и постепенно отдалилась от ребят.

— Ой! — вдруг вскрикнула я, едва не оступившись и не упав в широкую и глубокую яму, по форме и размерам напоминавшую воронку. — Ребята, тут яма какая–то! А вон ещё одна! А вон канава какая–то…

Я остановилась и внимательно осмотрелась. Кому и зачем пришло в голову копать здесь ямы и канавы? А вдруг — и от этой мысли моё сердце заколотилось в предвкушении — в этих местах какие–нибудь викинги зарыли клады?

— Так вот они какие, — задумчиво протянул Иван, приблизившись ко мне. — Впервые вижу настоящие воронки и окопы.

— Здесь учения проходили? — с умным видом поинтересовалась я и тут же пожалела о своих словах: ну какие учения с настоящими снарядами и бомбами вблизи жилого сектора? Да и что бы осталось от деревьев после взрывов, оставивших после себя подобные воронки? А деревья все на месте и, судя по высоте и толщине стволов, лет пятьдесят как на месте.

— Да нет, Алён, — сказал Иван, медленно обходя воронку. — Здесь война была, самая настоящая война. В этих местах проходила знаменитая линия обороны Маннергейма.

— Это что ещё за линия обороны? — заинтересовалась я.

— Советско–финская война 1939–1940 годов, — пояснил Иван. — Когда–то эта территория принадлежала финнам. Линия обороны получила название командующего этой самой обороной, финна русского происхождения. Здорово тогда досталось нашим войскам. Смотри, сколько лет прошло, а глубина воронки до сих пор по плечо взрослому человеку. Страшно представить, что тут творилось…

Мне никогда раньше не доводилось присутствовать на местах сражений, за исключением, разве что, Бородинского поля. Но на том поле уже давным–давно не осталось ничего, что дало бы толчок фантазии и помогло представить картину событий. Пожалуй, единственное, что хоть как–то могло поспособствовать воображению — всем известное стихотворение Лермонтова «Бородино». А здесь… Я брела вдоль окопа, в нескольких местах разбитого глубокими воронками, и перед глазами, помимо воли, вырисовывались отчётливые образы.