Оксана Малиновская - Чудесный переплет. Часть 1 Страница 19

Мы вместе подбежали к проёму двери и начали лихорадочно размахивать, я — красной олимпийкой, а фрекен Бок — красным флажком.

— Стойте, стойте!!! — орала я, развернувшись в сторону головного вагона, держась за поручень одной рукой и свесившись практически полностью наружу.

— Стойте!!! — вторила мне испуганная проводница, размахивая флажком.

«Хм… а стоп–кран не проще задействовать?» — полюбопытствовал внутренний голос.

— А может, стоп–кран дёрнуть? — срывающимся от волнения голосом прокричала я проводнице.

Та ещё больше испугалась и отрицательно замотала головой:

— Нет, нет, что вы! Все пассажиры с полок попадают! Мне за это голову оторвут!

Ну ладно, поскольку ты не отказываешься сотрудничать, не буду лишний раз тебя подставлять. И мы закричали и замахали с удвоенной энергией, пытаясь привлечь к себе внимание. Поезд двигался очень медленно, он ещё даже не достиг конца платформы, поэтому многие проводники не успели закрыть двери и теперь удивлённо таращились на нас со всех сторон. Но у нас в руках были красные сигналы, и проводники в соответствии с инструкцией обязаны были нас поддержать, поэтому не прошло и нескольких секунд, как все остальные выставили красные флажки.

Тормозящий поезд заскрежетал колёсами и медленно остановился. Йес! Ай дид ыт, то есть я сделала это! Оставался сущий пустяк — не загреметь в полицию за хулиганство. Где же я возьму этого пьяного, который свалился под поезд? Думай, Алёна, думай.

А думать особенно и не пришлось: половина поезда наблюдала за нашим с фрекен Бок цирковым представлением, поэтому, как только поезд остановился, проводники и практически все пассажиры без промедления высыпали на платформу. Люди взволнованно шумели, переговаривались, засыпали друг друга вопросами, не зная, что произошло и чего ожидать; где–то недалеко в толпе я услышала слово «пожар» и поняла, что нужно немедленно что–то предпринять, пока не началась паника.

— Да никакой не пожар, пьяный мужчина, возможно, попал под поезд. Он пытался пролезть под вагоном, а поезд тронулся, — растерянно пробормотала я, обращаясь к стоящей неподалёку группе пассажиров.

Этого было достаточно: новость в мгновение ока облетела весь перрон, обрастая душещипательными подробностями. Толпа человек в двадцать, включая проводников соседних вагонов, немедленно обступила меня, засыпая вопросами. Больше всех старалась низенькая, коренастая бабулька в цветастом платке, покрывавшем седую голову, с цепкими, внимательными глазами и большой родинкой на крючковатом носу.

— А под какой вагон он сиганул?

— Он был пьяный?

— Красивый?

— Сколько ему лет?

— А его насмерть задавило?

— А кольцо обручальное у него было?

— А он что–нибудь сказал перед смертью, записку оставил?

И так далее, и тому подобное… Они меня сейчас доконают своими вопросами. Утка запущена — пора делать ноги. Я оглядела толпу в поисках Матвея. Он стоял неподалёку, в первом ряду жаждущих информации людей, внимательно за мной наблюдая и как будто ожидая моей команды. Я умоляюще на него посмотрела и… покачнулась, театрально закатив глаза, прикрыла лицо правой рукой, а левую отвела в сторону, словно страхуясь воздухом, всем своим видом показывая, что мне плохо, и если меня сейчас не поймают, то я упаду прям тут, на жёсткий бетон, и пусть потом кому–то будет стыдно. В тот же миг Матвей подскочил ко мне и быстро, но очень нежно подхватил меня на руки. Уф–ф–ф… сработало. Я обмякла в его руках, делая вид, что лишилась чувств.

— Дайте пройти, человеку плохо, — грозно бормотал Матвей, мощными плечами расчищая себе дорогу к вагону. — Вам бы такое увидеть и пережить. А вы тут со своими расспросами.

Молодец Матвей, отлично подыгрывает!

— Иван? — не шевеля губами, еле слышно спросила я.

— На подходе, — так же беззвучно ответил Матвей.

Гуд! Люди послушно расступались, перешёптываясь. Мужчина беспрепятственно добрался сначала до вагона, затем до нашего купе и уложил меня на полку. Выглянув за дверь и убедившись, что горизонт чист, он повернулся, сел рядом и, едва сдерживая смех, восхищённо произнёс:

— Алён, ты просто прелесть! У меня слов нет…

Я смотрела на него и счастливо улыбалась: действительно, всё так здорово получилось, всё, как задумано. Мы не отрывали глаз друг от друга. Пауза затягивалась… Матвей неуверенно протянул руку и провёл пальцами по моей щеке, потом задержался указательным пальцем на моих губах и снова вернулся к щеке, приложил к ней ладонь и замер. Я понимала, что последует дальше, и также осознавала, что хотела этого… В носу предательски защекотало, потом всё сильнее и сильнее. «Самое время, только чихнуть мне сейчас и не хватало», — со злостью подумала я, держа под контролем мимику и продолжая всё так же счастливо улыбаться. «Алёна, ну сделай же что–нибудь, нельзя сейчас чихать!» — паниковал внутренний голос. А что сделаешь–то? Попросить подождать, пока я чихну, а потом прокрутить эпизод с самого начала?

Тем временем Матвей начал медленно склоняться к моему лицу, а в носу щекотало всё сильнее, а он всё склонялся, а эта зараза всё щекотала и щекотала, а он уже почти приблизился к моему лицу — и тут… я не сдержалась и громко чихнула, успев, слава тебе господи, в самый последний момент быстро зажать нос и рот рукой, едва не двинув мужчину по носу. Матвей дёрнулся и, как будто очнувшись от гипноза, сразу же выпрямился. Ну разумеется! Какая уж тут романтика… Вот я бестолочь…

— Я… это… пойду посмотрю, что там происходит, — смущённо промямлил Матвей, стараясь не встречаться со мной взглядом, и выскочил из купе.

А я продолжала лежать, теперь уже расстроенная и несчастная. Ну вот так всегда… такая романтическая ситуация бывает только раз в жизни, всё как в кино, только камеры не хватает, и… на тебе. А какой потрясающий поцелуй мог бы получиться… Я больно ущипнула себя за нос: из–за него всё, противного. Вот почему ты сейчас не чешешься, а, почему? Ух–х–х, зла не хватает…

В проёме двери показался Иван с пакетом творога в руках.

— Ой, Ванечка, ты успел! — мгновенно забыв про все свои огорчения, я вскочила с полки и бросилась его обнимать. — Как же мы с Матвеем переживали за тебя!

Искренне радуясь его появлению, я широко улыбалась, с наслаждением рассматривая каждую деталь уже ставшего родным лица.

Иван стоял, хлопая глазами, казалось, он не понимал, что происходит.

— Алён, а что произошло? — он наконец раскрыл рот и уже не мог остановиться: — Матвей позвонил, сказал, что стоянку сократили и чтобы я быстро бежал назад. Я прибежал — поезд стоит, на платформе полно народу, все обсуждают сбитого мужика. Мы что, кого–то сбили? Кого? Как сбили? Когда успели?

Так вот оно что! Иван ничегошеньки не знает!

— Да погоди ты, потом расскажу, пошли послушаем, что там говорят, — я заговорщицки подмигнула Ивану и потащила его к выходу. — Да брось ты свой творог! И ещё: если проводница спросит, где был, скажи, что спал и только что проснулся… доверься мне, не спрашивай ни о чём, потом всё объясню.

Я вышла из вагона и поспешила оценить обстановку на перроне. Тут и там кучковались пассажиры и просто прохожие, привлечённые быстро распространившимися по всему вокзалу слухами, оживлённо обсуждая последние события. Паники не ощущалось, всё было спокойно. Я выдохнула: моя авантюра удалась, ещё немного — и, я уверена, мы снова тронемся в путь.

Недалеко от нашего вагона обосновалась самая большая группа людей, плотным кольцом обступившая кого–то в центре, кого–то, невидимого со стороны. Любопытно. Я протиснулась сквозь толпу и увидела молоденького полицейского, опрашивающего свидетелей и составлявшего, по всей видимости, протокол. Полицейский выглядел удручённым. Ближе всего к блюстителю порядка стояла не безызвестная мне бабулька в цветастом платке, бойко отвечавшая на все его вопросы. Несомненно, это был её звёздный час. Казалось, каждой частичкой своего тела она впитывала внимание окружавших её людей и ненасытно им наслаждалась. Несколько человек вплотную примыкали к бабушке, ловя каждое её слово и неизменно поддакивая всей той чуши, которую она несла. Ага, соратники.

Я спряталась за спиной широкоплечего мужчины, стоявшего в первом кольце своеобразного оцепления, — очень не хотелось попасться на глаза старушке — и прислушалась.

— Ну я же говорю, видела, как тебя сейчас, сынок, подбежал вон к тому вагону, — бабка развернулась и через толпу указала коротким сморщенным пальцем куда–то ближе к концу поезда. — Потом перекрестился — у него ещё кольцо обручальное на пальце сверкнуло, — сказал: «Прощай, моя любовь!» — и сиганул под колёса.

Полицейский торопливо что–то записал, потом с сомнением посмотрел на старушку и осторожно спросил: