Александр Кулькин - Прогулки с динозаврами Страница 2

— Ай-ай-ай!!! Диплодокову твою мать через крыло птеродаклево по большому плеиозавриному хвосту!!! Куда лапиши ставишь идиот?!!!

— Шо ты орёшь?!! Нет, ты скажи, шо ты так орёшь? Динозавры же спят…

— А ну заткнулись! И вообще Сан, слезь с этого завриного сына, а то я буду матом ругаться!

Ночь была безветренной, очень теплой, и поэтому я смог немного проснуться. Глаза, правда, не открывались, и истома бродила по телу, уговаривая спать дальше. Но всё-таки было интересно, что за вопли раздаются со стороны моего хвоста. Увы, он у меня очень длинный, порой я даже забываю, где он заканчивается, и потом, на него наступают или утыкаются. Странно, акцент какой-то незнакомый, звуки лязгающие, совсем не слышно благородного шипения. Кто бы это мог быть?

— Блин!! Угораздило же наткнуться на это чучело! Раскидал хвосты по всему лесу, пройти невозможно!

— Где блин?!! Ой… я уже нашёл…

В ночной тишине прозвучали хлюпающие звуки, и дружный хор проклятий, когда носы учуяли запах потревоженного «блина».

— Хорош бузить! Сер, кинь этому блиноискателю лиану, а ты Сан не ершись, да помоги товарищу. Нас все ихтиандры, тьфу ты, ихтиозавры засмеют, если мы начнем людей терять. Да и в чём, прости меня огонь-прародитель, который ещё добыть надо… Нет!!! Не эту! Если он эту прикусит, то потом от его выходок Пангея расколется!

В засыпающий мозг лениво пробралось знание, «Это люди, то есть млекопитающие. Шатаются ночами, а потом яйца пропадают. Странно, они же должны млеком питаться, а не наши яйца воровать, непорядок… Надо тирану сказать…»

Но подул холодный ветерок, и бронтозавр вновь погрузился в спячку. Зеленое время — время покоя и бездействия. Неужели оно пришло навсегда?

Встающее солнышко с любопытством выглядывало из-за горизонта. «А что у вас новенького?» Новенькое, было в том, что старый знакомый бронтозавр, стоял на солнечной стороне, и сейчас, необычно рано, в голове бродили мысли. Мысли были редкие, сонные, и поэтому, встречаясь, панически шарахались друг от друга. Впрочем, он существовал, следовательно, мыслил. А солнечное тепло помогало.

«Кто мы? Зачем мы существуем? Неужели вся наша цель, только в переработке листвы на навоз, и накопление мяса для хищников. Что впрочем, ведет тоже к навозу».

Солнце раздраженно отодвинуло некстати попавшееся облачко, и постаралось точнее прицелиться.

«Мы рождаемся всё и вся знающие. Что есть, от кого прятаться, за кем гоняться. Мир неизменен, и мы занимаем в нём весомое место. Что и говорить, настолько весомое, что скоро мне придётся перебираться на мелководье, потому что такую тушу на земле ноги уже не удержат. А вот, кстати, почему я это знаю? Не знаю. Просто есть у меня такая информация, как любит говорить наш архивариус, а откуда… Вопрос вопросов».

До половины выкарабкавшись, солнышко задержалось, направляя все свои лучи на этого гения. Оно-то знало ответ, а вот додумается ли «гигант мысли» до печального итога?

«Мы, и в частности я, ничего не узнаем в нашей жизни. Ничего нового. Всё так же играет пластинка, скользя иглой по одной и той же дорожке. И если вдруг всё изменится, не станет ли эта музыка нашим реквием? Надо что-то делать!»

Но тут подул ветерок, и спелая, ярко-зеленая ветка, лениво шлепнула бронтозавра по морде. Не открывая глаз, он распахнул пасть, и начал жевать, жевать, жевать. И зачем спрашивается думать, если есть чем, и главное, что жевать?

Лист. Приятного для глаз светло-зеленого оттенка, со сверкающими капельками росы, с плотной кожицей, и восхитительно мягким содержимым. Я уже предвкушал взрыв пузырьков, обжигающих язык, после перетирания грубовато пикантной верхней поверхности, как вдруг, лист исчез. Не веря своему правому глазу, я скосил ещё и левый, и только сейчас по ушам ударил громогласный крик.

Это кричал тиран. А кричать он умеет, мда-а-а… Вздохнув о пропавшей пище, я развернулся и торопливо пошёл на Большую поляну. Объявлялся сбор совета, и надо было присутствовать. Ах листик мой, листик… Кто же съест тебя, кто же будет вознаграждён изысканностью твоего вкуса? Нет, листьев конечно много, но я уже почти съел именно этот. Следовательно, он есть и будет самым-самым вкусным. Ведь самое вкусное всегда пролетает мимо рта, увы…

На скале стоял тиран. И самое интересное, рядом с ним притулился архивариус. Тиранозавр нервничал, что было хорошо видно по кончику хвоста, который ни на мгновение не оставался в неподвижности. Старый Триц, напротив, был неподвижен, и не поднимал головы, внимательно рассматривая что-то перед своим носом. В хвост мне уткнулся запыхавшийся игуанодон, и торопливо проблеяв извинения, занял своё место среди многочисленной группы травоядных. Я проводил его презрительным взглядом, мелочь пузатая, и десяти тонн не весит, а тоже в Совет входит. Хищники были все, и поэтому гуманитарии скопились у меня под пузом. Совет советом, а какому-нибудь авецераптосу с аллозавром спорить неудобно. Тот нечаянно зевнет и оппонента уже нет. Бывали, знаете ли, прецеденты. Сбоку, подальше от меня, пристроился эритхениум. Знает же перебежчик, что я его терпеть не могу. Амфибия, прости меня Солнце, за грубую брань. Всё шатается из моря на сушу и обратно. Тем более дошли до меня слухи, не знаю, правда, или нет, что стал он вообще теплокровным! Приспособленец! Наступить на него, что ли, нечаянно… Нет, позже. Сейчас он представляет всю морскую диаспору, дипломат, блин.

Тиран тяжело вздохнул, и негромко сказал:

— Звери! Мои сподвижники и верные помошники! Я буду краток, и поэтому невежлив. Наш мудрый трицераптос хочет поведать о великой опасности, и поэтому мы его очень внимательно выслушаем. Кто будет невнимателен, того я лично научу слушать.

Тишина воцарилась оглушительная, только в небе беззаботно кувыркались птеродакли, их-то никто на Совет не позвал. Карканья нам здесь только не хватало. Старый Триц поднял голову и осмотрел поляну. В глазах его стояли крупные слёзы.

— Мои друзья. Я очень огорчу вас всех, но это неминуемо. В старых запасах моего архива, я нашел предсказание, которое наши предки записали на скорлупе, возможно, ещё Первого яйца. Я не буду перечислять все приметы, наш деспот ознакомлен с ними, и споров быть не должно. Вкратце, предсказание такое: Весь наш мир, это огромнейшее яйцо, в котором зреет зародыш нового мира. И рано или поздно наступает такой миг, когда яйцо трескается. Мы все живём на скорлупе, и никакой радости рождение нового мира нам не принесёт. Мы все исчезнем, потому что жизнь начнётся с нового листа…

Из задних рядов раздался пронзительный вопль, и все обернулись. Орал старая жаба — анкилозавр. Вот же сволочь. Забронировался до такой степени, что и наступить на него нельзя, а жадный-то, жадный.

— Если нам не жить, то зачем тогда этот свет?!! Сожрём всё, и растопчем всю мелочь, чтобы остался только голый камень, и кости, кости, кос…

Щёлкнули челюсти оказавшегося рядом мегалозавра, и дикий визг неосторожно высунувшего шею скандалиста затих. Тиранозавр благодарственно мотнул своей башкой.

— Кто ещё хочет выступить?

Тишина была ему ответом, все молчали, подавленные будущим.

— Ясно, — Тиран обвел взглядом склонившиеся головы, — Значит мы посовещались, и я решил! Когда треснет скорлупа, я не скажу. Мы будем жить по-прежнему, потому что бороться с этим не можем, и спрятаться негде. Когда-нибудь и кто-нибудь найдёт наши кости, и пусть они задумаются над остатками бывших повелителей планеты. Кто мы, и кто они? Смогут ли они принять свою кончину с достоинством и гордостью, как живущие до них. Мы исчезнем, но жизнь будет продолжаться, ибо вечно только стремление к совершенству. Дикси, я всё сказал.

Солнце, как много в этом звуке, для динозавра старого слышно. Как приятно смотреть на яркий диск, как радостно чувствовать тепло, согревающее и дающее радость жизни.

В глаза ударило черной тенью, и солнце пропало в чём-то яростно ругающемся, и бьющимся. Я инстинктивно махнул головой, и солнце открылось моим восхищенным глазам. В ближайшем хвойнике, кто-то яростно трепыхался, и оглашал хвощи дикими криками. С любопытством я наклонился и вздрогнул. Из растрепанного навершия дико сверкали глаза птеродакля:

— У-у-у, палеозой! Пролететь невозможно, диплодоки под ногами мешаются. Что уставился, бронтозавр недоделанный? Помоги выбраться, не видишь что-ли, крылатый устал!

Я немного подумал, примерился, потом осторожно взялся за кончик крыла, и выпрямил шею. Птеродакль с хриплым воплем исчез в голубизне неба, на прощанье успев крикнуть:

— Осто-о-о-орожне-е-е-е!!!! Тебя, дылду, Тира-а-ан ищет-т-т-т!!

Удивившись, вроде недавно расстались, я задумчиво дожевал верхушку хвоща, удивился дурному вкусу летающего недоразумения. И чего так орать, вполне свежий хвощ приятного терпкого вкуса. Потом задумался, а где его величество меня ждёт? Ладно, прогуляюсь до горы Совета, там видно будет.