Рафаэль Лафферти - Хрипун Страница 2

— Откуда вы все это знаете? — спросила Марджи Кот. — Я понятия не имела, что мальчикам снятся медведи. Думала, это свойственно только девочкам. И, между нами говоря, пришла к выводу, что медведь в девичьих снах символизирует не что иное, как мужское начало в его первобытном значении, пугающее и притягательное одновременно.

— У тебя, Марджи, все символизирует мужское начало в его первобытном значении. Бугермен, между прочим, интересен и с филологической точки зрения, ведь «бугер» этимологически восходит к одному из двухсот древнейших индоевропейских корней. Еще до того, как у славян появилось слово «бог», существовал «бугер» — зверочеловек-демиург. Впрочем, «bhaga» в санскрите несет примерно тот же смысл. Похожие слова, но с дополнительным значением «разрушитель» — древнеирландское «bong» и раннее литовское «banga». Все они, безусловно, связаны с древнегреческим «phag», что значит «пожиратель», и, соответственно, с латинским «fug». Плюс к тому, вспомним уэльское «bwg» — «призрак» и английское «bogey», у которого, среди прочих, имеется значение «дьявол». Ну и наконец «bugbear» — «пугало».

— Вы свалили Бога, медведя и дьявола в одну кучу, — заключила Джорджина.

— Многие народы древности верили, что мир сотворен медведем, — сказал Джон Харди. — И хотя в дальнейшем медведь ничего не создал, его почитатели считали, что создания мира вполне достаточно.

Хрипун вообще-то был не медведь. Он был псевдо-медведь, очень большой и неуклюжий. Ходил вприпрыжку на всех четырех лапах, а выпрямившись — на двух. Вел себя дружелюбно, но один его вид внушал страх — настолько он был огромен. И все время не то пофыркивал, не то похрипывал — издавал звуки, похожие на громыхание колес проходящего поезда.

Выглядел он жутко, как настоящий монстр, но начертанной пришельцами линии не переступал и не подходил близко. Вел себя послушно, а, когда не желал подчиняться, делал вид, что не понимает сказанных ему слов. Хрипун был самым крупным животным на Беллоте и, похоже, существовал в единственном экземпляре.

— Почему мы называем его «он»? — размышлял Брайан Кэрролл. — Точно определить его пол может лишь медик. Однако, по всему видно, что Хрипун — существо бесполое. Мне не известен способ, каким он мог бы размножаться. И нет ничего удивительного, что Хрипун в единственном числе. Удивляет другое: как он тут появился? Откуда вообще взялся?

— Это загадка всех живых организмов, — заметил Дэниел Фелан. — Вопрос в другом: в каком направлении он эволюционирует? В его конституции явно проглядывает некое развитие. Известно, что игрушечных животных — а он, разумеется, игрушечный, — с явно выраженным полом создавали только примитивные народы. Наши плюшевые мишки и игрушечные панды бесполы. То же с незапамятных времен было в Европе, если не считать маргинальных народностей — у татар игрушечные звери утратили пол к девятому веку, у ирландцев — к пятому. Только в доисторические времена игрушечные звери имели признаки пола, к тому же весьма преувеличенные.

— Это верно, — сказал Брайан. — А у него нет даже вторичных половых признаков. Взять хотя бы молочные железы или набрюшную сумку. Но зато у него вполне достаточно ярких личностных черт.

Хрипун, помимо прочего, любил подражать. Стоило забыть где-нибудь книгу (команда подобралась читающая), он брал ее передними лапами и держал так, как будто читает, даже переворачивал страницы — аккуратно, одну за другой. Он орудовал своими пухлыми лапами, как мы руками. Лапы или руки — неважно: этих штук у него было четыре.

Он умел отвинчивать крышки, пользоваться консервным ножом. Сообразил, что пришельцам нужен огонь и сухие ветки определенной длины — наломает одинаковых, свяжет лианами и тащит к очагу. Потом идет за водой и ставит кипятить. И еще он приносил людям много беллоты. Беллота — нечто вроде желудя. Так исследователи назвали и планету: здесь этот не то фрукт, не то орех рос в огромном количестве. Беллоты оказались не только съедобными, но и вкусными, и вскоре стали для землян основной пищей.

А еще Хрипун мог общаться. «Хр-хр-хр» означало, что он в своем обычном хорошем настроении. Были и другие похожие звуки, но произносил он их разным тоном и с разным тембром. Наверное, лучше всех его понимал Билли Кросс, у остальных это получалось хуже.

Только в одном Хрипун проявил упорство. Выбрал для себя участок — дикое, древнее нагромождение скал, — вырыл вокруг него неглубокий ров и объявил все это запретной территорией. Если кто пытался туда проникнуть, он громко рычал и скалил клыки длиной едва не с полметра. По мнению Билли Кросса, он это делал, чтобы сохранить лицо. Сама же инициатива запретного пространства принадлежала Джону Харди: он первый запретил Хрипуну появляться на их территории, там, где хранились провизия и оружие. Командир прочертил вокруг лагеря окружность и дал Хрипуну понять, что сюда нос совать нельзя. Животное мгновенно все поняло, ретировалось, а потом последовало примеру Джона.

Шестерых людей оставили здесь на две земные недели, равные двенадцати беллотским. Им предстояло изучать и систематизировать жизнь маленькой планеты, брать пробы, анализировать, записывать данные, делать зарисовки. И, наконец, представить ученому миру гипотезу, которая могла бы лечь в основу теории. Впрочем, вряд ли за этот срок они смогли бы изучить что-то еще, кроме того, что имелось в непосредственной близости от места посадки. Землян поразило обилие и многообразие местных форм жизни. Чтобы только приступить к классификации, потребовались бы труды не одного месяца.

И здесь все было не так. Взять, например, скорость воздействия ферментов и бактерий. Хорошее вино созревало тут за четыре часа, а сыры — и того быстрее. Да и мысль на Беллоте работала с ускорением.

— Каждый человек делает в жизни роковую ошибку, — сказал как-то Джон Харди. — Если бы не это, человек был бы бессмертен.

— Да ладно, — усмехнулся Фелан. — В наши дни мало кто умирает насильственной смертью. Как это возможно, чтобы все люди умирали из-за одной ошибки?

— Вполне возможно. Врач ведь никогда не может толком объяснить, отчего умер больной, несмотря на все свои старания. Смерть наступает в результате одного-единственного промаха, вызванного кратким помрачением ума, телесной немощью или сбоем регенерирующей способности. Живет себе человек, живет — и вдруг совершает ошибку. С этой ошибки и начинается умирание. А не случись этого, он был бы бессмертен.

— Бредятина, — заключил Дэниел Фелан.

— Сомневаюсь, что вам известно происхождение этого слова, — вмешался Билли Кросс. — Оно вовсе не от слова «бред», хотя кажется, что это и есть его корень. Истинный корень — «берд» тот же что в слове «бердыш». С появлением бердыша, берда, и возникла «бердятина», по аналогии с «рогатиной», древним крестьянским оружием. Но под действием уже существовавшего слова «бред» и стремления к более легкому произношению…

— Бредятина, — повторил Фелан. Он не любил привычку Билли Кросса углубляться в историю каждого слова. И не был согласен с его утверждением, что человек, который употребляет слова, не зная их сущности, все равно что распространитель фальшивых монет. Другими словами, лжец.

— Но если человек умирает только из-за ошибки, из-за чего тогда умирают звери? — спросила Марджи Кот. — Они тоже ошибаются?

— Ошибка зверя уже в том, что он зверь, а не человек, — усмехнулся Фелан.

— Но между человеком и представителем царства зверей как будто нет строгого разграничения, — продолжала Марджи.

— Конечно, есть, — возразил Фелан, и трое участников беседы поддержали его.

— Конечно, нет, — согласился с Марджи Билли Кросс.

— Парадоксально, но факт: животное, или по-нашему, «animal», не имеет «anima» — души, — сказал Фелан. — Наверное, странно слышать эти слова от меня, я и у человека отрицаю душу в обычном понимании слова. И все же есть фундаментальная разница. Между человеком и зверем — барьер, для зверя непреодолимый. Мы постоянно движемся и достигаем цели, к которой стремимся. Зверь же бесцельно сидит у себя в логове.

— Зато здесь все с точностью наоборот, — заметил Брайан Кэрролл. — Хрипун спит под открытым небом, а мы забились каждый в свою нору.

Именно так и было. Сразу за чертой лагеря — территории со складами провизии и оружия — было три ниши, три слепых кармана, прорубленных в скалах. Их занимали Билли Кросс, Дэниел Фелан и Марджи Котт со своими инструментами для работы. Там они спали и вели исследования. Это были их норы.

Коммандос Джон Харди жил в лагере, где хранилось оружие и куда вход Хрипуну был запрещен. Харди был помешан на безопасности. В те часы, когда он не спал, он сам нес караул. Когда же спал или был в отлучке, лагерь охранял кто-то другой, захватив с собой оружие. Послаблений не было никому, все по очереди сменяли друг друга, возможность ошибки была исключена.