Светлана Багдерина - Шесть жизней Анны Карениной Страница 2

— Не унижай себя лживыми объяснениями, Алексей. Я мешаю тебе и ta petite Sorokina, я вижу. Но перед тем как уйти, скажу…

Договорить она не смогла: низкий гудок, похожий на рев диковинного зверя, заполнил пространство станции, заглушая не только ее дрожащий голос, но и гомон толпы, и из-за поворота показался непривычного вида паровоз, влекущий за собой десяток таких же диковинных вагонов.

Вронский повернулся к приближающемуся поезду и глаза его расширились в удивлении и восхищении, словно ему только что явилось величайшее чудо света. Анне стало обидно и почти физически больно за свои наивные надежды и за то, что ее присутствие понудило Вронского к такому жалкому актерству.

— Я скажу… — снова попыталась выговорить она, но задохнулась от обдавшего ее душного жара машины, и горло ее перехватило.

Сбавляя скорость, мимо покатился первый вагон, и в одном из окон Анна заметила знакомые женские лица.

Сорокины!

Значит, всё-таки измена и ложь. Как это пошло и неловко…

Точно невидимый груз опустился на плечи Карениной. Потухший взгляд ее упал вниз, туда, где странно беззвучно катились колеса останавливающегося состава, закрытые полукруглыми щитками, доходившими до рельсов.

«Туда! И я накажу его и избавлюсь от всех и от себя!» — решилась она, схватила за рукав позабывшего о ней Вронского, думая сказать прощальные слова, но он посмотрел на нее укоризненно:

— Анна, кругом люди.

— Люди, да!..

Не находя, что добавить, она заломила руки, подалась к массивной громаде проплывающего мимо поезда, наклоняясь, целясь упасть между вагонами — и тут в нескольких метрах от них в воздух взлетели фейерверки.

Вронский вздрогнул, взгляд его метнулся к разноцветным огням — как взгляды сотен людей на платформе — а когда снова посмотрел туда, где только что стояла Каренина, то не нашел ее.

Когда героя дня — инженера Левкова, изобретателя поезда на воздушной подушке, унесли на руках восторженные поклонники российской научно-технической революции, его детище, забрав пассажиров, загудело, приподнялось и мягко поплыло над рельсами к следующему пункту назначения. Встречавшая его публика, возбужденно гомоня, стала втягиваться в здание станции. И поэтому лишь несколько пассажиров третьего класса, прибывших загодя на следующий поезд, да пара путевых обходчиков видели, как с путей, где только что находился последний вагон, поднялось нечто. При ближайшем рассмотрении оно оказалось знатной дамой. Но в каком виде! Платье ее было в пыли и пятнах машинного масла, руки и лицо грязны. Чтобы дать название сооружению на ее голове из спутанных, вставших дыбом волос и заплутавших в них остатках соломенной шляпы, понадобился бы еще один изобретатель, силой гения не уступающий, а то и превосходящий Левкова. Чумазое лицо ее пламенело, глаза горели неземным огнем, а губы непрестанно и беззвучно шевелились. Незнакомый человек мог бы даже подумать, что с них, то и дело перемежаемые словами «Сорокина» и «этот», слетали слова, не приличные не только для дам, но и для прачек, и даже торговок. Старая пара на перроне брезгливо поджала губы, обходчики закачали головами, то ли дивясь, то ли осуждая, выводок ребятишек сельского лекаря захихикал, показывая пальцами, а отец их нахмурился и назидательно изрек: «Смотрите, до чего доводит человека разумного безудержное потребление алкоголя!»

Но Анна (ибо да, это была она), если и чувствовала себя пьяной, то единственно от эмоций, перехлестывающих за край.

Сосредоточенно глядя только вперед, она направилась в здание станции в туалетную комнату первого класса.

Там, пудря перед зеркалом носик, стояла Долли.

При виде входящей женщины она нахмурилась и строго заговорила:

— Туалетная для третьего класса, милочка, расположена… Анна?! Что с тобой?!

— На улице поднялся необычайно сильный ветер, — проговорила Каренина, предупреждая взором: «Только попробуй, возрази мне», и Долли растерянно моргнула и проглотила не выговоренные слова.

— Да… необычный ветер… — вместо этого осторожно кивнула она и добавила, для своего ли душевного комфорта или для Анниного: — Я полагаю, и Стива согласится со мной, что всё изменение климата происходит от этих ужасных новых изобретений.

— Мне тоже так кажется, ma cherie, — отозвалась Каренина, скользя блуждающим взором по мраморным стенам и полу, фарфоровым раковинам, начищенным медным кранам, не останавливаясь даже на своем отражении в зеркале. — Не видела ли ты сейчас Вронского?

— Как? Вы разминулись? — брови Долли сочувственно приподнялись. — Я его встретила не далее как пять минут назад. Он поискал тебя, не нашел, и отправился с Сорокиными смотреть павильоны.

— Куда?.. — не поняла Анна, но Долли неверно истолковала ее недоумение.

— На Ходынское поле. Всемирная выставка открывается завтра там. Разве ты не знаешь?

— Да. Конечно. Знаю. Завтра, — кивнул Анна, и в душе ее поднялась волна горячей ненависти, но еще больше — зависти к наивной простушке Долли, к безалаберному неудачнику — ее мужу Стиве, к двуличному Вронскому и даже к бесстыдным Сорокиным.

Ведь у них будет завтра. И только от нее, Анны, сейчас зависело, какое завтра они все получат: наполненное животным самодовольством и покоем, или отравленное раскаянием, каковое все они и заслуживают за то пренебрежение, с которым отнеслись к ней и ее беде. Эгоисты!

Не догадываясь о ее мыслях, Долли с плохо скрываемым ужасом, изумлением и сочувствием оглядывала Каренину.

— Тебе надо умыться и почистить платье, дорогая. Я помогу, вон, платяная щетка на полке…

— Это такие пустяки! Я должна спешить! — лихорадочно отмахнулась Анна, но все же под умоляющим взглядом невестки сделала попытку смыть грязь.

— Теперь гораздо лучше, — неуверенно проговорила Долли, рассматривая мутные сероватые разводы возле ушей золовки. — Только твои волосы… Поедем к нам, там…

— Нет, я не могу, не могу, мне нужно незамедлительно мчаться, — возбужденно заговорила она, — но волосы… и вправду… волосы…

Мечущийся по комнате взор Карениной остановился на голове невестки.

— Не могла бы ты мне одолжить свою шляпку? Пожалуйста?..

Вронского и Сорокиных на Ходынке она нашла по чистой случайности. Устав пробиваться сквозь толпы праздношатающейся публики и продавцов сувениров, что бродили по булыжной мостовой от павильона к павильону и от экспоната к экспонату, она в отчаянии двинулась к самой высокой башне со странным грибообразным наплывом на вершине в надежде подняться туда и осмотреться. Все трое обнаружились у ее подножия: веселая компания, ведущая приятную беседу с другой такой же: румяным офицером под ручку с двумя хихикающими дамами в возрасте.

«Разбитной братец вывел в свет своих кузин — старых дев», — неприязненно подумала Каренина, нервно сжимая в руках непонятно зачем приобретенный бронзовый макет какой-то странной машины, угластый и тяжелый. — «Только не найти им женихов, нет, всё бесполезно. И тебе, Алексей, не найти с Сорокиной счастья».

Ищущий взор ее скользнул по башне, приобретшей в ее глазах теперь иную ценность, и остановился на толстой стеклянной трубе, уходившей под самую шляпку гриба. Внутри ее, сверху вниз, скользила площадка, на которой стояли люди, боязливо скучившись ближе к стене.

«Туда! Скорей туда! Упасть у их ног! И пусть он пожалеет! Пусть они оба пожалеют и покаются!» — поднялась болезненная обжигающая волна в душе Карениной, и не раздумывая более, она заспешила ко входу в башню.

Двери подъемника и лестница, ведущая наверх, располагались почти рядом, но желающие добраться до последнего этажа предпочитали долгий путь по ступеням вознесению над бездной, и полукруглая площадка была пуста. Швейцар скучал у ее распахнутых дверей, провожая равнодушным взглядом посетителей.

— Мне наверх!

Не удостаивая вниманием швейцара, Анна решительно шагнула на ребристую металлическую платформу и застыла, жадно отыскивая среди толпы Вронского.

— Как прикажете, барыня, — с достоинством поклонился швейцар, неспешно, полный осознанием собственной важности, закрыл за ней двери и нажал на кнопку.

Где-то далеко загудела машина, и площадка медленно и плавно двинулась вверх.

— Где же, где же, где… — возбужденно шептала Каренина, всматриваясь в толпу у подножия башни. — А если они уже ушли?..

Но Вронский и его спутники были на месте. Все так же галантно улыбаясь, он говорил что-то двум старым девам, и те смеялись, прикрывая лица веерами.

«Пытается уже и их соблазнить! Так и надо этой Сорокиной! Ненавижу его и ее!» — зашлось от ревности и негодования сердце Анны, и тут же пропустило такт. — «Пора. Уже достаточно высоко. Если падать с большой высоты, лицо может повредиться и они не узнают меня».