Сергей Лукьяненко - Остров Русь Страница 20

— Вот, — позевывая рассуждал Алеша, — возьмем простую русскую душу. Среднюю, ничем не примечательную. Какие у нее склонности? Ругать собаку-князя, потому что свободолюбива, но слушаться его, потому что другой еще хуже будет. Пить знатно, потому что традиция, но не закусывать после первой, потому что иначе после второй нечем будет. Любить зверюшек да детишек малых, без этого никак нельзя. Бить жену, потому что все равно, сволочь, изменит. Бананы есть в немеряных количествах, так как истинно русский фрукт. Планов иметь громадье, но осуществлять помаленьку, чтоб другим народам не обидно было... Но не это главное! Главное — оптимизм! Именно он нас, русских, от всех других людей отличает!

— Оптимизм? — поразился Смолянин.

— Он самый!

— Да... — протянул Смолянин. — Вот оно что... А скажи, Алеша, русский былинный герой, чтобы ты сделал, едучи с друзьями по чисту полю, коли увидел бы чудо-юдо неслыханное?

— Рассмеялся весело, да друзей бы пригласил подивиться! — хорохорился Алеша.

— Посмотри направо, — предложил Смолянин, похихикивая.

Алеша посмотрел — и зашелся в нервном смехе. По степи широкой бежало к ним чудо-юдо узкое, на сороконожку похожее, только с семью головами и ростом с каланчу пожарную.

— Толмач... толмач... — прошептал Алеша, сдерживая истерический хохот. — А тебе не страшно?

— Нет, я же русский! — гордо ответил Смолянин.

Тем временем и остальные богатыри заметили чудо-юдо и остановились. Невиданное страшилище бежало к ним, посверкивая на солнышке чешуей и помаргивая многочисленными глазками.

— Ух, раззудись плечо, размахнись рука! — крикнул Иван-дурак и запустил в чудо-юдо булавой. Та попала чудовищу в глаз, погнулась, и отлетела в сторону.

— Фигово, — грустно сказал Илья. Добрыня одевал булатные рукавицы. Алеша молился. Смолянин оптимистически хохотал. Кубатай нервно грыз семечки, не забывая при этом ласкать эфес сабельки острой. Иван дурак готовил к бою меч-кладенец.

А чудище, слегка изменив направление бега, стало огибать друзей.

— Пронесло, — ахнул Алеша.

Чудо-юдо круто повернуло, и стало замыкать друзей в кольцо.

— А ты говорил — пронесло! — удивленно воскликнул Смолянин.

— Пронесло, — упрямо повторил Алеша. — Со всяким бывает.

Чудо-юдо замкнуло друзей в кольцо, всунуло внутрь кольца головы и ехидно спросило:

— Ну че, богатыри, кранты пришли?

— Посмотрим, — рассудил Иван-дурак и рубанул ближайшую голову мечом-кладенцом. Меч жалобно звякнул, но чешую не прорубил.

— Не поможет! — гордо сказало чудище. — Я Кащеем наколдованно, против вас науськано, от всех богатырских приемов защищено. Говорите, чего с вами делать: раздавить телом бронированным, или съесть сырыми, или вначале огнем пожечь, потом съесть?

— Может, бросить нас под ракитов куст? — робко предложил Добрыня.

— Нет, братец, не выйдет! — захохотало чудо-юдо. — Не такое уж я темное! Между прочим, решайте быстрее, а то мне о жизни поразмышлять хочется. Я по натуре — естествоиспытатель!

Богатыри подавленно молчали. Лишь Алеша исподтишка колол саблей ближайшую к нему голову чуда-юда, но эффекта это не давало.

— А как же оптимизм? — лепетал смущенный толмач. — Алеша! Че с оптимизмом-то делать?

И тут, в самый тягостный момент, мудрец Кубатай дощелкал-таки семечки в первом мешке, и воспользовавшись перерывом спросил:

— Чудо-юдо, а вы не подскажите, кто вы — млекопитающее, рептилия, или членистоногое?

Слегка покраснев, чудо-юдо жеманно ответило:

— Млекопитающее...

— Логично, — рассудил Кубатай, разглядывая чудо-юдо. — Тело столь огромных размеров не могло бы существовать при двухкамерном сердце и примитивной нервной системе. Хотя ваша чешуя наводит на определенные догадки...

— Какие? — с любопытством спросило чудо-юдо. Но мудрец уже думал о другом:

— Но самое удивительное, это замечательная координация движений конечностей вашего тела. Скажите, каждая пара ног имеет собственный, автономный нервный ганглий?

— Нет... кажется... — растерялось чудо-юдо.

— Нет? А как же вы ухитряетесь передвигаться?

— Не знаю...

— И еще считаете себя естествоиспытателем! — Кубатай покачал головой. — Давайте внесем ясность в этот вопрос. Какая пара ног движется первой?

— Третья левая и семнадцатая правая, — неуверенно заявило чудовище.

— Точно?

Чудо-юдо разомкнуло кольцо вокруг богатырей, неуверенно прошлось взад-вперед и призналось:

— Когда как.

— Но должна же быть система! Вот у вашей младшей родственницы, сороконожки, по последним данным...

Богатыри, обалдев, слушали Кубатая. Первым не выдержал Илья — схватился за сердце и прошептал: — Лучше пусть нас съедят...

Но Добрыня, более стойкий, заткнул ему рот рукавицей. Кубатай тем временем учил чудо-юдо методу передвижения сороконожки:

— Так, пошла левая сторона... Седьмая нога! Выше! Теперь правая, через одну ногу, так... Теперь все ноги поднять!

Чудо-юдо выполнило приказ и тяжело рухнуло на землю. Растерянно пролепетало:

— Мудрец, у меня не получается... Может, лучше, как раньше ходить буду?

— Как раньше — это примитивно, — заявил Кубатай. — Должен быть непрерывный прогресс! Во всем! Сегодня улучшим походку, завтра — азбуку выучим, послезавтра — в Думе князя Владимира сиживать будем! Так, в чем же дело с передвижением... Ага! Какая голова у тебя принимает решения? Та, что говорит?

— Я принимаю, — хором ответили семь голов. Потом подозрительно уставились друг на друга.

— Но-но! Так не пойдет! — Кубатай тревожно потер лоб, достал саблю, и покачивая ей как дирижерской палочкой начал опрос:

— Ты мыслишь?

— Да, — скромно ответила первая голова.

— Значит, существуешь. А ты?

— Тоже! — косясь на первую голову заявила вторая.

— А ты?

— И я!

— Он? Она? Вместе? Все семь, что ли? Ну, ребята! Как говорил один мой маленький друг, генло муф-ап, фараон сен крап. Или, по-простому: у семи нянек дитя без глаза. Нельзя же всем семи головам заведовать движением! Давайте решим: кто будет двигать ногами, кто языком, кто будет есть и пить, кто вылизываться, кто следить за приближением неприятеля, кто контролировать процессы пищеварения...

— Я вылизываться не буду! — заорала вторая голова, оказавшаяся самой слабонервной. — Пусть первая этим занимается, у нее язык длинный!

— Ах ты гадина! — завопила первая голова. — Ты, значит, богатырей будешь есть, а я — вылизываться?

— Всегда так было, по жизни, — упрямилась вторая голова. — Кто-то ест, а кто-то вылизывает...

— А-а-а! — завопила первая голова и вцепилась во вторую. Пятая, до сих пор меланхолично наблюдавшая за происходящим, встрепенулась и заорала:

— Оставь вторую в покое, она анекдоты о богатырях рассказывать умеет!

И вцепилась в первую.

— Не трожь, у первой язык самый длинный! — проревела четвертая голова, перекусывая шею пятой.

— Сосед, ты посмотри, что они творят? — изумилась шестая голова, обращаясь к седьмой. — Разнимем?

И две головы дружно дохнули на дерущихся огнем. Третья голова, которой тоже досталось, завопила:

— Что вы лезете в наш внутренний конфликт? Что, самые крайние?

Вместе с четвертой головой, уже расправившейся со своим противником, они дохнули пламенем на шестую и седьмую головы. И началось. Из багровой огненной тучи слышалось щелканье челюстей, вопли, и, временами, тяжкое падение откушенной головы. На землю лилась черная кровь.

— Ребята, ребята, — повторял изумленный Кубатай, отступая. — Я ведь только хотел решить все по-интеллигентному, по-культурному...

Алеша Попович схватил мудреца за шкирку, посадил на коня, и стегнул коня нагайкой.

— Сваливаем, — поддержал его Добрыня, подстегивая ломовую лошадь Ильи Муромца. Иван подхватил с земли погнутую булаву и поспешил за ними.

Когда друзья отъехали на пару верст, Илья разлепил глаза и спросил:

— Что, съели мудреца?

— Нет...

— А чего так тихо?

Богатыри глянули на Кубатая, и увидели, что несчастный мудрец вновь принялся есть семечки. Через силу, давясь и отплевываясь, но не останавливаясь.

— Это Марьюшка, — догадался Иван. — Когда уезжали, она Кубатаю сказала: пусть мои семечки тебе сами в рот лезут, когда слов мудреных некому будет сказать. Вот они и лезут. Сбылось пожелание.

За спиной богатырей гулко ударил взрыв. Запахло свежестью, как при грозе.

— Самоистребилось чудище, — заключил Добрыня. — Вовремя отъехали, а то бы ударной волной покалечило. Молодец, Кубатай! Это ж надо — такого зверя до смерти заболтать. У меня-то, если честно, уже попа сыграла...

— А чего вы боялись? — удивился Смолянин. — Вот я, как Алеша советовал, сохранял оптимизм. И в результате только чуть-чуть обмочился.

Богатыри засмеялись шутке, и дружно похлопали Смолянина по плечу, как бы принимая его в добры молодцы. Доехав до ближайшей речки они простирнули портки, разложили скатерть-самобранку, что дала в дорогу Марьюшка, и перекусили: салом, бананами, парным молочком и солеными огурцами. Завершила пир знатная медовуха.