Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха Страница 21

- Вернусь и всех уволю! - бормотал я, согнув­шись в три погибели и низенькими перебежками вдоль заборов, плетей, огородов, лопухов и репей­ника двигаясь в сторону родного отделения. - Ба­бу-ягу в первую очередь! Подведу под сокращение штата в связи с пенсионным возрастом. Митьку Лобова - на вечную ссылку, в деревню! Лучше бы на каторгу, но статьи подходящей нет. Фому Ере­меева вместе со всеми стрельцами - в штрафбат! Должны же у Гороха быть какие-нибудь штрафба­ты для провинившихся военных. А самого царя... А с самим царём я неделю разговаривать не буду и руки ему не подам! Да, не забыть кота Ваську мак­нуть мордой в сметану, потом разбить крынку и его же подставить! Всё. Вроде со всеми разобрался. Кого пропустил или не вспомнил, извините, потом убью...

Впрочем, когда я наконец перелез через наш за­борчик на заднем дворе, у туалета, моя решитель­ность несколько поколебалась. В конце концов, все мы люди, никто не застрахован от ошибок, и сначала надо во всём разобраться, а уж потом ка­рать или миловать.

- Спят, - жёстко констатировал я, отказыва­ясь верить очевидному.

У ворот вповалку спали четверо наших стрель­цов, сивушный запах витал в воздухе. На крыльце отделения, в обнимку с верной пищалью, давал бо­гатырского храпака сотник Еремеев, тоже пьяный в никакую. Перешагнув через его ноги, я осторож­но толкнул дверь в терем - не заперто.

Хм... как-то странно всё это... Фома на службе не пьёт и своих ребят держит в узде. Если сейчас и дома все пьяные, включая кота, я буду очень-очень удивлён.

В сенях, на полу, тихо дрых Митя. Причём пол­ностью одетый, в сапогах, тёмном кафтанчике и с лопатой в руках. То есть он всё-таки собирался идти меня выкапывать, но не дошёл. Уснул на ходу, так, что ли? Кот Васька в абсолютно невме­няемом состоянии валялся в горнице под столом, задрав кверху лапы и высунув язык. Нет, не мёртвый и не отравленный, а похоже, так же как и все - в дюндель! Саму Ягу я нашёл у окошка, она тихо и сладко посапывала, свернувшись калачи­ком на скамеечке.

- Оригинально. - На мои осторожные похлопывания по плечу бабка не реагировала, но арома­тизировало от неё, как от бога Бахуса на День же­лезнодорожника.

- Так, собственно, что же тут у нас произош­ло, а?

Добрых минут двадцать я честно пытался разбу­дить всех. Я орал дурным голосом, кричал, мате­рился и обзывал сослуживцев прямо в ухо. Я тряс их как груши по мере возможности, поскольку Митю трясти - это живот надорвать. Я брызгал им в лицо водой, Еремеева и стрельцов так просто об­лил с ног до головы из ведра, но всё тщетно.

Никто не просыпался. Даже кот. С отчаяния я вывалял его в муке и покрасил побелкой для печ­ки, но результат всё тот же - Васька нагло дрых, не поведя и усом. А когда мне уже было впору за­стрелиться от обиды, вдруг раздался петушиный крик! Пернатый будильник приветствовал утро, и... всё наше сонное царство пробудилось, словно по волшебству.

Но, прямо скажем, общее пробуждение было ра­достным не для всех...

Ну если совсем уж честно, то только для меня. Остальные почему-то начали с криков, воплей, визга и глупых вопросов:

- Кто моего кота белилами покрасил?! Выходь на свет, самоубийца-а-а...

- Почему и я, и стрельцы мокрые?! Вот я этому водяному его же рыбьим хвостом под зад дам, бу­дет знать, как над милицией шутки шутить!

- Бабуль! А чего это у меня на рубахе следы ботинков чужих грязных? Что, и на лбу тоже? Ну всё, поймаю энтого топтыгина, дак он у меня обувь свою немытую без соли съест и не поморщится!

- Мяу-а? Мя-а-а-а-а-у! Уа??! Мявк!

Последнее нуждается в переводе, но думаю, там было что-то про вендетту по-корсикански с непре­менным летальным исходом. Вроде кот у нас мстить не любит. Правда, и мыться тоже, но ведь по любому придётся. Интересно, он себя сам всего вылижет или Яге в тазик сдастся?

Пока все орали, шумели, ругались и всячески (вплоть до рукоприкладства) выясняли отноше­ния, я спокойно сел за стол, налил себе чашку хо­лодного чая и ни во что не вмешивался.

Примерно через полчаса всё устаканилось...

- Никитушка, - осторожно коснулась моего плеча и резко отдёрнула пальцы моя домохозяй­ка. - Ты уж, соколик, прямо скажи: живым зая­вился али обиделся на нас всех да и мёртвым пришёл?

Я выдержал приличную театральную паузу, чтоб кое-кого (а лучше  - всех!) проняло, и при­знался:

- Живой.

- Милай ты наш, - кинулась мне на шею Яга. - Жи-во-ой!

- Но не вашими молитвами, - строго напом­нил я.

- А чьими же? - переглянулись Митяй с Ере­меевым.

- Ну, вообще-то благодарить за своё чудесное избавление из гроба я должен трёх старательных бесов с лопатами.

- Бесов?!! Тьфу, прости господи, как у вас тока язык повернулся...

- Митя! - рыкнул было я, но взял себя в руки. - Поскольку выкапывать меня никто из всего отделения не явился, то эту задачу выполнили наши подозреваемые. И должен признать, они с этим хорошо справились!

Все в горнице, даже кот, немножко опустили го­ловы.

- А вы тут, я вижу, просто перебрали на помин души, да?

- Нет, - первой вскинулась моя домохозяй­ка. - Ни капельки алкогольного пойла в рот не взяла!

- Мои ребята тока воду пили, - подтвердил Еремеев, и лишь Митя, беспомощно обернувшись по сторонам, резко покраснел:

- Я виновен. Меня судите, батюшка Никита Иванович. Я ить... простоквашу пил, а в ей, гово­рят, тоже доля спирту есть...

- Да вы хоть друг к дружке принюхайтесь, -мягко посоветовал я. - Разит же от всех сразу, так что ни один гаишник мимо не проскочит!

Баба-яга подняла вверх указательный палец, призывая присутствующих к молчанию, и чётко обозначила:

- Вот прям сейчас, тут же, при тебе, участко­вый, экспертизу проведём. Ежели хоть кто из на­ших выпил, дак гони меня поганой метлой из ми­лиции первой!

- Ну не надо так уж... Я тоже не зверь, всё по­нимаю, увлеклись, устали...

- Экспертиза! - стукнула кулачком Яга, пус­кая пар из ноздрей, и мне пришлось признать, что дальнейшее продолжение спора уже чревато.

- Хорошо, хорошо, - сдался я. - Дыхните. Яга деликатно прокашлялась и дыхнула. У

меня защипало в глазах, засвербило в носу и слег­ка отозвалось в пятках, - судя по запаху, бабка пила валерьянку на пчелином меду. Но не алко­голь!

- Еремеев! Веди своих, - приказал я. Хотя по торжествующему виду моей домохозяйки было ясно, что ничего мне доказать не удастся.

- Дыхни, - попросил было я стрелецкого сот­ника, но меня остановили:

- Погоди,  участковый,  поверь  мне,  старой женщине.   Запах   неблагоприятный   опосля спиртного многими способами приглушить можно. И чесноком, и мятой, и луком зелёным...

- Так что, мы у них кровь на алкотест брать бу­дем?

- Ох ты ж господи, прости и помилуй, стра­сти-то какие... - мелко перекрестилась Яга. - Нет, мы уж по старинке, вона пущай на свечу ду­нут. Который пил, у того враз пламя зелёным от­кликнется.

Я ей поверил. Наша эксперт-криминалистка до­стала самую обычную свечу из шкафчика, поста­вила её на край стола, запалила и, приблизив лицо к крохотному огоньку, прошептала:

Гори, гори, свеча ясная,

Отведи беду опасную!

Покорись ветру дыхания,

Отпусти душу на покаяние.

Дам я тебе огня горючего,

Укажи на алкаша пьянючего...

На этот раз я всё точно запомнил, могу на спор повторить. Правда, не уверен, что у меня это будет работать. Другое дело Яга! Должен признать, что, когда бабка заставила дыхнуть перед свечкой каж­дого, кто был в отделении, пламя не позеленело ни разу! Зато по зрелом размышлении все так же честно признали, что, с кладбища воротясь, продрогли изрядно да чайком горячим побаловались. А вот когда и кого конкретно с этого чая срубило, никто уже вразумительно ответить не смог. Дальнейшее расследование уже не требовалось, все обвинения в повальном пьянстве были полностью сняты.

В иное время я бы, наверное, даже гордился на­шими. Но не сейчас...

- Ясно. - Я выстроил всю опергруппу в горни­це и выпроводил стрельцов. - Ну что, напарники, сослуживцы, аферисты, оборотни в погонах, про­вожу внеплановое заседание личного состава. Раз­бор полётов с перспективой закрытия нашей мили­цейской лавочки к ёлкиной маме по причине ред­кой служебной халатности и полной беззащитно­сти    перед    распоясавшимся    преступным элементом. Бабуль, вы куда?

- Да это... Васеньку своего, свежеокрашенно­го, позвать хотела. Чтоб и он послушал, как ты, ми лай, красиво да мудрёно говоришь.

- Хорошо, пусть придёт, а вы сядьте, пожа­луйста. Митя ему потом всё на ухо перескажет, что тот пропустил,  в доступной простонародной форме. А мы продолжим. Итак... Тему заседания вы поняли. Прошу высказываться по существу, невзирая на чины и лица. Митя, ты первый.

- Я больше не буду, - покаянно прогудел он, опустив кудрявую голову.

- Чего не будешь?

- А ничего не буду! Мне, сироте, ужо проще за­ранее прощеньица испросить за все грехи неведо­мые, всё одно меня ж завиноватите.