Мария Быкова - Путь к золотому дракону Страница 22

Вечером третьего числа грозника-месяца мы сидели вокруг костерка и вдумчиво ели зайца. Поймал его, разумеется, Сигурд, для такого дела сменивший ипостась; мне было очень интересно, что думают по этому поводу местные волчьи стаи, но оборотень молчал, а я пока стеснялась спрашивать.

Заяц был вкусный, но маленький.

Невысокое пламя костра длинной дрожащей полосой отражалось в озерной воде. То и дело слышался плеск: рыба здесь водилась в весьма пристойных количествах, но от одного слова «уха» мне становилось нехорошо. Здешний край можно было смело назвать Озерным — редкий вечер мы ночевали не на берегу.

Наконец заяц был доеден, и каждый занялся своими делами. Точнее, делами как таковыми занялся один Эгмонт: достав карту, он в очередной раз принялся над ней медитировать, периодически замеряя пальцами какие-то расстояния. По опыту я знала, что сейчас его лучше не отвлекать. Сигурд не мудрствуя лукаво опять превратился в волка и растянулся возле костра, положив голову на скрещенные лапы. Руки так и тянулись почесать его за ушами, но я понимала, что оборотень может и обидеться. Он же не домашняя псина в конце концов!

В качестве альтернативы я почесала собственный бок — как легко догадаться, сплошь искусанный комарьем. Солнце почти зашло, свет был только от костерка, и впереди темнела озерная вода, а позади молчал суровый лыкоморский лес. Никогда в жизни я не заходила в него так глубоко.

Нет, мне не было страшно. С Сигурдом, наверное, я пошла бы даже в тайгу (прихватив, правда, баночку средства от насекомых) — оборотни в лесу, как дома, знают каждый угол, и каждое дерево им друг. Но я все-таки была городским жителем — как, честно сказать, и Эгмонт. Мне вдруг страшно захотелось обратно в Академию — туда, где в небо упирается острый серебряный шпиль, а в фонтанчике на внутреннем дворе вода плещется от магии фэйри.

Я слишком привыкла. Прижилась. Этого делать нельзя, вот теперь и приходится расплачиваться. Но вдруг меня пронзила совершенно сумасшедшая мысль: а может… может, нам все-таки удастся вернуться? Ведь Сигурд действительно невиновен, и конунг защитит его. Кто, если не она?

Но от конунга Арры нас отделяли версты лыкоморской земли, поросшей густыми лесами, — да еще Драконий Хребет… Я опять вернулась мыслями к географии и, не выдержав, спросила:

— Сигри, а какое-нибудь жилье тут рядом есть?

Оборотень поднял голову с лап, и я запоздало сообразила, что он наверняка не может говорить в волчьем обличье. Но ответил мне не Сигурд, а Эгмонт, по-прежнему не отрывавший глаз от карты.

— Здесь есть целый город, до него рукой подать. Завтра к нему выйдем. Он совсем маленький, но там мы затаримся едой и, может быть, купим лошадей. Бессмысленно прятаться в лесу: скоро начнется Большой Северный Тракт.

— Завтра? — переспросила я, освежая воспоминания о севере Лыкоморья. По моим расчетам, мы должны были выйти к первому поселению только через два-три дня, и то если сильно повезет.

— Завтра, — подтвердил Рихтер. — А в двух днях от него будет другой, побольше — называется Листвяги. И туда нам точно придется завернуть, потому что там есть филиал «Ильмариненс Лериэ». Снимем деньги, чего им зря пропадать…

Я не думаю, что у гномов когда-либо зря пропадали деньги: вот пропасть просто так — это совсем другое дело! — но Эгмонт был прав, золота при себе у нас почти не было. С другой стороны, если в городе есть банк, то там наверняка найдется и отделение КОВЕНа, а попадать в лапы несостоявшимся коллегам мне отчаянно не хотелось.

— А ковенцы нас там, часом, не встретят? — спросил Сигурд. Он знать не знал, что я уже решила, будто оборотни не способны разговаривать в волчьей ипостаси. — А то радости им будет…

— Не будет, — уверенно посулил Рихтер. — Во-первых, мы изменим внешность… я вам ее изменю. Яльга, — строгий взгляд в мою сторону, — не станет испытывать на нас свое мастерство иллюзиониста. Во-вторых, мы качественно продумаем легенду. В-третьих, — говорю же, недалеко уже Большой Тракт, а он обнесен такими заклинаниями, что проще ехать не скрываясь. Дешевле выйдет.

Он замолчал, сворачивая карту, потом присовокупил:

— Кроме того, насколько я знаю КОВЕН, сейчас они прежде всего наложили запрет на телепортацию. Это мешает нам, но и им не помогает: никакой столичный десант до этих мест пока не доберется, а с парочкой местных магов я справлюсь даже при наихудшем раскладе.

«Скромный ты наш», — подумала я, поглаживая амулет против чтения мыслей.

Поутру, стоило нам немного отойти от стоянки, лес начал редеть, но прошло не меньше трех часов, прежде чем мы вышли на опушку, а впереди показались вросшие в землю избушки. Некоторые были уже нежилыми, и из окон выглядывала высоченная трава.

Надо думать, это были самые что ни на есть задворки — чем дальше мы шли, тем крепче становились избы, возле них стали появляться палисадники с непременными мальвами, акациями и мятой. В глубоких лужах у дороги нежились свиньи, а в зарослях бурьяна то там, то сям появлялась фигура петуха в окружении многочисленных куриц и цыплят.

На потемневших от времени скамеечках у ворот сидели местные старушки — от своих городских аналогов они отличались только тем, что у многих в руках были веретена. Нас провожали любопытными взглядами, и я даже догадывалась почему.

Утреннее накладывание иллюзии заняло добрых сорок минут, из которых на меня ушло почти полчаса, — и если бы не «Справочник», мы провозились бы куда дольше. У меня неплохая память на мелкие детали, но особенности одежды я всегда запоминала плохо, а в Даркуцких горах была лет двенадцать назад. Эгмонт с Сигурдом там вообще не бывали. Но кроме подгиньского я знала только араньенский и аллеманский — каждый на уровне «А ну подай мне вон ту кружку с молоком!». Для красивой качественной легенды этого было маловато.

Словом, сейчас я шла между Сигурдом и Эгмонтом, высоко держа голову и мрачно зыркая по сторонам черными, чуть раскосыми глазами. Мрачность давалась мне легко: самым сложным в образе даркуцкой княжны было одновременно удерживать величественную осанку и смотреть под ноги, дабы не заляпать чистеньких ботинок в местной желтой грязи. Вот уж не знаю, как справляются с этим подлинные дворянки, — может быть, просто не ходят по деревенским дорогам?

— Это не деревня, а город, — негромко сказал Эгмонт: по легенде, я не знала ни слова по-лыкоморски, так что волей-неволей пришлось обратиться к телепатии. — Он называется Подкузьминки. Мы сейчас просто идем по предместьям.

Я кивнула, стараясь скопировать великосветское движение госпожи Ламмерлэйк.

— Яльга, да ты не волнуйся так, — неожиданно сказал по-подгиньски Сигурд. Я быстро посмотрела на него; волкодлак ободряюще улыбнулся. — Все удачно выйдет… а эт-то еще что такое?

Последняя фраза относилась уже не ко мне. Поперек дороги была протянута толстая разлохмаченная веревка, на которую для какой-то надобности нацепили разноцветные лоскутки. Дальше виднелась большая куча земли — на ней возлежал тощий черный кот с белыми носочками на передних лапках. Еще дальше начиналась неровная приземистая стена не более трех локтей в высоту, сложенная из серых, грубо отесанных камней.

Рядом имелась табличка: «Городская стена, VI век». И чуть пониже, меленько: «Руины».

Возле свежевозведенных руин обедала целая компания гномов. Расстелив на земле квадратную бахромчатую скатерть и разложив на ней самую разнообразную снедь, гномы бодро хрустели свежими и солеными огурчиками, разламывали знаменитые толстые лепешки и обсуждали планы дальнейшего руинного строительства.

Нас они, кажется, не заметили. Еще бы, трапеза — для гнома это почти святое. Трудно, впрочем, найти что-то, что не было бы для гнома святым: дом, семья, интересы клана… ну и интересы самого гнома, ибо кто же обеспечит клан и семью, ежели кормилец будет голоден и несчастен?

Я незаметно покосилась на спутников. Если бы не легенда, я сама начала бы разговор — обычно я быстро находила с гномами и общий язык, и правильный тон. Но даркуцкой княжне невместно разговаривать с простолюдинами, так что я молча поджала губы.

Разговор начал Эгмонт.

— Добрый день, уважаемые, — сказал он, спокойно глядя на обедающих гномов. — Удачи вам и вашим семьям. Не откажите в любезности, подскажите — как лучше пройти в приличную корчму?

Тон был взят верный: в должной мере уважительный, но не приниженный. Неправда, что только эльфы улавливают такие тонкости; гномы, будучи, в сущности, довольно тщеславным народом, обладают отменным чутьем на настрой собеседника. Рихтер обратился как равный к равным, и это было хорошо. Кто лучше гнома знает, какая корчма достойна считаться приличной? Кроме того, гномы весьма любопытны, и свою роль сыграла даркуцкая княжна в национальном костюме, по лицу которой, хочется верить, не было заметно, о чем она думает. Ибо думала она о чистоте ботинок.