Андрей Белянин - Верните вора! Страница 23

Лев всегда любил смотреть на звёзды. Раньше он воспринимал их как нечто одушевлённое, безмерно далёкое и одновременно очень близкое, словно дальний-предальний родственник, седьмая вода на киселе, но вот встретились один раз и почуяли родство душ. Иногда ему казалось, что и звёзды тоже понимают его. Ласкаются, утешают, о чём-то шепчут, спускаясь пониже и забираясь даже во сны.

Впрочем, нет. Вот как раз во снах-то звёздочки куда чаще пытались с ним заговорить, особенно одна, настырная, тяжело дышащая прямо в ухо ароматами вина и плова. Кроме того, у неё почему-то был голос Насреддина.

— Лёва-джан, проснись, пожалуйста, а то эта старая карга сейчас вернётся и нас зарежет!

— Мм… — сонно причмокнул Оболенский, и звезда-домулло мигом отшатнулась в сторону:

— Вот только свои сладкие губы на меня раскатывать не надо, э?! Просто встань и спаси нас обоих. Я же из-за тебя попал в этот страшный дом…

Бывший москвич собрал волю в кулак, мысленно выматерился, приказал себе проснуться и открыл глаза.

Увиденное не обрадовало.

Хотя, конечно, всегда есть что-то хуже, но… Лучше б было лучше! Пустая комната, лунный свет из раскрытого окошка, на полу лежит связанный Ходжа, и сам Лев тоже не может пошевелиться.

Во-первых, потому что башка болит, как после крутого корпоратива, начавшегося в офисе, перешедшего в ресторан, оттуда в сауну, а закончившегося в отделении. Во-вторых, типа тоже связан не хуже друга.

И что прикажете делать в такой ситуации?

— Так, давай без паники…

— Почему?

— А смысл? — попробовал пожать плечами Оболенский. — Я шёл сюда за старой мымрой…

— Не оскорбляй уважаемую женщину, о непочтительный, — громко потребовал домулло, шёпотом добавив: — Ибо эта злобная старуха может нас подслушивать…

— В общем, искал тут Ахмедку. Не нашёл. Да, собственно, и не успел, меня вырубили чем-то тяжёлым по башке из-за угла. А ты-то чё сюда припёрся? Ты ведь должен был проследить за племянником Шехмета.

— Воистину так. Но он ушёл к себе в казармы и, как мне показалось, уснул. Тогда я решил пойти к тебе и помочь, если что. Ничего подозрительного заметно не было, петь оказалось не о чем. Но вот ворота дома были открыты, я очень осторожно просунул голову, а там…

— Тоже словил по маковке?

— Чалма спасла мою всё ещё молодую жизнь, — горько подтвердил Ходжа. — Поэтому, хвала аллаху, я пришёл в себя раньше тебя, э-э! — Нашёл время дразниться…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Тёщ много не бывает, но и мало не покажется.

— О, время у вас ещё есть, — раздался тихий и язвительный голос из темноты. — Высокородный Шехмет и его недалёкий племянник Али, чтоб страдающий перхотью шайтан плюнул ему в чай(!)., подоспеют через несколько минут. Они готовились долго ловить вас, бесстыдные обманщики и оскорбители моей нежно любимой доченьки. Да умножит Всевышний её красоту тысячекратно и да найдёт она себе более достойного мужа, чем этот задохлик из Каира!

— Тёща, — не сговариваясь, с горькой, только мужчинам понятной интонацией выдохнули пленники.

— Молчите, лукавые иблисы! — ощерилась старуха Далила, и в комнате словно дохнуло могильным холодом. — Не будет на мне греха в том, что визирь и Шехмет получат лишь ваши головы. Ибо если я передам вас им живыми, то воистину вы можете сбежать по дороге и попытаетесь отомстить мне…

— Нет, нет, что ты, бабушка! Мы хорошие, мы послушные, отдай нас в тюрьму!- на два голоса завопили Лев и Ходжа, потому что над ними встала непреклонная седая ведьма с лицом морщинистым, как вымя десятилетней козы, и кривым ножом в руках. На лезвии были выгравированы полумесяц со звездой. Быть может, впервые звезда показалась моему другу совсем не ласковой, а даже агрессивной…

— Но если я пощажу вас, будет ли мне за это уготована награда? — невзирая на вопли Ходжи о пяти (семи, десяти, двадцати!) тысячах зарытых таньга, задумчиво бормотала Далила. — Боюсь, что нет. Мужчины заберут вас, передадут визирю, тот отдаст ваши жизни палачу, а кто вспомнит о бедной вдове, врождённым хитроумием и крепкой палкой изловившей Багдадского вора и возмутителя спокойствия? Никто не вспомнит. А если я подам лишь ваши головы на блюде, то воистину мир запомнит моё имя! Не кричите так громко, глупцы, вас никто не услышит. Я пошла за подносом…

Последующие пять — десять минут оба здоровых мужика катались во все стороны, извиваясь как червяки, тихо переругиваясь и скуля, словно щенки без мамы. Увы, вязать узлы тётка умела, верёвки были надёжными, и единственное, чего добились наши отчаявшиеся герои, так это умудриться каким-то образом встать. Правда, едва держась на ногах и в скрюченных позах, но всё-таки. Умирать лучше стоя, это достойно мужчины. Хотя если хорошенько подумать, то смерти абсолютно без разницы, в какой позе вы её встретите. Она тоже привыкла приходить без церемоний…

— Ну вот, — объявила вернувшаяся с большим деревянным блюдом старая ведьма. — Готовьтесь предстать перед Всевышним, и пусть он сам своей божественной рукой направит ваши проклятые души в пекло. О ангел смерти Азраил, приди, тебе приношу я эту жертву!

— О добродетельнейшая из женщин, сиятельная Далила! Позволь нам хоть помолиться напоследок. Будь милосердна, и да будет милосерден к тебе Аллах!

— Э нет! Знаю я ваши молитвы, хитрецы, — неприятно улыбнулась старуха. — Я сама…

Её перебил нервный крик осла на улице. Лев и домулло невольно вздрогнули, милый сердцу далёкий голос родного Рабиновича они бы узнали из тысячи.

— Услышишь крик осла, знай, что рядом шайтан, — недовольно пробормотала злобная тёща Каирской ртути и шагнула к окну задёрнуть занавеску.

Что она там конкретно увидела, осталось загадкой, но с воплем ужаса тётка выпала в оконный проём, чудом зацепившись подолом за какой-то ржавый шкворень.

— Это наш шанс, — сипло объявил Лев, падая на спину рядом с тем блюдом, на котором лежал тот самый нож. — Щас захвачу, братан… Эх, пальцы затекли… О, взял, взял! Вались сюда же!

Как они только друг друга не порезали, избавляясь от верёвок, ума не приложу. Но внизу, у ворот, уже раздавались мужские голоса, слышались отрывистые команды и бряцанье оружия.

— Куда? — переглянулись пленники и дружно решили: в окно! Всего-то второй этаж!

Призывный ослиный крик поторопил их. Друзья рванулись вперёд и наконец-то собственными глазами увидели то, что так перепугало Далилу-хитрицу, многоопытную обманщицу со стажем и развившимися маниакальными наклонностями на почве «неудачного» брака дочери…

— Иа-а-а! — Прямо за окном, крепко стоя на старом ковре, парил белый осёл, горделиво задравший хвост. А внизу, под ним, на глинобитной улочке наворачивал круги верный Рабинович.

— Хвала нашему эмиру! — чуть не прослезился Ходжа. — А очучан-палас выдержит троих?

— Увидим, — кратко ответил Лев, в длинном прыжке приземляясь прямо на спину белого ишака.

Мгновение спустя до них долетел и Ходжа, правда, менее удачно… Но он сумел вцепиться в переднюю ногу эмира и крепко держался, не разжимая пальцев, пока ковёр не спустился вниз. Тройной вес всё-таки был ему не под силу.

Тихо воющая сквозь зубы Далила-хитрица так и висела на гвозде ногами вверх, очень осторожно посылая яркие мусульманские проклятия вслед её улепётывающим жертвам. Громко она уже не могла, боялась, что гвоздь не выдержит…

— Секундочку, напарники, — упёрся Лев за первым же поворотом. — Куда так втопили? Я хочу ЭТО слышать!

— Чего тебе ещё надо, неразумный? Оболенский показал другу кулак, все навострили уши и были достаточно вознаграждены. Слышимость оказалась отличнейшей…

— О злонамереннейшая из тёщ, куда ты спрятала Багдадского вора и зачем столь бесстыдно висишь тут ногами кверху?!

— Заткнись, грубиян! Не тебе, сын плешивого шакала и самки павиана, которого безответственные родители забыли задушить ещё в колыбели, учить меня жизни! Два безбожника были у меня в руках, и, если бы не пролетающий под окном белый осёл, я бы…

— Воистину, Аллах поступил с ней немилосердно, лишив разума, — сострадательно прогудел тяжёлый голос Шехмета. — Али, племянник мой, ты можешь расторгнуть брак с дочерью этой женщины. Ибо она безумна, а такое передаётся по наследству. Хотя, может быть, конечно, просто назюзюкалась…

— Такое бывает, — почтительно признал хор голосов, видимо, верных стражников.

— Да я плюю на вас, отродья греха и бесстыжие охальники, пялящиеся на нижние штаны достойной вдовы, которая-а-а…

Раздался треск рвущейся ткани, короткий визг, шум падения одного тела на другие, грохот оброненных щитов, изысканные восточные ругательства и плохо сдерживаемый крик души:

— Вай дод, она отдавила… мне… такое место!… Дядя, ну хоть теперь мы можем посадить её за нападение на городскую стражу?!

…Оставаться и дальше за углом было слишком рискованно, по большому счёту наши герои уже услышали всё, что хотели. Лев кивнул эмиру, тот притопнул копытцами, что-то фыркнул, опустив умную морду, и летающий ковёр, повинуясь истинному хозяину, беззвучно двинулся дальше.