Маршрутом Земля - К чертовой Бабушке (СИ) - Сван Тата Страница 23

По какой-то там теории от всей этой галиматьи настоящих неприятностей произойти вроде бы не должно. Одна экзотика: дубы в Сахаре, да левитирующие сотрудники. Теория эта основывается на концепции вселенского гуманизма. Правда, скептики утверждают, что поскольку гуманизм вселенский, то зайти он может очень далеко, вплоть до самого конца. От всех этих рассказов мне стало не по себе. Я вдруг отчетливо вспомнил как эта штука, Большая качалка, тогда в первый раз слегка задело меня по руке, даже локоть занемел.

«Ну теперь все, — прервала мои размышления брюнетка, снимая с груди какую то чепуховину. — Теперь в ванную и на дружеский обед с напарниками. А потом месяц отдыха. Куда угодно, мечтательно произнесла рыженькая, и все за счет дяди Сэма. Нет, вам еще надо будет заглянуть к доктору Ричардсону».

Не забудьте, синий костюм в гардеробе, — сказала брюнетка покидая комнату.

На кой ляд мне синий костюм в такую жару? Наконец, можно встать с этого прокрустова ложа и оглядеться вокруг.

Окружающая обстановка вполне подпадала под определение «чужого монастыря», в который не стоило соваться со своими уставом. И представляла собой роскошные апартаменты, обставленные в духе супермордернизма двадцать первого века. Картины на стенах сплошь состоящие из цветных пятен в лиловых тонах, пластик, металл и кожа. Мебель космических силуэтов нагло диссонировала с будничностью медицинской кровати, расположенной в центре этого буйства дизайнерской фантазии и с розовым язычком рыженькой. С розовым язычком, которым она облизывала свои розовые губки, изучающе разглядывая меня с ног до головы. Учитывая то, что моя одежда состояла из неудачного подобия фигового листа, я быстро ретировался в дверь противоположную той, в которую удалилась брюнетка.

Да, да, поторопитесь, — крикнула мне в догонку рыженькая, — обед в Малом зале через двадцать минут. Ваши напарники уже готовы.

Хлопнула дверь. Я, наконец, остался один. Это-таки была ванна, но ванна, обставленная в духе будуара фаворитки Людовика четырнадцатого. Позолоченные краны, мраморные столики, уставленные хрустальными флакончиками, почему-то кровать, в центре покрытая бледно розовым шелком. Ванна в виде огромной мраморной лохани. Зеркала. Из этих зеркал на меня глядела мужественная физиономия Малыша. Это зрелище вызвало у меня чувство близкое к тихой панике. Я с детства был твердо убежден в том, что умственные способности субъектов мужского пола находятся в обратной зависимости от его антропометрических данных. Мои шесть футов росту и двести футов весу, обеспечивали приемлемый умственный прожиточный минимум. Исходя из рассматриваемой гипотезы, Малыш с его дополнительными четырьмя дюймами росту, пятьюдесятью фунтами весу, квадратной челюстью и фигурой атлета, должен был быть законченным кретином.

Вопрос об умственных способностях Малыша, представлял для меня существенный интерес, поскольку я пришел к выводу, что сам Малыш сейчас обитает в моем теле и без его помощи мне вряд ли удастся достойно выбраться из сложившейся ранее ситуации. Впрочем, утешил я себя, он — правительственный агент, поэтому никак не может быть полным идиотом. Они проходят кучу тестов, в том числе, на сообразительность. Наверное, это исключение, которое подчеркивает правило.

Окрыленный таким предположением я быстро расправился с двухдневной щетиной, а также с дверцей космического шкафа, который открылся пинком ноги в очередное лиловое пятно. Облачившись в синий костюм, белую рубашку и красный галстук и, чувствуя себя совершенным идиотом, я, наконец покинул обитель завтрашнего дня и вышел в огромный холл. Судя по всему здание представляло из себя нечто среднее между версальским дворцом и сверхсекретным атомным центром. Мимо меня проходило умеренное число людей, некоторые из которых издали приветствовали меня кивком. К счастью, никто не подходил и не заговаривал. Обнаружить Малый зал без посторонней помощи не представлялось возможным. А мне почему-то жутко не хотелось раскрывать свое инкогнито. К счастью, из соседней двери выскочила рыженькая. Далее мужские достоинства Малыша и мое внутреннее обаяние, а также актуальность темы о возможности совместного проведения моего месячного отпуска, позволили нам в процессе милой беседы спуститься на два этажа и в дальнем крыле архитектурного лабиринта обнаружить Малый зал. К сожалению, идея совместного посещения Гавайских островов была отклонена по техническим причинам и заменена на вечернее рандеву. Помимо согласия на свидание я получил массу интересных сведений. Наиболее актуальным казалось то, что доктор Ричард мобилизовал весь наличный медперсонал для моего послеобеденного обследования. Он даже сделал попытку отменить дружеский обед, но последний относится к числу традиций. А традиции здесь принято уважать, как принято уважать и погруженцев. Были достойные сожаления прецеденты. Предшественника доктора Ричарда, доктора Абрахамсона, один из погруженцев, выведенный из состояния, равновесия, настойчивыми медицинскими домаганиями, послал к чертовой бабушке. К счастью, для доктора Абрахамсона и огромному облегчению незадачливого погруженца, доктор дал о себе знать уже через три дня после исчезновения.

Эти три дня понадобились ему, чтобы добраться из глухой африканской деревни до современных средств связи. Случай вызвал оживленную дискуссию среди местных интеллектуалов в первую очередь на тему о том, может ли та шаманка в хибаре, в которой очутился доктор Абрахамсон, претендовать на роль прародительницы врага человечества. Судя по всему, у самого доктора факт посещения чертовой бабушки не вызвал не малейшего сомнения. В конечном счете, это привело его к расстройству психики и досрочному выходу на пенсию, правда с солидной выходной компенсацией.

Помимо информации о нездоровой активности доктора Ричарда, моя очаровательная собеседница мимоходом просветила меня об основной функции дружеского обеда после погружения. В процессе принятия пищи, тот, кто очнулся первым и соответственно, тот единственный из троицы, кто все помнит, рассказывает напарникам о погружении. На заре становления экспериментов, то есть, три года назад делались попытки ограничить обмен информации даже среди своих. Однако, такой режим секретности себя не оправдал, поскольку после очередного погружения тот из троицы, кто очнулся первый, вспоминает не только последние погружения, но и все предыдущие.

Для себя я сделал очевидный вывод — мои напарники еще не знают, что я — не Малыш, но через определенное время будут в подробностях об этом осведомлены и произойдет это вне зависимости от моего желания. С этой мыслью я и вошел в Малый зал.

До сих пор не могу понять, что в этой цитадели секретности могла делать кошка. Во всяком случае, с такой черной шерстью и такими пронзительными зелеными глазами, заниматься ловлей мышей казалось неприличным. Да и не было здесь никаких мышей. Наверное, кошка служила для каких-то культовых надобностей с человеческими жертвоприношениями, кому либо похожему на доктора Ричарда. Например, для предсказаний или предвидения начала конца.

Появление черной ведьмы у меня на дороге послужило предвестником целой серии не менее колоритной, нежели культовой ритуал, событий. Открыв дверь в малый зал, который по размерам превосходил стандартное поле для игры в крокет, я наступил кошке на хвост.

Животное замяукало нечеловеческим голосом, (от этого создания я подспудно готов был ожидать всякого, вплоть до мата на каком нибудь из древних языков) и рванулась вверх по моей ноге, нещадно царапаясь и разрывая ткань синего костюма.

Я с грохотом рухнул на пол, покрытый мягким пушистым ковром с нежным ворсом двухдюймовой высоты. Впрочем, тут же оказалось, что грохот и гора щепок от массивной дубовой двери, припорошивших меня и кошку, были обязаны не моим падением, а автоматной очереди разбившей дверь в вдрызг на уровне того места, где мгновение назад, до инцидента с кошкой, находилась моя голова.

В последующие пять минут лично я в событиях никакого участия не принимал. В работу включились рефлексы Малыша, по-видимому, приобретенные многолетними тренировками на правительственной ниве. Эти самые рефлексы в мгновение локализовали источник опасности, швырнули в нужном направлении двадцатикилограммовую мраморную вазу, стоявшую рядом с дверью, подхватили подмышку кошку и с завидной быстротой, минуя открывшую от изумления рот рыженькую, перенесли меня в неизвестном направлении.