Антонина Клименкова - Русалки — оборотни Страница 24

В прозрачной тьме, где синева неба сливалась с синевой озера, а звезды мерцали и сверху, и снизу, едва можно было разглядеть, что дальше берег делал крутой изгиб, образовывая уютную, защищенную от посторонних глаз заводь. Там, на широком песчаном пляже, под сенью раскидистых дубов и высоких елей, мерцал красноватый огонек костра, вокруг которого то появлялись, то исчезали в темноте белесые призрачные тени.

— А, вон они где, твои кикиморы, — протянул итальянец, нагнав друга.

Баронет уже спешился и, держа лошадь под уздцы, терял остатки терпения.

— Ну хорошо, se vi piace[13]. Давай подъехать и посмотреть. Но если они есть уж очень страшный, я лучше возвращаться на вилла и репетировать всю ночь на ваш неправильный поперечный арфа новый романс для удовольствия ваш маман. Если вы не забыть, у нее через завтра есть именинство.

— Именины. Ну, во-первых, это вовсе не неправильная арфа, а очень даже правильные гусли. А во-вторых, зачем тебе вдруг вся ночь понадобилась? В прошлый раз и получаса оказалось предостаточно, чтоб наизусть выучить песню про «удалого разбойника» — все пятьдесят куплетов с припевом. Марфушка-кухарка до сих пор от удивления только охает.

— Ничего. Пускай лучше другой фольклор вспоминать, — усмехнулся Винченце. — Я собираться крайне удивлять всех на свой родной страна, когда возвращаться.

Друзья пошли своей дорогой, а Глафира меж тем, без лишних слов потянув Феликса за рукав, одним ей известным путем добралась до дальнего конца заводи, где берег земляным козырьком возвышался над пляжем и примыкающим к нему лужком. Там их ждала прекрасная смотровая площадка.

— Милости прошу! — поклонилась Глаша и юркнула под зеленую арку из склоненной рябины. Отсюда и впрямь открывался великолепный обзор, нужно было лишь чуть раздвинуть ветви. Зато они же совершенно скрывали наблюдателя со стороны озера.

Глафира смотрела на происходящее внизу затаив дыхание, — видимо, в совершеннейшей убежденности, что с минуты на минуту русалки обнаружат безрассудных приятелей, поймают и, защекотав до смерти, утащат в подводное царство, где будут миловаться с пленниками до второго пришествия на перине из тины, под илистым одеялом. Но все случилось не совсем так, как она ожидала. Отнюдь.

Русалки, не подозревая за собой слежки, беспечно резвились вокруг костра, играли в салочки, будто самые обычные девчонки. Длинные волосы их были вольно распущены, на головах красовались пышные венки из трав и цветов, коротенькие белые сарафаны, надетые на голое тело, едва прикрывали колени.

— И часто ты за ними подсматриваешь? — шепотом спросил Феликс, кивнув на веселую компанию. Глаша опустила глаза:

— Да не то чтобы… Они ведь сюда не каждый день приходят. А у меня когда охоты нет, когда недосуг, когда от дедушки не уйдешь.

— Понятно, — кивнул Феликс. Ну да, будет она дедушку слушаться, как же.

От темнеющих стволов отделилась высокая фигура и неторопливо, будто на прогулке, направилась в сторону костра, языками пламени дразнящего ночную мглу. Завидев пришельца, русалки — а Феликс насчитал их семь: четырех полненьких, двух небольшого роста и одну высокую, стройную, — отпрянули назад, к самой воде, точно готовые немедленно броситься в озеро. От испуга они все словно лишились голоса, лишь беззвучно раскрывали рты, взирая на непрошеного визитера, в то время как их товарка, высокая белокурая дева с поступью и горделивой осанкой королевы, водившая в игре, осталась с завязанными платком глазами. Ни о чем не догадываясь, русалка, вытянув перед собой руки, смеясь и поддразнивая разбежавшихся подруг, услышала шорох шагов и бросилась вперед.

— Поймала-поймала! — радостно вскрикнула она.

Ладони ее наткнулись на грудь, плечи, мало похожие на девичьи.

— Девчонки, чего это вы… — начала было дева, но, сорвав с глаз платок, замерла в изумлении. Рука ее лежала на лацкане куртки, подняв голову, она с мгновение изучала «пойманного». После, отступив назад, ласково улыбнулась: — Исполать тебе, добрый молодец! Я уж решила, подруженьки мои шутку надо мной шутить вздумал и, чучело с огорода приволокли. Ан нет, ты это… Как зовут тебя? Откуда путь держишь? Дела пытаешь аль от дела лытаешь?

— Buona notte[14], синьорина! — по-гусарски щелкнув каблуками, легко поклонился итальянец. — Разрешите представиться, Винченце ди Ронанни, маркиз, к вашим услугам. Имею честь гостить в недалекий усадьба, у барон фон Бреннхольц.

Сзади прошел шепоток, русалки заулыбались и уже без страха, заинтересованно (а большинство и вполне благосклонно) разглядывали маркиза. Теперь они и в толк не могли взять, чем их так испугал столь приличного вида и даже, можно сказать, симпатичный кавалер.

— А позвольте спросить, — продолжала русалка. Она, легко ступая, обошла пришельца кругом и, оглядев со всех сторон, осталась увиденным вполне довольна. — Отчего вы здесь в столь поздний час? Неужто собрались на охоту, стрелять бедных зайчиков, уточек? Но где же ружье?

— Я не любить охотиться, — повел плечом Винченце. Он тоже не спускал с белокурой девы глаз, и в ответ улыбка его сияла не менее лучезарно. — Я здесь потому, что мой друг обещал мне показать настоящее чудо.

— Ну и как, увидели? — поинтересовалась русалка, уже заранее догадываясь, каким будет ответ.

— О да, вполне, — кивнул маркиз. — Secondo me lui ha ragione[15],— истинное чудо.

— Но где же ваш друг?

— А, он, должно быть, в кустах, — оглянувшись, сказал Винченце.

Повинуясь мановению руки своей белокурой госпожи, русалки с визгом и хохотом кинулись к темным зарослям.

— Девчонки, он нас боится! — веселились русалки.

— И правильно делает! Сейчас как защекочем!

— Ага, идет коза рогатая!..

— Да стой ты! Погоди!

— Ой, какой молоденький, какой хорошенький!

— Какой вкусненький студентик!..

Совсем стушевавшийся было от девчачьих шуточек, баронет приосанился — от того, что его, гимназиста-второгодника, за студента приняли. И даже больше — ущипнул первую попавшуюся наяду за мягкое место. Та взвизгнула:

— Ах, шалун!.. Девчонки, пошли его топить! Немедленно!

И они действительно увлекли его к воде, затолкали как есть в одежде в озеро и принялись самозабвенно и чрезвычайно шумно плескаться.

Белокурая ж дева, не обращая внимания на разрезвившихся подружек, отвела своего гостя за руку к костру, усадила на удобное толстое бревнышко рядом с собой. Не сводя с него сияющих, уже совершенно влюбленных глаз, принялась с нетерпением расспрашивать:

— Так откуда вы, синьор, из каких земель к нам пожаловали?

— Из Италии.

— Ах, как интересно! Бессмертный город Рим, овеянное славой великих побед прошлое… — выдохнула русалка, приложив руку к томно вздымающейся груди, точно стараясь умерить забившееся сердце.

Глаза гостя скользнули вниз, наткнувшись на пышные округлости под тонким муслином, чуть прищурились. Но немедля взгляд вернулся к широко распахнутым сверкающим очам красавицы русалки.

— Вообще-то я родиться и жить в Венеция, — добавил маркиз.

— Ах, расскажите, пожалуйста! — взмолилась русалка и даже в ладони захлопала. — Я так мечтала туда попасть! Это, должно быть, просто сказочное место!..

— О да, — улыбнулся Винченце. — И для русалок там полное приволье. Хорошо, как вы пожелать. Но позвольте узнать ваш имя, прекрасный синьорина?

— Ах, простите, — зарделась, потупившись, девица. — Меня зовут… — беспокойный взгляд ее наткнулся на белоснежный цветок, свесившийся из венка надо лбом. — Меня зовут Лилия.

— Лилия? Che bel fiore![16]— кивнул маркиз. — Знаете, синьорина, если б русалки могли путешествовать, лучше Венеции во всем свете найти невозможно. Вместо улиц там широкий каналы, по который чинно плавать такой длинный-длинный лодки, гондолы. Ими управлять сильный юноши в красивый костюмы. Когда в лодки садиться плыть влюбленный пара, гондольер обязательно петь им старинный итальянский баллады…

Мало знакомый с грамматикой, не по-русски коверкая слова, незваный ночной гость так повел свой рассказ, что не только белокурая дева заслушалась, подперев ладошкой фарфоровую щеку, но и все остальные оставили свои водные забавы. Усевшись поближе к огню, подбросив в костер хвороста, жадно ловя каждое слово итальянского маркиза, русалки принялись отжимать мокрые волосы. Артур, с которого вода стекала ручьями, сломал пару веток и, воткнув их в песок, повесил сушиться куртку, от которой вскоре повалил пар. Остальное, не менее промокшее, при дамах снять постеснялся.

Через некоторое время изъяны в речи итальянца никто уже не замечал. Никто не смел перебивать, встревать с вопросами. Русалки сидели обнявшись, мечтательно глядя в небо, на постепенно бледнеющие звезды. Безумно далекая, незнакомая Венеция сейчас стала им столь же родной, как ненавязчивое пение сверчков в траве…