Андрей Белянин - Опергруппа в деревне Страница 26

Мы сели с ней отдышаться где-то через час, не раньше, за околицей на пригорочке в пасторальном окружении васильков и одуванчиков. Там наверняка и всяких других цветов (типа «мечта коровы») хватало, но нам же не гербарий из них составлять…

Откуда-то из-за рощицы доносились приглушённые расстоянием вопли Митиной мамани. Ха, а ведь в той стороне вроде усадьба боярина Мышкина? Вот, значит, где сбежавший из-под венца дьяк нашёл защиту и понимание. Честно говоря, мне даже почему-то было его жалко, и я искренне надеялся, что Афанасий Фёдорович не даст в обиду бывшего подельника.

Тем паче что у самого гражданина Мышкина были трогательные проблемы в интимной жизни. Яга обещала помочь ему тайным набором мужеусиляющих трав, но не успела, приговор царя был невероятно мягок – ссылка…

– Надо напомнить бабушке, – скорее разговаривая сам с собой, пробормотал я. – Обычно наша домохозяйка слово держит.

– А близнецы-то небось на Проклятую гору ходили, – тоже ни к кому особенно не обращаясь, призадумалась кузнецова дочь. – Ить ежели утром выйти, а к вечеру назад гружёными быть, то иного места и не измыслишь сразу. А так, по времени сходится вроде…

– И что за Проклятая гора? – как можно равнодушнее полюбопытствовал я.

– Да местечко одно в лесу, нехорошее, – разморенно протянула наша «новая сотрудница». – Его все в деревне знают, там трава не растёт, грибы не селятся, ягоды не живут. Земля там холодная, ни цветочка, ни камушка, и как-то неприятно так-то…

– А далеко это?

– Проклятая гора, что ль?

– Нет, Манхэттен! – не сдержался я.

– Манхэттен далеко-о, – не задумываясь, признала девушка. – Уж верно далеко, раз мы о нём и слыхом не слыхивали…

– А это нехорошее место, оно как, в плане досягаемости? – честно повинился я. – За пару часов дойдём?

– И быстрее дойдём, отчего ж не дойти, а тока чего ж нам с вами одним, в лесу, у Проклятой горы, на пару делать? Подозрительно как-то… может, мне батюшку с собой позвать?

– Кузнеца? Нет, кузнец нам не нужен, – твёрдо определился я, вставая. – Время не позволяет, идём. Если кто потом что-то невежливое скажет, ты мне переадресуй – посадим на пятнадцать суток за оскорбление органов при исполнении.

– За любое, любое оскорбление?

– Ну, не так уж чтобы и…

– А вот если вчера дед Фионтист меня в своём саду за подол поймал да «яблоневой плодожоркой» обозвал прилюдно. За это ему будет что-то?

– Не уверен…

– Ну хоть намекнуть ему на каторгу сахалинскую можно?

– Можно, намекай.

Счастливая девица вприпрыжку побежала впереди меня, указывая дорогу. Шли через всё село, куда-то к лесу, местные при виде разрумяненной Маняши и сурового меня тихо шушукались, но вслух неудовлетворённости не проявляли. Зато когда мы практически шагнули на опушку, вслед ударила скорострельная очередь мобильной деревенской частушки:

Шла Маняша тёмным лесомС милицейским мракобесом!И какой же интересЭнту пару тянет в лес!

Найду я этого голосистого сатирика, ей-богу, найду… И, как говорится, первым же этапом за Уральский хребет, «на гастроли». Шучу, чёрный милицейский юмор…

По лесу шли довольно долго, маловразумительными тропинками. То есть, если меня одного здесь бросить, я дорогу назад ни за что не найду, ни по солнышку, ни по мху с северной стороны деревьев. Деятельная кузнецова дочь скакала, как коза, не зная усталости, оставалось надеяться, что фамилия её папы не Сусанин…

В самой чаще было не в пример прохладнее, воздух казался едва ли не объёмным от насыщенности зеленоватым хвойным ароматом. Деревенская жительница болтала без умолку, видимо искренне считая, что чем больше она на меня вывалит информации, тем вернее мы возьмём её в отделение.

Сначала я даже чуточку вслушивался в безумно знакомую историю о заезжем купце, который занял деньжат у богатого мужика из соседней деревни, а тот, смеху ради, возьми да и потребуй взамен купеческого мяса с левой ноги… Если Шекспир не переворачивается в гробу каждый раз при этой деревенской брехне, то я уже не знаю, где справедливость?

– А вот же она!

Я не сразу замедлил шаг и почти вписался носом в широкую крестьянскую спину девушки. Угу, вот это, стало быть, и есть та самая Проклятая гора. Обычный холм посреди лесного бурелома, сходство с Лысой горой, где живёт Кощей, едва ли не зеркальное. Приведи меня сюда с завязанными глазами, я бы легко обознался.

– Вот оно, место дикое, страшное, нелюдимое…

– Здесь, наверное, загорать хорошо, – чуть натянуто улыбнулся я. – Песочек тёплый, и не подсматривает никто… Курорт!

– Песок холодный, – недоумённо покосилась на меня кузнецова дочь.

Я шагнул вперёд и, приложив ладонь, вмиг отдёрнул её, как после ожога. Песок не был холодным, он был ледяным! И это прямо на солнечной стороне, в полдень, среди белого дня. Либо необъяснимый научный феномен, либо… то, что мы ищем. И, кажется, скорее второе…

– Ну что, попробуем обойти вашу гору кругом. Может быть, попадётся что-то интересное!

– Ой, а что?

– Не знаю, не знаю… К примеру, хотя бы, вот-вот… есть!

На песке чётко отпечатались следы крестьянских лаптей примерно сорок шестого размера. Рядом отыскались такие же отпечатки, но уже босых ног. Ерофей и Прохор, близнецы-братья (кто более матери-истории ценен?). Маняша опять ускакала вперёд, и её звонкий голос звенел как колокольчик во ржи:

– А я вона чего нашла-а!

Подойдя поближе, мне оставалось только присвистнуть – действительно, уж нашла так нашла. Две лопаты, старый мешок, до половины набитый кусками грязно-серой соли, и буквально в двух шагах разрытый ход, ведущий в глубь холма. Следы пребывания подберёзовских коммерсантов нашлись, вот только самих их не видно…

– Дак я внутри посмотрю?

– Стоять! – вовремя рявкнул я. – Смотреть, что там внутри, имеет право только старший по званию. Вам разрешаю стать с лопатой вот здесь, справа, и бить по башке каждого, кто попробует приблизиться. Враг может быть в любом месте и в любой момент, не теряйте бдительности…

– Ой, да уж как скажете, батюшка сыскной воевода, – не совсем впопад отрапортовала Маня, подхватывая одну из лопат на плечо. – Ежели чё подозрительное замечу, так так вдоль хребта оглажу – до старости стройным ходить будет!

– Угу, но помните, своих не бьют, – на всякий пожарный заострил я и, поправив фуражку, нырнул внутрь.

Холод ударил со всех сторон одновременно, как неожиданно налетевший полярный фронт. Первые шага три-четыре под пальцами на стенах скрипел песок, потом явно стала скользить слежавшаяся соль. Итак, место захоронения найдено. Один вопрос – где пропавшие братья Бурьяновы…

Я дошёл до самого конца раскопа, нашёл брошенный молоток и согнутый непонятной силой лом. Но на первый взгляд ни тел, ни крови, ни костей, ни обрывков одежды. То есть там темно, конечно, но глаза привыкают, а на ощупь точно ничего подозрительного нет…

На выходе едва не был огрет лопатой! Маняша от скуки слегка мандражировала, а как единственной дочке кузнеца ей с детства приходилось таскать папе то молоток, то железку какую. В результате бог девочку тоже силой не обидел. Иногда мне казалось, что в Подберёзовке самое физически недоразвитое существо – это я…

Вместе мы дважды обошли Проклятую гору и даже взобрались на ее макушку. Тот же ледяной песок, но больше никаких улик и никаких следов.

– Возвращаемся, – скомандовал я.

Смысла торчать тут далее не было, надо тащить сюда Ягу и думать на месте. Без серьёзной консультации нашей эксперт-криминалистки в этом мутном супе ловить нечего.

В целом расследование явно сдвинулось с мёртвой точки, хотя и скорее добавило новых вопросов. Предположительно Кощей устроил усыпальницу своей супруги по принципу собственного же дома. Сверху навалил гору соли, через которую ей ни за что не выбраться, а… стоп! Она же покойная, то есть умерла!

Неужели не добил или всерьёз боялся, что может воскреснуть? Или же (не приведи господи, но маньяки всякие бывают…) он замуровал женщину живьём?! Просто кошмар какой-то… С гражданина Бессмертного, конечно, станется, но мы пока ТАКИХ семейных дел не расследовали. Нет, всё-таки хорошо, что Олёна уехала к тётке, я бы, наверное, с ума сошёл от беспокойства, будь она сейчас рядом.

– Никита Иванович, а тут вон какая-то монетка валяется. Можно я себе подберу?

– Можно, – не отвлекаясь, буркнул я, даже не глядя, за чем она там нагнулась…

И в этот момент грянул выстрел! Шагов с двадцати, не дальше, ей-богу… То есть сначала я услышал грохот, а потом с меня сорвало фуражку. Помнится, я ещё успел её подобрать, отметить на околыше дырочку, в которую свободно влезал большой палец, и только тогда броситься на застывшую столбом Маняшу…

– Ложись, дура!

…Следующий кусочек свинца влепился в смолистую кору сосны, около которой она только что стояла. Я прижал её всем телом, стараясь максимально закрыть от пуль, и слышал, как её девичье сердечко бьётся мне в грудь.