Антонина Клименкова - Русалки — оборотни Страница 27

Старичок и вправду передвигался совершенно бесшумно, даже траву не беспокоил — кузнечики не сигали из-под ног, не покачнулись цветы, не вспорхнули бабочки.

— Городской, поди? — спросил он, усаживаясь рядом на кочку меж корней березы.

— Угадал, дедушка, — кивнул Феликс.

Странно, но и душегрейка, и рубаха застегнуты по-женски.

— Угощайся, мил-человек, — подвинул лукошко старичок. — Ягода сладкая нынче, доброе варенье выйдет, славное. Да не робей, этого добра у меня в достатке. Еще поспеет, глазом не успеешь моргнуть.

— Спасибо.

— На здоровье! — расплылся в улыбке дед. — То-то же. А то все только и знают кричать: дедка ле… Нуда ладно. — И спохватившись, принялся суетливо выбирать, вытаскивать из бороды хвоинки, еловые веточки.

Ягоды действительно оказались сказочно вкусными. И от нескольких взятых горстей — хозяин тоже за компанию причмокивал, — казалось, будто в лукошке только прибавилось. И лежали они красивее, чем камни самоцветные, рассыпавшись вперемешку — янтарная морошка, черника густым аметистом, корунды малины, сердоликовая земляника, черно-ониксовая ежевика. Странно, что они все созрели в одно время…

— Что, красота? — подмигнул старичок. — Богатство знатное, век бы любовался.

Феликс кивнул.

— А ты тут, поди, русалок караулишь? — прищурившись, поинтересовался дед. — И то дело, они у нас девки такие — ух! Ладные, одним словом. Только они все больше ночью гулять-то выходят, долго тебе их еще поджидать. Аль рано пришел, день с ночью перепутал? С ними немудрено!.. Но ты того-этого — держи ухо по ветру, а то хлопот с хохотушками не оберешься! — предостерег он.

— Благодарю за совет, — ответил Феликс.

В высоте, словно прямо над головой, принялась кричать кукушка.

— Ох, пора мне, — услышав, заторопился дед. Но сперва, не вставая с кочки, протянув руку, сорвал большущий листок лопуха, куда щедро отсыпал из лукошка: — На-ко, угостись, — протянув широкое лесное «блюдо», приговорил он. — Силы набирайся, они тебе еще ох как пригодятся, чай побегаешь еще за водяницами-то. Или ж от них, это как повезет.

Сунув в руки гостинец, подхватил кладь и исчез, юркнул в густой калинник. Даже ветка не качнулась.

— Но подождите… — растерялся Феликс.

— А коли ты, мил-человек, заплутать задумаешь, — донеслось насмешливо издалека, но совсем не со стороны калинового куста, а как бы и напротив, — тогда держи путь к старому дубу! Он хоть и трухлявый, но на тропинку завсегда выведет!..

Отлично, теперь осталась самая малость — отыскать этот самый дуб. Благо не степь кругом, недостатка в деревьях не наблюдается.

Точно поторапливая, над головой снова принялась отсчитывать время кукушка. Издалека, словно в ответ ей, раздалась частая дробь дятла.

— Трухлявый, говоришь? — подумал вслух Феликс и отправился на звук лесного барабанщика.

Вместе с дятлом отыскался и дуб. Сквозь еще кучерявые ветви старое дерево поглядывало на округу чернеющим глазом дупла. Не обращая внимания на случайного зрителя, дятел, повиснув на шершавой коре вниз головой, увлеченно делал еще одно.

Чуть поодаль, на краю солнечной полянки, среди елочек и рябинок, прятался маленький домик. Почерневший сруб наполовину врос в землю, низкая крыша сплошь седая с зеленью от пушистого мха. Вероятно, зимой избушкой пользовались охотники, однако сейчас в это было трудно поверить — уж больно заброшенный, нежилой вид у пристанища. Дверь из рассохшихся досок на ржавых петлях оказалась незапертой. Но Феликс заходить не стал, только заглянул в холодную сырость темноты:

— Эй, есть тут кто?

Не откликнулось даже эхо.

В это время кто-то, завидев незнакомца, неслышной тенью метнулся с земляничной поляны за ширму молодых елочек — и притаился, замерев, наблюдая сквозь густую хвою.

Удивившись на пустившую корни во мху на крыше березку, Феликс обошел домик вокруг.

Когда он скрылся за углом, кто-то с ужасом вспомнил о бельишке, сушившемся позади домика. Выскочил из укрытия, сорвал тряпки с веревки и бросился обратно в заросли.

Феликс оглянулся — краем глаза он заметил какое-то движение… Нет, показалось. Просто ветка качается, наверное, птица вспорхнула. Обогнув домик, Феликс обнаружил между крышей и растущей неподалеку сосной натянутую веревку. Вернее, провисшую дугой, утопающую в высоком иван-чае. Странно, не туго скрученные нити пеньки были кое-где влажные, хотя роса на траве давно высохла, да и дождя, чтоб под веревкой листья промокли, давно не было.

Но больше ничего подозрительного в глаза не бросилось.

От порога домика через поляну вилась едва приметная тропинка. Кивнув на прощанье продолжавшему долбить дятлу, Феликс покинул сей укромный уголок.

Кто-то за елками, прижимая к груди постиранную сорочку, с облегчением перевел дух.

Тропка вывела к опушке. Оттуда, петляя между овражками и огородами, спустилась к деревне — прямо к избе бабки Нюры. Похоже, именно этой дорожкой старушка намеревалась в прошлый раз прогуляться, если б он ее не вспугнул. Но что могло ей понадобиться среди ночи в заброшенной хижине? Отметив для себя данный вопрос — и отложив его на потом, — Феликс отправился к терему госпожи Яминой. Давно пора отдохнуть, перекусить… В общем, собраться с силами для предстоящей ночи.

И снова тихая летняя ночь обещала выдаться отнюдь не сонной.

Русалки появились на берегу вовремя и даже чуть раньше условленного срока. По всей видимости, белокурая их госпожа не позволила нигде задержаться для игр и веселых проказ. За что сама же поплатилась долгим ожиданием, проявляя при этом все признаки нетерпения. Сочувствуя беспокойству хозяйки, русалки скрашивали медленно тянущееся время унылыми хороводами да песнями про несчастную любовь.

Итальянец обещанья не сдержал, на свидание не явился. На берег озера резвый конь принес лишь юного баронского сына.

— А где же ваш друг? — задала логичный вопрос русалка и опечалилась.

— Не смог! — спрыгнув с лошади, ответил тот. — Просил передать ужасные извинения и молить о прощении у вас на коленях, — и с горящей в глазах надеждой взглянул на нее.

Девицы-водяницы прыснули в ладошки:

— Прям у вас на коленях!! Удержите ль молодца?!

— А я б удержала! — заявила самая пухленькая.

Молодец услышал и смутился.

— Милая Лилия! — горячо воскликнул он, бросаясь перед девушкой на колени, — Быть может, я не столь блистательный оратор, как синьор Винченце, но позвольте…

— Что? — спросила она, потому как, засмотревшись в ясные русалочьи очи, юноша замолк на полуслове, напрочь позабыв выстраданный за день монолог.

— Я… Я мог бы, я готов… — запутался он, пытаясь припомнить блестяще сочиненную речь для немедленного покорения сердца красавицы.

— Ах, бросьте… — промолвила та.

— Что бросить? — переспросил он, оглянувшись.

— Оставьте все это, — повела она плечом. — Вставайте, не то набьете полные сапоги песку.

— Уже набил, — кивнул он, послушно поднимаясь.

Что поделать. С плохо скрытой досадой русалка завела беседу.

— Милый Артур, может, вы расскажете, что же все-таки помешало синьору Винченце нас навестить?

— Эх, его гербарий, сударыня.

— Что?

— Ну эта, всякая сушеная трава в толстой книжке. Он с ней как с писаной торбой носится. Представляете, я его все звал, звал к нам на лето в поместье, в гости к папеньке с маменькой. Уж говорю, так все рады будут! А он согласился приехать, только когда выведал в доскональности, в каких местах усадьба, да какие вокруг леса, да что в них растет. Сумасшедший, право. Говорит, он у нас гостит в этой, как ее — в экспедиции! Представляете, милая Лилия, каждое почти утро встаю, спрашиваю лакея, а он говорит, синьора нет дома, он еще до рассвета на променад отправился. Это в такую-то рань! За крапивой! За чертополохом, колючками всякими.

— Зачем ему это? — удивилась русалка, слушавшая с лестным для юноши вниманием.

— Говорит, для научных знаний.

— Может, аптекарем пойдет служить? — предположила одна из девушек.

— Да что ты! — отмахнулся Артур. — У его дяди в Шотландии знаешь какой замок! Он мне фотографическую карточку показывал. И Винченце — единственный наследник.

— Выходит, и вправду только из любви к науке, — обратив мечтательный взгляд к звездам, вздохнула красавица. — Ради блага человечества.

— Вот-вот, — согласно закивал Артур и, воспользовавшись моментом, подсел поближе.

— Ну а вы чем занимаетесь? — благосклонно поинтересовалась русалка.

— Я-то? Учусь.

— Студент, стало быть, — протянула девица.

— Ага! — смело соврал он, не моргнув глазом, прибавив себе несколько отсутствующих лет прилежания.

— А после кем будете?

— Ну пока не знаю. Папа говорит — банкиром, мама — дипломатическим послом.