Ю. Жукова - Замуж с осложнениями Страница 27

Капитан кивает.

— Ну и ты же понимаешь, что я не могу в самом деле считаться членом команды, — улыбаюсь, представляя себя в форменной псевдо-коже с муданжским значком и лазерным ружьём наперевес.

— Безусловно, — заверяет меня Азамат, — ни к каким опасным заданиям вас не допустят.

— Ну вот, поэтому по вашей системе я должна получать только надбавку. Но это всё-таки маловато, так что, я думаю, будет вполне логично, если я буду получать столько же, сколько обычный член команды.

Я думаю, это не так уж мало. Вот Эцаган вроде бы ничем дополнительно не занимается, но у него были деньги на ту швейную машинку. Да и комодик у него в каюте не дешёвенький. В общем, мне должно хватить. С другой стороны, Азамат недавно потерял двух работников, а теперь ещё вынужден двоих уволить, так что, я думаю, одна стандартная зарплата его не напряжёт.

Ему, однако, моё предложение не нравится.

— Ну что вы, Лиза, стандартное жалованье — это ведь очень мало! Тем более для женщины.

— А какая разница? — вскидываюсь я.

— Женщины больше тратят, — убеждённо отвечает он, и продолжает, как ни в чём не бывало: — Я бы предложил хотя бы вдвое от стандарта.

Может, Алтонгирел прав, и капитан действительно не в силах принимать трезвые решения на мой счёт? Нет, ну ладно…

— Что ж, — говорю, — отказываться не буду. А сколько, собственно, составляет стандартное жалованье?

Он называет сумму, и у меня все кудряшки распрямляются от шока: это в три раза больше, чем моя ставка у Дюпонихи. Так он мне хочет платить в шесть раз больше?! Ребят, да я золотой корочкой порасту.

— Это даже несколько больше, чем я привыкла получать, — говорю осторожно.

— Да? — Азамат светлеет лицом. — Так вы согласны на двойную ставку?

Я вообще-то говорила про одинарную, но не упускать же такой случай! Не-ет, Алтонгирел, ты можешь меня ненавидеть сколько влезет, хоть всю каюту увешать куклами вуду под меня и поджечь. Я отсюда никуда не уйду.

— Да, — говорю, — вполне. Давай это, может, сразу оформим?..

Дальше очень довольная я бегу к себе за ID-карточкой, а очень довольный Азамат вбивает в электронную договорную форму данные по контракту. Меня почему-то совершенно не удивляет, что он использует всемирную систему "Честный Наниматель", хотя для этого вообще-то надо платить подоходный налог. Ну что ж, вот и прекрасно, значит, с налоговой у меня проблем не будет, когда вернусь.

— Азамат, а скажи пожалуйста, — произношу я прежде чем расписаться стилусом прямо по сенсорной клавиатуре, которая для этой цели отобразилась, как листочек в линейку, — всё, чем ты занимаешься, законно?

— Естественно, — он, кажется, слегка обиделся. — Ещё после первой джингошской кампании было подписано соглашение между Землёй и "планетами расселения", устанавливающее чёткие юридические рамки работы космических наёмников.

— А захват заложников — это разве не терроризм? — интересуюсь наивно.

— Терроризм, конечно, — ухмыляется Азамат. — Но нас много, а Земля одна. Поэтому Земной совет предпочёл считать правонарушителем только заказчика, а исполнители — честные люди. Если, конечно, мы действуем в соответствии с соглашением.

Мне остаётся только поднимать брови и поджимать губы. Впрочем, я не удивлена. Эти самые "планеты расселения" — и правда могучая сила, а пиратство у них — основной промысел. Если мы хотим, чтобы они хоть какие-то наши правила соблюдали, не стоит лишать их основного источника дохода.

Азамат замечает мой скептицизм насчёт его честности и несколько напрягается.

— Лиза, я понимаю, что для вас это важно, но могу вас уверить, что я и моя команда действительно не делаем ничего безнравственного. Вы можете почитать мой профиль в базе, там есть отзывы ваших же земных чинов…

Мне, конечно, безумно интересно почитать про Азамата, но я не хочу демонстрировать недоверие. Потом как-нибудь почитаю.

— Всё нормально, — говорю с ободряющей улыбкой и подписываю контракт. — Это я по поводу наших рожи строю, не обращай внимания.

Он всё ещё выглядит встревоженным, и мне это не даёт покоя. Украла душу, надо же. Это вам не наши писаки, провозглашающие, что "любить есть высшее наслаждение". Как страшно, что мой неосторожный жест может причинить ему столько тревоги.

Ладно, будем делать исключительно осторожные, позитивные жесты. Беру его за руку, сжимаю легонько и говорю с проникновенной улыбкой и придыханием:

— Я тебе верю.

Эта зараза ржёт. Блин, а я тут пафос развожу…

— Извините, со мной это бывает, — кается он с широченной улыбкой. — Просто я очень хочу, чтобы вы остались у нас.

Эх, капитан, говорил бы уж начистоту, "у меня". Интересно, скоро ли дозреешь признаться?

Правда, тут мне приходит неприглядная мысль: с его-то самооценкой и отношением ко мне, может, и никогда. Вот чёрт. С другой стороны, ну признался бы он сейчас, и что бы я стала делать? Предложила повстречаться полгодика, пока определюсь со своими чувствами? Нет, он, конечно, чудовищно милый и предупредительный, но всё-таки мужик, который стесняется меня лишний раз потрогать, довольно неудобен в эксплуатации. Да и на вид он действительно страшен. Нет, лишать социальных привилегий за внешность — нонсенс и просто отвратительно. Но то, что я так думаю, вовсе не значит, что мне приятно на него смотреть. Я, знаете ли, не слишком принципиальная и фанатею по тем же актёрам, что и все. Хотя, конечно, если я вдруг захочу почувствовать себя хрустальной вазой…

А как он на меня смотрит! Боже, чтоб на меня Кирилл хоть раз так посмотрел. И вот ведь странно — обычно, когда ненужный ухажёр настолько открыто проявляет заинтересованность, хочется держаться от него подальше, да и вообще как-то не по себе становится. А я только смущаюсь. Может, мне просто мужика надо… Два года уже вдовею, однако. Подумать только, какая верная оказалась.

Однако я и правда смущаюсь и опускаю глаза в поисках какого-нибудь отвлекающего манёвра.

— Надеюсь, я не нарушила каких-нибудь норм поведения этим подарком?

Азамат тоже кидает взгляд на моё произведение.

— Нет. Хотя последний раз мне что-то самошитое дарила мать, и то ещё до совершеннолетия, кажется, — произносит он задумчиво, и вдруг одёргивает себя: — Надеюсь, это не звучит, как жалоба.

— Да нет, — пожимаю плечами. — У меня у самой тоже только от мамы самодельные вещи, — говорю задумчиво, и тут до меня начинает потихоньку доходить, какая это степень близости. Ох ты ж ёлы-палы. Надеюсь, он не очень быстро привыкает к хорошему обращению, а то как бы не возомнил чего-нибудь. Впрочем, один взгляд на то, как он осторожно тыльной стороной пальцев разглаживает складочку на моём подарке, быстро меня успокаивает: не возомнит. Я ему пару вагонов барахла успею сшить прежде, чем он начнёт видеть за этим нечто большее.

Я с ним всё время, как на канате: в одну сторону шагну — обижу его, в другую — слишком обнадёжу. А может, это просто моя мнительность, и на самом деле он гораздо легче переносит мои шатания? Он ведь понимает, когда я слишком нарочито его подбадриваю.

Моё само- и Азаматокопание прерывает Тирбиш, зовущий к ужину.

Солнечное утро на фотографии в иллюминаторе настраивает меня на невероятно позитивный лад, и совершенно не предвещает никаких ужасов. Можно было бы и догадаться, что как раз сегодня случится нечто из ряда нафиг выходящее. Оно, конечно, каждый день, что я здесь, случается: то придушили, то домой не пустили, то отравили, то работать пришлось неурочно, а вчера так вообще поступила на работу на пиратский корабль, да ещё и выяснилось, что капитан в меня влюблён. Что-то у меня весёлая жизнь становится. Прямо хоть утром не вставай.

Однако расположение духа у меня прекрасное, хотя я и вскочила в невероятную по своим меркам рань — восемь утра! Дома я раньше десяти своей смертью ни за что не встаю. Зато я уже оделась и почистила зубы, когда в дверь застучали. Высовываю нос — там один из младших членов экипажа, тот, что с крашеными красными перьями в волосах.

— Общий сбор в холле, — говорит он мне и двигает дальше по коридору.

Ага, видимо, обо мне объявляют. Можно было бы и до после завтрака подождать, а то в животе урчит, ну да ладно, потерплю. Я теперь тоже в команде, надо соблюдать правила. Топаю в холл.

Первое, что я там обнаруживаю — это тихо переругивающиеся Азамат и Алтонгирел. Лейтмотив моей жизни, блин! На всякий случай напрягаю уши — вдруг ещё что-нибудь новое про себя узнаю.

Азамат сидит за буком и что-то ожесточённо печатает, огрызаясь через плечо:

— Я не собираюсь в этом участвовать!

— А тебя никто и не спрашивает, — самодовольно парирует духовник.

— Это противоестественно, — капитан даже отрывается от экрана, чтобы выговорить своё возражение, которое на муданжском ещё более непроизносимо. — У меня на корабле эта идиотская традиция никогда не поддерживалась!