Леонид Каганов - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник) Страница 28

– А отчество? – тепло улыбнулся Шатохин.

– Юрьевич, – признался инженер.

– Так-так! – директор указал на стул и, не давая посетителю раскрыть рот, заговорил сам:

– Хорошо, что вы зашли, Сергей Юрьевич. Расскажите-ка мне, что там у вас делается, в КБ. Когда оснастку под семьсот двенадцатый надеетесь сдать?

Семьсот двенадцатый заказ был ахиллесовой пятой конструкторского бюро, и Шатохин нарочно упоминал его, разговаривая с конструкторами. Это заставляло их держаться в рамках.

На этот раз, однако, коронный вопрос не произвел ожидаемого эффекта.

– Скоро сдадим, – равнодушно пожал плечами посетитель. – Но я хотел поговорить не о КБ…

«По личному», – подумал директор определенно.

– Я насчет грубельных печей, – продолжал инженер. – Случайно увидел проект… Мы что, собираемся строить участок в Неглинево?

– М-м… – Василий Трофимович помедлил, соображая, к чему бы такой вопрос. Проект был давно утвержден и передан строителям. – А что, собственно, вас беспокоит?

Окользин зябко поежился, глянув куда-то в окно.

– Нельзя этого делать, – тихо сказал он. – Это опасно. Я сам из Неглинево. И родился там, и в школе учился, и… Ну нельзя! Ей-богу, нельзя!

– Не волнуйтесь, Сергей Юрьевич, – Шатохин удивленно смотрел на инженера, – никто и не собирается устраивать площадку в самом селе. Она будет в трех километрах, и это совершенно не опасно. Ну не могу же я прямо в городе грубель обжигать, кто мне разрешит? А там болото, земля бросовая, совхоз от нее отказался…

– Да не бросовая! – перебил его Окользин. – А заповеданная. То есть, заказанная человеку, зареченная, понимаете? Испокон веков люди там не строили ничего, не сеяли, лес не рубили. Потому что это кладбище…

Шатохин озадаченно уставился на инженера. Про какое-то кладбище на месте будущей грубельной площадки он слышал впервые.

– И что же, – осторожно спросил он, – там и памятники есть? Надгробья какие-нибудь?

Окользин, неуютно сутулясь, смотрел в пол.

– Ничего там нет. Это очень старое кладбище.

– А каких примерно времен?

– Неизвестно. Нигде оно не упоминается, я специально смотрел архивы в краеведческом. Мне кажется, его и не хотели упоминать. Говорили просто – недоброе место, а кроме неглиневских, никто и не знал, почему недоброе.

– Ага, – оживился директор. – Значит, упоминаний и документов никаких? Ну а сами вы как узнали про кладбище?

– Мне рассказывал дед Енукеев, а до этого еще – бабушка моя, Мария Денисовна. Когда я мальчишкой был, она предупреждала, чтоб не вздумал туда, на кладбище, ходить.

Василий Трофимович нетерпеливо отмахнулся:

– Что вы мне тут: бабушка, дедушка… Бабушка-то небось надвое сказала? И потом, откуда там взяться кладбищу? Болото да гнилой осинник. Весной я сам выезжал с комиссией.

– Не простой это осинник… – задумчиво произнес Окользин. – Это колья проросли…

Директор осекся.

– Чего-о?

Тут только в глаза ему бросился какой-то болезненно всклокоченный вид инженера. Вот и шнурок на левом ботинке не завязан…

– Колья, – повторил Сергей с мрачной убежденностью. – Когда-то местные жители закопали там больше сотни этих… вурдалаков. И каждому в спину вогнали осиновый кол. Иначе от них не избавиться… Но ни в каких источниках не сказано, что будет, если вурдалака раскопать и кол у него из спины выдернуть.

«Э-э, – думал Василий Трофимович, согласно кивая инженеру, – паренек-то – того! Хорошо, если на бытовой почве или, скажем, наследственное заболевание… А ну как признают, что он на работе свихнулся? Вот тебе и производственная травма!»

– Во всяком случае, – продолжал Окользин, – строительные работы на месте кладбища представляют опасность, и поэтому я предлагаю вообще не строить площадку для обжига грубеля, а приобрести финскую экологически чистую технологию. Установку можно будет расположить здесь, на территории завода. Только понадобится валюта…

Сергей остановился и впервые поднял глаза на директора.

«И глаза бешеные», – подумал Василий Трофимович.

– Скажите, Сергей Юрьевич, – осторожно спросил он, – а вы куда-нибудь еще обращались по этому вопросу?

– Нет. Куда же я мог обратиться?

– Ну, не знаю… в отдел культуры, там, в исполком, в облсофпроф, в поликлинику… то есть, пардон, я не то…

– Вы считаете меня сумасшедшим? – спросил Окользин.

– Да бросьте вы, другое я имел в виду, – тон директора не допускал никаких сомнений в его искренности и глубоком сочувствии. – Мне ведь мало, понимаете, одного вашего слова, чтобы отозвать проект. Меня и самого спросят: на каком основании? А? Чувствуете? Требуется официальное заключение. Чье? Учреждения, уполномоченного решать вопросы всякой там охраны памятников природы и общества. Справка нужна! А будет справка – мы с вами, конечно, тут же, без разговоров примем руководящее решение. Ощущаете?

– Д-да, – Окользин неуверенно кивнул и поднялся. – Значит, вы в принципе не возражаете против… э-э… доработки проекта?

– Ну конечно, не возражаю! Дорогой мой! Все мы должны бережно относиться к нашим кладбищам! Если они имеют место… Словом, желаю вам всяческих успехов и жду в ближайшее время у себя. С полной победой.

Так говорил Василий Трофимович, провожая Окользина за дверь. Но мысли у директора не были похожи на слова.

«Иди, иди! – думал он. – Пусть вурдалаками твоими да и тобой самим занимаются общественные организации. А у меня на психов времени нет, работы по горло… Ни черта с твоим Неглинево не сделается, туда уже стройматериалы завезли».

2

Над широкой квадратной прогалиной, появившейся в лесу на месте бывшего болота, поднимались разноцветные дымы. Сизый все еще шел от кострищ, оставленных лесорубами, черный колечками взлетал над глиняными кучами – там деловито покряхтывал бульдозер. У края прогалины приютилась избушка-времянка. Из ее трубы тоже валил дым, но темно-серый, угольный.

Дверь избушки отворилась, и на крыльцо вышел средних лет мужчина в телогрейке, засаленных брюках с клапанами и новых, не гнущихся еще кирзовых сапогах. Мужчина свернул за угол, постоял там с минуту, жмурясь на закат, а затем уже двинулся дальше – мимо штабелей осиновых хлыстов, по бульдозерной колее.

От болота осталась лишь мутная лужа, человек в новых сапогах брезгливо форсировал ее по осклизлой доске, взобрался на кучу щебня и помахал бульдозеристу: шабаш! Мощный двигатель сердито взревел в ответ и сразу поперхнулся. Из кабины высунулся молодой паренек-бульдозерист.

– Ну, Кругалев, оцени! – заорал он на весь лес, видно отвыкнув от тишины.

Кругалев окинул взглядом стройплощадку.

– Да-а… – сказал он без одобрения. – Наворотил… И куда же ты, Витек, все торопишься? Сгонял бы лучше в село, понюхал насчет левака. Я в прошлом году вот также недалеко от дачного кооператива котлованил. Так с одних погребов, веришь – нет, столько имел – все лето гулял, чуть в ЛТП меня не посадили. А котлован так под снег и ушел недорытый…

Витек потупился. Зарабатывать он любил и желал, хоть бы и по левой, но хитрая наука пока не давалась в руки. За Кругалевым ему было не угнаться. Вот голова! Где копнет, там и бутылка. Денег куры не клюют. Картошку, сало ему прямо домой возят, как академику. Да он академик и есть, пить вот только сильно стал…

– Ну ладно! – Кругалев махнул рукой. – Слазь, пойдем, картохи намнем… да еще там кой-чего.

– А чего кой-чего? – опять прокричал Витек.

– Да не ори! Сдуреешь ты в этой кабине когда-нибудь… Микитыч же из города приехал. Старуха ему насовала разного, и пузырь он спроворил где-то. Все уже налито-разложено, а этот все пашет, как Лев Толстой. Пошли, говорю!

– Так а машину-то? – спросил Витек. – Здесь, что-ли, и на ночь оставить? Деревенские чего-нибудь свинтят…

– Деревенские сюда не ходят, – успокоил Кругалев. – Который день сижу – ни одного не видал. Охота им была в такую даль переться за твоим железом.

Витек пожал плечами, прихватил в кабине телогрейку и спрыгнул на землю. Что-то округлое, гладкое тяжело выворотилось из глины под его ногой. Витек ругнулся было, но вдруг отпрянул испуганно:

– Ух ты! Кругалев, гляди-ка!

Возле гусеницы, зло уставившись пустыми глазницами в закат, лежал облепленный песком человеческий череп.

– Ну что там еще? – нетерпеливо обернулся напарник.

– Как что! Во! – Витек схватил череп и поднял его высоко над головой. – Черепушка!

– Тьфу ту, мать честная! – Кругалев болезненно сморщился. – Зачем же ты его в руки-то берешь? Брось, дурак! Вдруг заразный он?

– Не! – Витек смахнул песок, постучал в костяную плешь. – Окаменел давно, черный весь…

– Ну и на кой он тебе?

– Слушай, Кругалев… ты не помнишь, кто это говорил, будто здесь раньше кладбище было? Кто-то ведь говорил! В селе, что ли? Выходит, это правда…

– Да нам-то какое дело? Нам самое лучшее – зарыть эту штуку, и ни сном ни духом, понял?