Михаил Харитонов - Теперь мы их похороним Страница 3

23 сентября 1971 года. Вашингтон, ночь.

— Они нас похоронят, — заключил М.

М. был начальником Центра «Омега» УВР ЦРУ. Имя его Никсон, разумеется, знал, но старался не держать в памяти, благо оно было неприметным и серым, какой-то Джон Смит или что-то вроде того.

— Но почему? – спросил Президент.

— Как бы это объяснить наглядно… — согласно внутреннему уставу ЦРУ М. был несменяем и Никсона не опасался, а потому позволял себе говорить то, что думает. — Их хозяйственная система завязана на экономию ресурсов. Чем меньше потребление, тем лучше обстоят дела с хозяйством. Если у них упадёт потребление еды, тем более на порядки, то они получат такой резерв прочности, что вылезут из всех своих экономических проблем. В том числе и тех, которые мы им создавали столько лет… Нет, этого допустить нельзя.

— И что же вы предлагаете? — Никсон почесал правую бровь.

— Есть две проблемы: профессор Боровский и генсек Брежнев. Начнём с последнего. Брежнева нужно нейтрализовать.

— Убить Генерального Секретаря ЦК КПСС? — президент был до такой степени изумлён, что показал собеседнику средний палец. — Вы превратились в идиота? Знаете, что за этим последует? Атомный апокалипсис! Я никогда не дам согласия на такую авантюру, слышите?

— Я не сказал «убить». Я сказал — нейтрализовать. В политическом смысле. Мы устроим маленькую провокацию, после чего он перестанет доверять учёным как таковым. Причём — в особенности медикам. Будет лечится у гадалок и колдуний… Он никогда не возобновит те исследования.

— Тонко, — согласился Никсон. – А почему?

— Придётся положить половину нашей агентуры, — вздохнул М. — Но у нас есть возможность вызвать у Брежнева опасное нарушение здоровья. Ну, например, микроинсульт. А потом подкинуть ему ту мысль, что это результат употребления средства для аппетита. Он очень испугается.

— А паралич его не разобьёт? — поинтересовался Никсон.

— Это вряд ли. Но здоровым человеком он уже никогда не будет.

— Н-да. Прямо похороны заживо. — вздохнул Президент. — Ну а что с их учёными делать? — спросил он.

— Убивать никого не нужно. Профессор Боровский, в конце концов, ни в чём не виноват. Когда его лабораторию закроют, мы сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться. В Америку его не повезём, он побоится. Дадим ему денег на лабораторию в какой-нибудь европейской стране… только чтобы не в НАТО… В Швейцарии. Пусть там работает на нас. Но действовать надо быстро.

1979 год. Монтрё, день.

— Ваша реконструкция событий, дорогой коллега, не лишена определённого интереса, — профессор Йозеф Боровски вдохнул аромат кофе, но пить не стал. — Однако, насколько мне известно, советский руководитель по-прежнему находится у власти…

— Ну да, в каком-то смысле, — профессор Иосиф Боровский придвинул к себе огромную глиняную кружку с глинтвейном. — Но у него большие проблемы с головой. Насколько мне известно, в семьдесят пятом он перенёс инфаркт и инсульт сразу. Думаю, это последствия того покушения. У него нарушена дикция, проблемы с речью… Говорят, начал верить гадалкам и этим, как их… экстрасенсам. Его лечит какая-то грузинка. Джуна… не помню, что там дальше — …швили. Ну а кто та сейчас заправляет делами… даже и думать не хочется.

— У нас тоже было… До чего же грязная история с этим Уотергейтом, — вздохнул Боровски. — Конечно, он был прав, что ушёл. Нация больше не могла ему доверять… — Вы не испытываете ностальгии? — профессор Боровски всё-таки сделал крохотный глоток.

— Как сказать, — задумался профессор Боровский. — Учить на старости лет немецкий — это было трудно. Дойче швахе — швере шпрахе. Хорошо, что мой дедушка научил меня хотя бы ругаться на идиш…

— Да, немцы придумали ужасный язык, — согласился профессор Боровски. — Хорошо, что моя мама не забыла мамэлошн. Хотя сейчас мне, наверное, придётся учить английский…

— Новая работа? — заинтересовался Боровски. — Мне тоже предлагали работу в одной фирме. «Пфайзер». Знаете такую?

— Ну, это монстр, — вздохнул Боровский. — Признаться, они мне тоже кое-что предлагали. Не связанное с пищевыми добавками.

— Проект «Виагра»? – Йозеф наградил Иосифа долгим понимающим взглядом.

— Он самый, — Иосиф Боровский отхлебнул глинтвейна. — Но это работа надолго. Лет на двадцать. Зато потом…

— Потом, — довольно улыбнулся Йозеф, — мы их всех похороним.