Фрэнк Стоктон - Рождество Стивена Скэрриджа Страница 3

Фея зачитала итог, и несчастный слушатель у двери был вынужден признать, что их вычисления абсолютно точны.

- Так, далее, - сказал великан. - Вот список арендаторов. Давайте составим опись.

За двадцать минут великан, карлик и фея - последняя читала имена арендаторов Стивена, великан определял, сколько причитается каждому, а карлик записывал напротив имен суммы - составили опись, и великан прочел ее таким голосом, который не оставлял сомнений в серьезности происходящего.

- Ура! - воскликнул карлик. - С этим покончено, и я счастлив. - И он легко шагнул со стола на подлокотник кресла, затем вниз на сиденье, потом прыжком - на пол, непостижимым образом удерживая во время этих проворных перемещений в равновесии голову.

- Да, - сказала макрель. - Все прекрасно, но, сказать по правде, я все же несколько разделяюсь…

- Ох! Не будем сейчас об этом, - сказал великан. - Кто старое помянет, тому глаз вон.

Что до феи, она не сказала ни слова, но вспрыгнула на лежавшую у края стола счетную книгу, ту самую, с которой она сметала пыль, и станцевала столь очаровательную маленькую fantaisie [2], что все посмотрели на нее с восхищением. Великан наклонился и открыл рот, как будто ожидал, что фея залетит туда, когда закончит танец, а макрель откровенно пустила слезу и попыталась вытереть глаза плавником, но плавник оказался недостаточно длинным, так что слезы катились одна за другой и белой коркой застывали на зеленом сукне, покрывавшем стол. Карлик оставался на полу, он приподнялся на цыпочки и застыл без движения, как будто пребывал в глубочайшем сне. Даже Стивен, хоть и был ужасно взволнован, подумал, что этот танец - самое прекрасное, что он когда-либо видел. Наконец фея закружилась так, что стала напоминать снежок на палочке, а затем неподвижно застыла на носочке одной ноги, как будто упала с неба и воткнулась точно в счетную книгу.

- Браво! Браво! - воскликнул карлик, и можно было слышать, как иод огромной головой хлопают его маленькие ладошки.

- Ура! - закричал великан и сомкнул гигантские ладони в хлопке, от которого, как от пушечного выстрела, задребезжали стекла в окнах.

- Очень мило! Правда, очень хорошо! - сказала макрель. - Хотя я несколько раз…

- О нет, нисколько! - воскликнула фея, внезапно весело подскочив к ней и положив маленькую ручку на ее несколько искривленный и, несомненно, очень уродливый рот. - Ничего подобного с тобой не происходит, а теперь давайте позовем его сюда и заставим это подписать. Как ты думаешь, он сделает это? - спросила она, поворачиваясь к великану.

Здоровенный детина сомкнул правую руку в могучий кулак, тяжелый, как падающий молот, раскрыл огромную ладонь левой руки, жесткую и твердую, как наковальня, и свел их со звучным «бам!».

- Да, - ответил он. - Думаю, сделает.

- В таком случае, - сказал карлик, - можно действительно его позвать.

- Я послала его за червями, - откликнулась макрель. - Но не мог он добывать их все это время. Я отнюдь не удивлюсь, если он подслушивает под дверью.

- Скоро мы это узнаем, - сказал карлик, быстро пересекая комнату, его голова перекатывалась из стороны в сторону, но по-прежнему сохраняла поразительное равновесие, которым она была по праву знаменита. Подойдя к двери, он широко распахнул ее.

Там стоял несчастный Стивен Скэрридж, он дрожал с головы до ног и крепко сжимал в кулаке пять мерзлых червей.

- Заходи! - сказал великан, и Стивен вошел медленно и робко, поклонившись при входе всем, кто находился в комнате.

- Это мои черви? - спросила макрель. - Если да, положи их мне в рот по одному. Эй, не так быстро! И точно, они мороженые; но знаешь, я думаю, что такие мне нравятся больше всего. Никогда раньше не пробовала мороженых червей.

К этому времени карлик оседлал стол и, развернув опись, встал, указывая на соглашение, написанное внизу листа, в то время как фея уже обмакнула перо в чернильницу, которую держала в руке, и встала с другой стороны описи.

- А теперь, сэр, - сказал великан, - просто сядьте в ваше кресло, возьмите перо и поставьте под этим соглашением свое имя. Если все это время вы слушали под дверью, а я полагаю, что именно этим вы и занимались, вы знаете, что в этой описи, и вам не требуется ее читать.

Стивен думал об ослушании не более, чем о том, чтобы вызвать великана на поединок, поэтому он уселся в кресло и, взяв у феи перо, написал свое имя под соглашением, хотя и знал, что этим самым актом, который он подписывает, лишается половины своего богатства. Поставив подпись, Скэрридж положил перо и оглянулся, чтобы узнать, не требуется ли от него еще что-нибудь; но как раз в этот миг что-то как будто надломилось у него в шее, его голова упала вперед и чуть не ударилась о стол, и он проснулся!

Не было больше ни описи, ни феи, ни карлика, ни великана. Перед ним лежала распластанная макрель с раскрытым брюхом.

Все это был сон!

Целый час Стивен Скэрридж сидел за своим столом, спрятав лицо в ладонях. Когда наконец его свеча начала шипеть и потрескивать, он поднялся и отправился в постель, тихий и подавленный.

Следующее утро было ясным, холодным и приветливым, и Стивен Скэрридж поднялся очень рано, спустился в большую гостиную, где хранились его сокровища, вынул свою книгу учета и два часа усердно писал.

Когда в обычное время пришла пожилая женщина, которая заботилась о его хозяйстве, ее очень удивило его распоряжение приготовить ему на завтрак целую макрель, которую он ей вручил. Когда Стивен закончил завтрак, за которым он съел по меньшей мере половину рыбины, он позвал ее наверх в свою комнату. Затем он сказал ей следующее:

- Маргарет, вы были моей прислугой семнадцать лет. Все это время я платил вам пятьдесят центов в неделю за вашу работу. Теперь я убежден, что эта сумма была недостаточной; вам следовало бы платить по меньшей мере два доллара, принимая во внимание, что в моем доме вы ели только раз в день. Поскольку вы, вероятно, потратили бы деньги сразу же, как только я бы вам их дал, я не стану выплачивать вам никаких процентов сверх того, что я удержал, но вот вам чек на сумму неоплаченной разницы - на тысячу триста двадцать шесть долларов. Распорядитесь им осмотрительно, и он послужит вам на пользу.

Вручив ошеломленной женщине документ, он взял большой бумажник, набитый чеками, и вышел из дома.

Скэрридж спустился в самую нижнюю часть города, его лицо светилось пылом щедрости. Добравшись до квартала, где стояли его дома, он час или два провел в разговорах со своими нанимателями, и когда Стивен закончил говорить с последним, его бумажник был почти пуст, а за ним тянулась неистовствующая от радости толпа, которая подняла бы его вместе с креслом и с триумфом пронесла бы по городу, если бы Скэрридж не сделал рукой безмолвный жест, прося оставить его в покое.

Расставшись с преисполненной благодарности толпой, он направился к дому Филиппа Уивера, мясника, и одолжил у него пони и рессорную повозку. Затем Скэрридж пошел к Эмброузу Смиту, булочнику (в лавке Смита он останавливался по пути в нижнюю часть города), и спросил, выполнены ли его распоряжения. И хотя стояло рождественское утро, Эмброуз и семеро его помощников уже трудились как пчелки, но все же они не смогли выполнить все сделанные заказы. Однако через час Эмброуз сам пришел в кондитерскую, где Стивен раздавал угощения кучке восторженных ребятишек, и сказал ему, что все готово и повозка нагружена. И тогда Скэрридж поспешил в лавку булочника, сел в повозку, взялся за вожжи и торопливо поехал в сторону хижины Артура Тиррела. Когда он добрался до места, был почти час дня.

Тихонько подъехав к дому, Скэрридж остановился чуть поодаль и привязал пони к дереву. Затем он подкрался к окну и заглянул внутрь.

Артур Тиррел сидел посреди комнаты на стуле, сложив руки и уронив голову на грудь. Слева от него на табурете сидела его жена, взгляд ее наполненных слезами глаз был прикован к его печальному лицу. Его маленькая дочка стояла перед отцом, уперевшись ручками в его колени, и заглядывала ему в лицо, ловя малейшие изменения его выражения. Справа от отца, положив руку ему на плечо, стоял мальчик, его смышленое лицо светилось тихим, не по годам, смирением.

Это была незабываемая картина!

Стивен Скэрридж не выдержал этого зрелища больше нескольких минут, он открыл дверь и вошел в комнату. Его появление вызвало настоящий переполох. Женщина и дети забились в самый дальний угол дома, в то время как Артур Тиррел встал и решительно двинулся на незваного гостя.

- Ха! - сказал он. - Быстро же ты вернулся. Думаешь, еще не все у нас отнял. Давай, забери все, что у нас есть. Осталось еще вот это. - И он указал на двухцентовую порцию лярда, которая все еще лежала на столе.

- Нет, нет, - промямлил Стивен Скэрридж, хватая Артура Тиррела за руку и горячо ее сжимая. - Это ваше, ваше! Я пришел вовсе не за этим, а чтобы попросить у вас прощения и молить вас принять мой рождественский подарок. Прощения за то, что усугубил тяжесть вашей нищеты, и дар, чтобы отпраздновать наступление более приязненных отношений между нами.