Игорь Подгурский - Они сражались за реальности Страница 31

– Скромнее надо быть в присутствии командира! По возвращении из командировки подстричься. На строевом смотре лично проверю. Вот еще что… – Владимиров замолчал. Мысль вылетела из головы.

– О чем бы ни шла речь, я тут ни при чем,– по привычке начал заранее оправдываться Лева. На складе, получая экипировку, он втихаря прихватил пару «бесхозных» гранат. Больше в карманы не влезло.

– Карусель вас заберет после выполнения задания. Вызовете по связь-блюдцу. Надо пароль позаковыристее придумать,– наморщил лоб Дмитрий Евгеньевич.

– Здесь продается славянский шкаф? – равнодушно предложил Кузнецов.

– Про шкаф в прошлый раз было,– отмахнулся командир отряда.– В этот раз спросите про комод ручной работы. По местам! – скомандовал Владимиров.

Спецгруппа влезла на карусель и разбрелась по круглому помосту, занимая места. Последним поднялся Задов, громко буркнув:

– Кома-а-ндир! На лбу написано: восьмилетка и ускоренные курсы младших командиров.

Владимиров сделал широкий шаг к не в меру болтливому подчиненному. Он уже протянул руку, но тут карусель, скрипнув, начала вращаться, стремительно набирая скорость. Над плечом зазвучала музыка. Мужской баритон с иронией многозначительно пропел: «А рыбы подлые, как лошади, смеялись, что наши ведра к вечеру пусты». Вместо карусели закружился свистящий вихрь в смазанных цветных пятнах фигурок. Напором ветра с Владимирова сорвало фуражку, и он бросился ее ловить.

…Первые тридцать километров от места высадки с карусели прошли легко. По пути искали ориентиры, обозначенные на карте. Несколько раз сворачивали не туда: просека, сосновая роща,– вроде все совпадает, а все равно попадали не туда. Вернулись на полянку с примятой травой в форме правильного круга от карусели и снова искали дорогу к Верхним Сопелкам. Несколько раз Петруха взбирался на высоченные кедры, смотрел в бинокль, мечтая увидеть деревню или, если повезет, озеро.

Кузнецов начал сначала тихо, а потом громко материться, поминая родителей и всех родственников военных топографов – творцов карты. Заночевать пришлось в тайге. Палатку установили под раскидистой пихтой.

Наступила ночь. Темнота укутала лес. В палатке разведчики улеглись вповалку. На разговоры сил не осталось, заснули почти мгновенно. С дерева несколько раз явственно раздался чей-то громкий нечеловеческий смех. Петька перебудил всех, вылезая наружу.

Осмотр местности не дал ничего. Вылетевший из палатки котелок попал Петьке по лбу… Стажер успокоился только после того, как ему объяснили, что вся суматоха из-за филина, ночного пересмешника. А он, Филиппов,– самый натуральный дятел.

…Забрезжил мутный рассвет. Утро было теплое и сырое. В такую погоду весь мир кажется огромной отсыревшей тряпкой. Остатки тумана ползли по лесу, на глазах истончаясь под робкими лучами солнца.

Разведчики свернули палатку и на скорую руку перекусили остатками бутербродов. После завтрака наконец-то увидели, а точнее сказать, услышали речку, обозначенную на карте. Совсем близко, за кустами, рядом с которыми они обустроили лагерь, громко журчала вода, шумя на перекатах.

…Вот и найден спуск к воде с крутого берега. Резиновая лодка накачана. В путь!

Плыли медленно – речка хоть и широкая, но мелкая. В этой реальности стояло жаркое лето, и река сильно пересохла и обмелела. По небу медленно ползли редкие лохматые облака. Берега были еще затянуты утренней туманной кисеей, исчезающей на глазах. Течение было медленное, вода текла тихо и размеренно. Мимо берега лениво проплывали потемневшие от воды коряги, крупная щепа и комки спутанных водорослей. Иногда волна, всплескивая, ударялась в резиновый борт. Пару раз мелькнули и пропали протоки, укрытые ветвями плакучих ив, склонившихся над водой. Кончики ветвей робко касались поверхности реки. Несколько раз налетали резкие порывы ветра, старавшегося сорвать фуражку с головы Кузнецова. Николай только потуже натянул на макушку головной убор, взявшись пальцами за козырек. Ветер через минуту налетел с новой силой и, убедившись, что ему не завладеть новой игрушкой, больше не беспокоил. Справа мимо лодки проплыл островок, открывая желтую песчаную отмель, тянувшуюся вдоль берега. Волны лениво наползали на нее, оставляя после себя небольшие клочья пены и мелкий мусор. У зарослей камыша разведчиков атаковали полчища гнуса. Воздушные эскадры комаров на мгновение зависали над лодкой, выбирая себе жертву, и пикировали на людей волна за волной. Кровопийцы отстали только тогда, когда зеленая стена камышей осталась далеко за кормой.

Постепенно речка становилась более узкой, извилистой. За очередным поворотом реки Кузнецову почудилось, что завтра уже не надо будет нигде пробираться, выполняя очередное задание командования. Ему вдруг стало жаль офицерской жизни перекати-поля. Всю свою службу Николай верил, что наступит заветный завтрашний день, в котором его будет ждать что-то очень хорошее. Вера в этот день провела Кузнецова через белорусские болота, окружения в украинских лесах и бесконечные рейды по вражеским тылам. Он мог бы еще долгие годы брести, голодный и оборванный, почти без боеприпасов, с одним штык-ножом, веря, что когда-нибудь оно наступит, это «завтра»… Но оно никак не наступало.

Если верить карте, до Заповедного озера было полтора часа хода. Уже через полчаса плавания впереди показалась плотина бобров. Пришлось обходить. Десантники насилу перетащили лодку по берегу. Продвижение вперед давалось все труднее. Где-то отталкивались от дна веслами, где-то тащили волоком. Развелось бобров! Понастроили!

Серые утки вылетели из прибрежных кустов. Они с громким кряканьем покружились над лодкой и взяли курс на восток, синхронно хлопая крыльями. Петька вскинул автомат и повел стволом вслед за стаей птиц. У него и в мыслях не было стрелять по пернатым, он просто хотел отработать прицеливание и сопровождение летящей воздушной цели. Наткнувшись на внимательный взгляд голубых глаз командира группы, стажер смутился. Быстро опустив ППШ, Петруха сделал вид, что проверяет, не сбита ли мушка прицела; протер ствол рукавом гимнастерки, который тут же залоснился от оружейной смазки. Николай только хмыкнул и снова уткнулся в карту.

Речка извилистая, берега высокие. Нет возможности заглянуть вперед. За каждым поворотом видится разлив озера. Через три часа мытарств энтузиазма поубавилось даже у оптимиста Кузнецова.

– Если верить карте, осталось максимум полтора часа хода, даже с нашей скоростью! – Николай вертел в руках топографический листок, обернутый в целлофан. Он старался сориентировать его по сторонам света при помощи наручного компаса.

– Так мы уже проплыли все три! – сплюнул за борт сидевший на веслах Задов.

– Если плыть до упора, мы все-таки найдем озеро? – робко уточнил Петруха.

– Должны! – Ермак отличался краткостью и доходчивостью речи.

– А может, озеро всего лишь сказка, и нас заслали, чтобы это проверить? – не унимался стажер.– Держитесь, Лютый! Скоро откроется второе дыхание.

– Уже смешно. Ша! Бензин кончился.– Лева поднял весла над водой, намекая на то, что его пора сменить.

Ответить ему не успели, да и сменить тоже. Резиновая лодка, надутая до волейбольного звона, налетела на острый сук топляка. Она стравливала воздух через пробитый борт, шипя, как рассерженная гадюка.

– Ну, в добрый час,– выплюнул воду изо рта Кузнецов и двинулся в сторону ближайшего берега. Фуражка держалась на его голове, как приклеенная.

Разведчики, держа вещмешки над головами, выбрались за ним на песчаный береговой откос. Теперь никто не огорчался, что речка обмелела. Резиновую лодку бросили в воде. Подкачивать ее не было смысла, ремонтировать – нечем. Кроме того, все помнили, что именно в этой речке может обитать крокодил.

На берегу выжали одежду и развесили сушиться на ветках деревьев. Гранаты Лева положил рядом – так, на всякий случай. Десантники разлеглись на бережку, подставляя белые тела ласковому солнышку. Никто не возражал против незапланированного привала.

Не принимал солнечные ванны один Петруха. Он с ног до головы обмазался голубой глиной. Грязниться стажер стал после того, как Задов глубокомысленно изрек, рассматривая вымазанные сапоги: «Грязью исцеляют заболевания суставов, нервной системы, болезни кожи и многие другие недуги. Свиньи не дураки, а умнейшие животные». Правда, сам мазаться не стал. На шутку в стиле «я из Одессы, здрасьте» купился только стажер.

Филиппов, пока возился в глине, нашел челюсть животного с клыками. Кость была устрашающих размеров. Если ее поставить вертикально, то под ней мог свободно проехать всадник на лошади. Разведчики в гробовом молчании разглядывали находку. Задов не удержался и ударился в воспоминания:

– Помню, купались мы в детстве на Марьином лимане. Там еще мой дед резвился в молодости. Вода в нем грязная, почти черная. Место гиблое, сколько там народа потонуло. Мне дедушка говорил: «Там водяной живет. Под вечер выползает он оттуда и загулявшие парочки утаскивает. Поутру начнут искать людей – нет их, только трава помятая, бутылки, окурки, банки, бумажки»… Некоторые говорили – вранье это, а я вот верил, что водяной там живет. Родители наказывали: «Не гуляй, Лютый, у Марьиного лимана, а тем более не купайся, а то затянет тебя нечисть под воду»… – Задов замолчал, приглядываясь к здоровенному бревну, лежащему в воде у противоположного берега. Он приложил ладонь козырьком над глазами, чтобы солнце не слепило.– Слышь, Петя! Ты бы ополоснулся в речке. Глина засохнет, потом не отдерешь. А водичка – парное молочко.