Светлана Багдерина - День Медведя Страница 34

Если бы не обогревательный амулет молодой ученицы убыр, всё могло бы обернуться гораздо хуже.

И царевич, не замечая выросшего по углам избы десятисантиметрового инея и сосулек над головой, вернулся на облюбованный табурет и снова погрузился в увлекательный производственный роман из жизни насекомых. Но не надолго.

Минут через десять новый порыв холодного ветра перевернул тяжелую желтоватую страницу из самодельного пергамента и заставил Ивана поднять голову. И ахнуть.

В темном углу между кроватью и сундуком, там, куда не падал свет Находкиной восьмерки и куда, казалось, пряталась темнота, когда наступал день, что-то шевельнулось. Словно сгусток мрака ожил, обрел тело, и, не исключено, что заодно и когти с зубами, и сжался в пружину, приготовившись к смертельному прыжку. Разожги огонь… Разожги огонь…

Царевич сполз с табуретки, сжал в пальцах светильник и, не отрывая глаз от непонятного движения, шажок за крошечным шажком двинулся вперед.

– Кис-кис-кис-кис-кис-кис-кис!..

Ожившая тьма испуганно вздрогнула, метнулась под кровать и растворилась в простом отсутствии света.

– Кис-кис-кис?.. – вопросительно заглянул под нависшее покрывало лукоморец, но кроме пары серых от времени берестяных коробов и зарослей паутины ничего не обнаружил. – Ну, вот…

Он выпрямился, и шеей вдруг почувствовал, что сзади к нему вплотную подступило и ласково дыхнуло леденящим страхом нечто – с полным комплектом наточенных, начищенных и готовых к употреблению клыков, щупалец, присосок, жал и прочих инструментов своего ремесла. Иванушка застыл. Разожги огонь… Разожги огонь… Разожги огонь…

– Т-там… к-кто?.. – одними губами прошептал он.

То ли немыслимый монстр не был настроен на беседу, то ли просто не расслышал, но ответа не последовало.

Чтобы предпринять вторую попытку, надо было собраться с моральными силами, а это было не так просто, как могло бы показаться. Для этого надо было собраться с моральными силами.

«И долго вы еще так стояли?» – внезапно даже не представил, а почти услышал Ваня ехидный голос одной насмешливой девицы по имени Серафима, и сконфужено покраснел.

Осторожно, стараясь не поворачивать голову, пристыженный Иван попробовал выглянуть из-за плеча, но вовремя понял, что единственное, к чему может привести это упражнение – хронический вывих глазного аппарата. К тому же, неожиданно пришла ему в голову здравая мысль, озвученная почему-то снова голосом Сеньки, если бы чудовище за его спиной хотело на него прыгнуть, оно уже могло бы это сделать раз семнадцать с половиною. Может, оно всего лишь желает поиграть в прятки? Или в догонялки?[67]

И, не дожидаясь, пока его богатая фантазия предложит на эту тему новые варианты, он судорожно вдохнул, мысленно попрощавшись с ненаглядною супругой, развернулся, готовый к бою на что угодно… И оказался лицом к лицу с всё той же темнотой и пустотой.

Почти разочарованно обвел Иванушка обиженным взглядом ставшую вдруг сразу неинтересной и нестрашной комнату, прислушался к ревматическим скрипам старого дома, к рассерженно-нервическому завыванию ветра в трубе, будто выпевающего «разожги огонь, разожги огонь», пожал плечами и вернулся к книжке.

В углах, за печкой и под кроватью могло теперь твориться что угодно: нашествие монстров, война, землетрясения, наводнения – окружающий мир для него перестал существовать.

Ведь в манускрипте Свиристела он как раз добрался до самых увлекательных страниц: что делать, если рой диких пчел за время твоего длительного отсутствия решил поселиться у тебя в сенях.

– Не помогло!..

– Ему не холодно!..

– Он не испугался!..

– Дураки только ничего не боятся…

– Какая разница – дурак, не дурак! Он должен замерзнуть, растопить печку и лечь спать!!!..

– Откуда только этот грамотный свалился на нашу голову!..

– У нас нет голов.

– Это у тебя нет. И при жизни не было.

– Это ты про кого говоришь?!..

– Вот видишь: сам дурак, раз не понял.

– Это ты мне?!

– Нет, ему!..

– Да тихо вы!!!

– Нет, это он ду…

– Замолчите вы, оба!!!

– А что, мы молчим…

– А он читает всё…

– У-у, враг!..

– Такого еще не было.

– Еще никто не уходил.

– Но он не может уйти просто так!..

– Что у нас тут – постоялая изба?..

– Проходной двор?..

– Время идет…

– Что делать будем-то?..

– Есть у меня одна мысль.

«…некоторые самоуверенные всезнаи, аки сороки чирикающие и вдумчивому размышлению сие затруднение подвергнуть не спешащие, могут посоветовать разбить оконное стекло и бросить в горницу горящую овчину, дабы пчелы, унюхав запах дыма, впопыхах покинули жилище…»

…а ежели вот сейчас вот хозяин домой вернется…мудрый благообразный долгожитель с ревматизмом и полиартритом… с метели…с мороза…

«…глаголю вам, что сие решение – пустая и опасная блажь. Связка мокрых еловых веток вперемежку с сухими, собранными с завязанными глазами левой рукой в полночь в первое полнолуние после Дня медведя – вот надежный и безопасный источник дыма и единственно верное средство…» …замерзший… уставший…

«…научно доказано, что при применении сего проверенного способа всего пять из десяти домов сгорают, в то время как…» …а в доме – холод… до костей пробирает… зуб на зуб не попадает… «…в то время как…»

…вот она… благодарность твоя… за кров… за приют… за тепло…за воспоминания…

Иванушка сбился со строки, словно спринтер, оказавшийся вдруг на дорожке с барьерами, оторвался от грубых шершавых страниц рукописи, озадачено нахмурился и напряженно прислушался к далекому, едва ощутимому, но упорно свербевшему у него в мозгу странному голосу.

…старик бы, небось, тебе печку протопил… жарко-жарко… спать уложил… всё бы сделал… не поленился… лишь бы дорогому гостюшке угодить…

То ли температура в горнице внезапно поднялась градусов этак на двадцать, то ли по иной причине, но царевич вдруг почувствовал, как щеки его запылали, а глаза опустились и уперлись в темную гладкую столешницу.

…а ты… самолюб… в книжку уткнулся… самому тепло – и гори оно всё синим пламенем… так?.. Наверное, это был голос совести.

Иван живо представил себя на месте неизвестного мужичка, прорвавшегося сквозь завывания и завихрения метели, добравшегося чудом и кружными путями до дома и обнаружившего в родных стенах незваного гостя, взгромоздившегося с ногами на его табуретку, читающего без спроса взятую книгу, не взирая на бородатый иней по углам и свисающие с подоконника сосульки… Он бы на месте мужичка как минимум обиделся. Как максимум – сказал бы что-нибудь колкое и язвительное. Если бы смог придумать. Но он бы постарался. Хотя… С другой стороны… Чего тут еще придумывать?

И царевич решительно встал, нежно закрыл том, подошел к плите, опустился на колени и осторожно, как в пресловутые сени с оккупировавшим их приблудным роем, заглянул в приоткрытую дверцу.

Как он и ожидал, впрочем, внутренности маленькой печки ничем не отличались от внутренностей дома: там было темно до черноты, пусто и холодно.

Самому Иванушке печи топить никогда не приходилось, но теоретическое представление об этом несложном занятии у него имелось. Не так давно, когда они с Агафоном вернулись из Лукоморска к бабушке Серафимы, он мельком видел, когда подметал в сенях пол, как в пылающий желто-оранжевым пламенем огромный зев лукоморской печи специалист по волшебным наукам уверенно бросал толстые поленья и тонкие чурбаки, а почти прозрачный горячий дым горным потоком, презревшим гравитацию, радостно уносил оранжевые искры в трубу.

Воображение его тут же дорисовало недостающий элемент: аппетитно булькающий на шестке чумазый чугунок с похлебкой, сковородку со шкворчащим мясом, горшочек истекающей маслом каши, источающий неземные ароматы румяный каравай…

Иван сглотнул голодную слюну, сурово выбросил из мысленной картины некстати прокравшийся туда ужин мечты, и сосредоточился на процессе. Да, как он и думал, все предельно просто. Огонь и дрова. Огонь… Взгляд его, будто сам собой, остановился на кресале, лежащем на плите. …и дрова.

Целенаправленно не думая о том, каким образом и ценой достанется ему этот десяток деревяшек, лукоморец поднял воротник рубахи и твердой походкой направился в сени.

Сырой насквозь полушубок и шапка ему под стать были сняты с гвоздей и напялены в мгновение ока почти без вздоха и оха.

Щелкнула задвижка, распахнулась дверь – и в сени тут же ворвались ночь и зима, завывая и заметая сугробами пол и Ивановы сапоги. Но царевича, нацеленного на доброе дело, словно ядро с лазерным наведением, таким пустяком с верного пути было не сбить. И, прикрывшись левой рукой от миллионов крошечных ледяных метеоритов, азартно хлещущих по лицу и не отнимая правой руки от шершавых боков избы, он двинулся, шаг за шагом, по стеночке, куда и глаза его не глядели.