Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки Страница 35

Вот так обстоит дело с истиной, коллега, — добавила Циана, заканчивая свой рассказ. — У вас одна правда о Минотавре, у меня — другая, а обе они — только части общей истины о человеке, которую мы все еще ищем. Все собранное вами совершенно верно. Таков уж человек: и жестокий, и алчный до безумия в своей устремленности к чему-нибудь, но прежде всего — трусливый. И он это знает. Но почему он такой, вы не спрашиваете, хотя сам человек уже тысячи лет задается этим вопросом. А нужно было, нужно было, коллега, спросить хотя бы, зачем он создал, например, вас — компьютеры. В своем биологическом эгоцентризме человек, возможно, и сам того не сознавая, начал изобретать первые роботы и компьютеры, мечтая о существе, свободном от эгоцентризма, объективном и бесстрашном в своих суждениях. Человек всегда стремился к идеалу, а когда убедился, что сам он не в состоянии его достичь, начал создавать компьютер, чтобы иметь хорошего товарища на своем пути. И вот, этими своими историями вы снова проявляете себя таким, каким вы ему нужны — справедливым и бесстрашным судьей. Любите его и впредь, помогайте ему, потому что человек очень одинок во Вселенной и некому вывести его из лабиринта, который он сам себе создал в этом бесконечном одиночестве.

— Коллега Циана, вы — симпатяга, — сказал компьютер за стеной, которую человек возвел между ним и собой.

Циана грустно усмехнулась, потому что в глубине души не была уверена, что сказала ему всю правду о человеке. Может, чтобы оправдать его, она сочинила новую легенду. Поддавшись своему воображению, она забыла суховатый, рациональный язык общения с компьютерами и не знала еще, страшиться ей или радоваться, если слова ее остались напрасными. Но как только она запросила посредством шифра информацию об исследованиях, компьютер тут же выбросил ей в подставленную ладонь новую микрокассету с записью.

На изолированном от остального мира небольшом астероиде проводились эксперименты со временем. За основу была взята созданная в конце двадцатого века и веками не получавшая подтверждения гипотеза Козырева о том, что время имеет свою массу и направление движения, которые могут быть измерены. По его мнению, оно содержалось в самих материальных телах, истекая только при их взаимодействии, то есть при любом процессе. Исходя из этой теории, здешние ученые создали нечто невообразимое по своим последствиям: аккумуляторы, посредством которых человек может возвращать истекшее из него время. Оказалось, что загадочные часики-жвачка были такой вот батарейкой индивидуального пользования, которая в свою очередь заряжалась от больших аккумуляторов.

Пока эксперименты быстро продвигались вперед как в технологическом и в физиологическом отношении, и желтоокая врач-сексолог пребывала здесь отнюдь не для того, чтобы лечить всякие комплексы, а для того, чтобы исследовать, что произойдет с либидо человека, когда он будет постоянно подзаряжаться временем. Далее, однако, тянулся длинный перечень угрожающих социальных, моральных и философских проблем.

В первые годы, когда промышленность еще не сможет обеспечивать достаточное количество аккумуляторов, в нынешнем спокойном, демократическом обществе непременно наступят серьезные сотрясения на базе нового, пусть даже временного неравенства, потому что… кто же согласится ждать своей очереди, если речь идет о продолжительности собственной жизни? Однако неизмеримо более страшные перемены наступят, если в конечном итоге окажется, что таким образом время полностью субъективизируется и утрачивается единое ощущение его хода, регулирующего жизнь человеческого сообщества.

Несмотря на хорошую новость, Циана отправилась на собрание в пятую секцию с чувством подавленности. Она думала о компьютере и его участии в этих страшных экспериментах. На протяжении всей своей истории человек придумывал себе в общем-то удобных богов — вроде бы страшных, вроде бы неумолимых, но тем не менее не мешавших ему грешить сколько душе угодно. Неужто теперь он создал могущественного судию с реальной властью, который сумеет держать человека в узде? И богом ли он провозгласит его или, перепуганный насмерть, поспешит объявить его сатаной?

Поэтому, когда ее шутя спросили, как далеко продвинулся ее флирт с компьютером, она коротко ответила: «Он прекратил забастовку» — и попросила позвать координатора и руководителей остальных секций, чтобы сделать сообщение.

— Первый мой вывод касается того, что к компьютеру надо относиться с особым уважением, — заявила она довольно назидательным тоном. Эти развеселившиеся при ее словах мужчины и женщины, как ей показалось, не сознают в полной мере своей ответственности перед будущим.

— Мы и так его уважаем, без него мы ничто! — хором ответили ученые.

— Да, но вы относитесь к нему как к нужной вам вещи, — возразила Циана. — А он — ваш гениальный коллега и друг, к мнению которого вы должны прислушиваться. Второе мое заключение состоит в том, что его исторические труды следует немедленно передать во все информационные банки мира и опубликовать. Он не ставил такого условия, но я считаю, что человечеству будет чрезвычайно полезно взглянуть на свою историю его глазами. И, в-третьих, я хочу вам сказать, что мы должны принять его как исторический факт нашего развития: у вас родился и прошел стадию самообучения компьютер нового типа. Он уже усвоил систему моральных норм человека и уже способен предупреждать нас, когда мы их нарушаем или идем против самих себя. И я очень надеюсь, что он не позволит вам быть неразумными в ваших дальнейших экспериментах. А сейчас вы сами можете в этом убедиться, — закончила молодая хрононавтка, которая сама не раз легкомысленно играла с этой загадочной и пугающей штукой — временем.

Она сказала и сама испугалась: а вдруг компьютер снова откажется им служить, вдруг не оправдает ее надежд на этот новый тип взаимоотношений с людьми? Ведь он ничего ей не обещал! У нее, что называется, душа ушла в пятки, когда все они мгновенно достали карманные компьютеры, чтобы немедленно задать какие-то свои вопросы. Но замурованный в скалах астероида верный человеку и уже озабоченный его будущим колоссальный оптопозитронный мозг никому не дал преимущества, мигом ответил всем одновременно.

Что потом случилось на астероиде «Габрово»? Наша влюбленная в древность героиня очень любила старинные народные сказки, и потому обобщим случившееся в стиле их неизменно счастливого конца: три дня они ели, пили и веселились. И я там был, мед, пиво пил и ел пампушки из межзвездной пыли. Если не верите, садитесь в машину времени и — во всем убедитесь сами. Компьютер непременно встретит вас словами: «Как дела, симпатяга?»

ВРЕМЯ И ЛЮБОВЬ

«Голосуя» на обочине дороги, Циана очень скоро заметила, что, если рядом с шофером сидела женщина, машина не только не останавливалась, а наоборот, увеличивала скорость. Тогда она стала выбирать, когда стоит поднимать руку, а когда нет. Иногда, если шофер был один, он сбавлял скорость, подъезжая, оглядывал ее и, когда казалось, что машина вот-вот остановится, прибавлял газу с каким-то особенным выражением лица, отражавшим нечто среднее между разочарованием и сожалением. Боже мой, говорила она себе, глядя вслед пустым машинам, неужели у меня на родине такие бессердечные люди! Она где надо и не надо повторяла это «боже мой» — по ее сведениям, самое распространенное восклицание, хотя к этому времени люди в большинстве своем уже были неверующими. То, что атеисты на каждом шагу призывали на помощь бога, ничуть ее не смущало — она не была знатоком двадцатого века, да и не особенно-то стремилась изучить его. Более того, источники, по которым она готовилась втайне от специалистов, не внушали доверия.

Время от времени она засовывала себе в рот часики-жвачку, подаренные ей на астероиде «Габрово». Тогда они нужны были ей, чтобы включиться в проводившийся там эксперимент, теперь же она жевала, чтобы согреться. Ветер проносился над автострадой на бреющем полете и, будто забавляясь, увивался вокруг почти не защищенных короткой юбчонкой бедер.

Появление девушки из двадцать четвертого века в нашем времени, да еще на автомагистрали, ведущей на Софию, может показаться читателю странным и неожиданным. Ведь по ряду соображений научного и морального естества двадцатый век был строго запрещен для посещений из будущего. К тому же, предыдущие контакты с этим веком, как нам известно, были стерты в ее памяти. Надо же, одно из них, как назло, всплыло в ее сознании, причем с такой завладевающей, всепоглощающей силой, что можно было просто сойти с ума!

Когда прибор оттеснил в глубины ее сознания приключение с эллинским ваятелем Праксителем, бог знает каким образом вместо него постепенно начало всплывать подавленное ранее воспоминание об историке из двадцатого века.