Джек Вэнс - Космическая опера Страница 36

По мере сгущения темноты в стороне деревни начали появляться огоньки, но вскоре они стали мигать и, наконец, совсем погасли. Казалось, что в этом уголке Рлару бодрствуют только пассажиры "Феба", наслаждающиеся тишиной и покоем.

Дама Изабель распорядилась о ночном карауле, и люди один за другим начали расходиться: одни шли спать, другие собирались в салоне.

Дама Изабель и Бернард Бикль оставались возле корабля дольше остальных. Наконец, и они поднялись на борт. Роджер собирался последовать за ними, но, почувствовав где-то сбоку движение, уставился в темноту и разглядел Медок Росвайн. Она медленно подошла к нему.

— Такое спокойное местечко, правда, Роджер, — сказала она. — Так тихо и спокойно… — какое-то время она смотрела в сторону деревни, потом внезапно повернулась к Роджеру. — Я была такой злой, а ты был так добр ко мне. Мне очень стыдно. Правда.

— Давай не будем об этом, — оборвал ее Роджер.

— Нет, мы должны об этом поговорить! Мне очень больно! Теперь, когда все позади, я вижу, каким маньяком я была.

— Я уверен, что ты никому не желала вреда. Медок Росвайн тихо и грустно рассмеялась.

— Самое грустное заключается в том, что мне было на это наплевать, а это, на самом деле, еще хуже.

Роджер не смог придумать достойного ответа: любая фраза звучала бы или нравоучительно, или фальшиво. Медок Росвайн, очевидно, расценила его молчание как нежелание прощать старые обиды и потихоньку направилась в сторону трапа.

— Подожди! — крикнул ей вслед Роджер, и она покорно вернулась.

— Я вот что хочу узнать, — сказал он, спотыкаясь на каждом слове. — Что ты собираешься делать дальше?

— Не знаю. Вернусь на Землю, а там, наверно, найду какую-нибудь работу.

— Во время всей этой поездки я досыта насладился только одним-одним-единственнымэффектом, — проворчал Роджер. — У меня выработался рефлекс. Я чувствую себя как лабораторная крыса. Нажимают зеленую кнопку, и, раз, — появляется сыр. Потом я нажимаю эту же кнопку, а вместо сыра мне достается удар током и струя сжатого воздуха.

Медок Росвайн взяла его за руку.

— А что, если я попрошу тебя нажать на зеленую кнопку еще один раз и пообещаю, что теперь там, кроме сыра, ничего не будет? Никакого электричества или сжатого воздуха для бедной лабораторной крысы?

— Тогда я нажму все зеленые кнопки, которые только найду в своей клетке, — ответил Роджер.

— Ну что ж… Я обещаю, что так оно впредь и будет.

Глава тринадцатая

Над Рлару вставал ясный и свежий рассвет. Солнце, немного крупнее и более золотистое, чем на Земле, медленно поднялось из-за дальних холмов.

Вскоре после этого на горизонте показались местные жители: полдюжины мужчин в синих брюках, белых куртках и в шляпах с чрезвычайно широкими полями. Они шли работать на ближайшее поле. Заметив "Феб", они из любопытства ненадолго останавливались, но затем двигались дальше, лишь изредка оглядываясь через плечо.

— Странно, — пробормотала дама Изабель. — Отсутствие интереса с их стороны даже обижает.

— Вы отметили их физические особенности? — спросил Бернард Бикль. — Они почти как люди, и все же чувствуется какое-то неуловимое, скрытое отличие от нас, может быть, это проявляется в их манере держаться?

— И не удивительно, — ответила дама Изабель с нотками раздражения. — Они точно такие же, как и представители Девятой труппы. Можно больше не сомневаться в правдивости рассказов мистера Гондара, по крайней мере, относительно Рлару и Девятой труппы.

— Ни в коей мере, — согласился Бернард Бикль. — Насколько я помню, он рассказывал о трех кастах или классах: бедняки,

рабочие и артисты, составляющие местную элиту.

— Да. Я тоже помню это его замечание. Очевидно, скоро появится делегация, которая и поприветствует нас.

Но утро перешло в полдень, а перед "Фебом" никто так и не появился, разве что три-четыре перепачканных грязью человека, одетых в грубые серые халаты и тряпичные сандалии. Некоторое время они изучали корабль, затем прогулочной походкой удалились и исчезли за деревьями.

Дама Изабель беспокойно прохаживалась взад-вперед перед "Фебом", вначале беспрестанно поглядывая в сторону деревни, затем на поля, где работали люди.

Наконец она вернулась на корабль и постучала в дверь каюты Адольфа Гондара.

На свой призыв она не получила никакого ответа и стала ломиться более властно.

— Мистер Гондар, откройте, пожалуйста!

Результат был тот же самый: полная тишина. Сделав еще одну попытку, дама Изабель попробовала открыть дверь, но та оказалась запертой.

Невдалеке от нее, на мостике, сидел один из членов команды, которому было поручено охранять дверь каюты Гондара. Дама Изабель резко бросила в его сторону:

— Сходите за мистером Хендерсоном, а потом позовите сюда мистера Бикля. Боюсь, что мистер Гондар заболел.

Старший механик появился почти моментально. Постучав в дверь пару раз, он взломал ее. Адольфа Гондара в каюте не было.

Дама Изабель зловеще повернулась к человеку, охраняющему дверь каюты.

— Как и когда мистер Гондар покинул помещение?

— Не знаю. Я уверен, что он оттуда не выходил. — Всего час назад ему принесли завтрак, он его взял, после чего дверь снова заперли. Я не спускал с нее глаз. Тут и кошка не пробежала бы незамеченной.

— Бернард, — коротко бросила дама Изабель, — проверьте спасательные катера.

Бернард Бикль поспешил выполнить поручение и, вскоре вернувшись, доложил, что все спасательные катера находятся на своих местах. Не мог Гондар покинуть "Феб" и по трапу, там тоже стоял караульный, который обязательно его заметил бы. Дама Изабель приказала обыскать корабль.

Тщательные поиски ни к чему не привели, Адольфа Гондара на борту не было. Каким-то непонятным образом он покинул каюту и словно растворился в воздухе.

В середине дня труженики в странных широкополых шляпах прекратили работу на полях и вернулись в деревню. Как и прежде, они проявили к "Фебу" минимальный интерес и даже не замедлили шаг, проходя мимо. Только чувство гордости остановило даму Изабель от отчаянного жеста: пойти в деревню и потребовать ответственную делегацию для приветствия. Несколько минут она с плохо скрываемым раздражением смотрела на удаляющиеся спины, затем повернулась к Бернарду Биклю и Андрею Сцинику.

— А каково ваше мнение как экспертов? — спросила она. — Как прикажете работать в таких условиях? Сумеем ли мы привлечь внимание кого-либо, кроме бродяг и бездельников?

Андрей Сциник только развел руками, желая сказать тем самым, что для людей с полным отсутствием любопытства подойдет любая опера. Бернард Бикль ответил примерно то же самое:

— Очень трудно решить, что в данном случае будет лучше. Откровенно говоря, я рассчитывал на совсем другую культурную атмосферу… более приятное и серьезное окружение.

— Я тоже ожидал большего, — сказал Андрей Сциник, осматривая ландшафт.

Потонувший в золотом свете полудня пейзаж казался удивительно спокойным и прекрасным, и вместе с тем пропитанным чувством отдаленности и даже меланхолии, как воспоминание юности.

Нахмурившись, Андрей Сциник медленно произнес:

— На этой планете чувствуется какая-то бесцельность, отсутствие смысла, как будто и пейзаж, и люди какие-то нереальные. Возможно, здесь уместно слово "архаичные". На всем лежит некая печать старости и полузабытости.

Дама Изабель сухо фыркнула.

— Должна признаться, что я представляла себе Рлару совсем иначе. Однако ни один из вас так и не ответил на мой вопрос.

Бернард Бикль засмеялся и потянулся к своим прекрасным седым усам.

— Я не ответил, потому что просто нахожусь в растерянности. Я рассуждал, надеясь, что в разговоре родится хоть какая-то идея… но не получилось. И все же, вот так, с лету, я могу предложить "Сказки Гофмана". А может быть, снова "Волшебную флейту"? Или даже "Ганзель и Гретель", а?

— Любая из них вполне подойдет, — кивнул головой Андрей Сциник.

— Хорошо, — сказала дама Изабель, — Завтра мы будем играть "Ганзель и Гретель", и я искренне надеюсь, что звуки музыки, которые мы непременно усилим и направим в сторону деревни, привлекут к нам нашу аудиторию. Андрей, проследи, пожалуйста, за декорациями и организуй что-то вроде занавеса. А вы, Бернард, будьте добры, проинформируйте о нашем решении сэра Генри и остальных артистов.

Труппа, в которой от ожидания и неизвестности уже начало расти раздражение, восприняла весть о предстоящем спектакле с огромным энтузиазмом. Музыканты и певцы с большой охотой принялись помогать команде выносить реквизит, расставлять сиденья и вешать импровизированный занавес. Работа продолжалась и после наступления темноты, при включенных прожекторах. Дама Изабель обратила внимание на то, что в эту ночь огни в деревне оставались зажженными намного дольше, чем раньше, а те, что погасли рано, загорелись снова.