Кир Булычёв - ГЕНИЙ ИЗ ГУСЛЯРА Страница 4

— Да, — прошептала Дилемма, не пытаясь вырваться.

— А когда проверили на генетическом уровне, оказалось, что в предыдущем рождении наш с тобой герой был чукчей!

— Ах! — вырвалось у Удалова.

— Вот именно. И этот товарищ чукча всю жизнь мечтал вымыть ноги в теплой воде. А так как советская власть дала чукче начальное образование и поведала о стране Индии, а вот горячую воду в те края не провела, то и образовалась у чукчи мечта, не реализованная ввиду ранней гибели чукчи на клыках моржа.

Сказав так, Питончик страстно впился устами в губы певицы, и Ксения Удалова резким движением оттащила мужа к таможне и пограничному контролю.

А синий «Мерседес», на котором, как подумал Питончик, приехали за ним, притормозил возле целующихся Дилеммы с Питончиком, бесшумно и быстро опустились тонированные стекла, и изнутри засверкали ярко-белые вспышки. Оказывается — стреляли. Оказывается, за Василием Борисовичем приехали не друзья, а враги.

Питончик опустился на мокрый холодный асфальт, увлекая за собой Дилемму. Которой, впрочем, было все равно, потому что погибла и она.

Закричала Ксения, ахнул Удалов — к счастью, в тот момент они уже были в нескольких шагах от места трагедии.

На похороны Удаловы не попали — у них уже были заказаны на тот день билеты до Вологды.

У Корнелия осталась на сердце тяжесть.

Многое пришлось ему в жизни видеть, но такого зверства — ни разу.

Поэтому можно понять, почему он ни с кем из друзей не поделился сведениями о перерожденцах. Словно возникла черная шторка в памяти — а за ней прятались беседы, которые он вел на теплоходе.

А приподнялась эта шторка в тот неприятный день, когда Усищев предложил гражданам Великого Гусляра избрать в каждом подъезде по доносчику, чтобы он информировал правительство города о настроениях и неправильных словах.

В тот день Удалов пошел с профессором Минцем погулять по набережной. Многие жители города пошли в тот день погулять по набережной или даже в парк. Наиболее осторожные уехали в лес, к озеру Копенгаген. Усищева все принимали всерьез.

Удалов с Минцем гуляли себе по набережной, раскланивались со знакомыми, но разговаривали вполголоса. И тут Минц неожиданно дал толчок размышлениям своего друга.

— Иногда мне кажется, что Усищев в прошлой жизни был унтером Пришибеевым. Был такой герой в сатирическом рассказе Чехова. Любил все запрещать и пресекать. А при том — жулик и пройдоха, если я не путаю его с каким-то другим унтером.

— Ты хочешь сказать, что он жил раньше? — вырвалось у Корнелия, и тут же с кристальной ясностью перед его внутренним взором предстала сцена в салоне теплохода «Память «Нахимова», пьяный взгляд Василия Борисовича и горящие карие глаза несчастной Дилеммы.

— Есть такая теория, — сказал Минц и запустил в речку Гусь плоский камешек. Надвигалась зима, и ближе к берегу река уже начала покрываться ледком, отчего камешек подпрыгнул, звякнул по льду и только потом сгинул в черной ноябрьской воде. — Но научно не подкрепленная.

— Значит, может, мы с тобой уже пожили свое?

— Не исключено, — улыбнулся печально профессор. — И даже померли.

— А мне один покойный человек говорил, что в одном нашем институте уже измерительная аппаратура работает, а японцы даже на работу без проверки не берут.

— Какой еще проверки? — воскликнул Минц.

— Чтобы избежать опасности. Если человек в предыдущем рождении был партизаном, то его ни за что нельзя брать на работу стрелочником. Рано или поздно происхождение скажет свое, и он подорвет вверенный ему поезд.

— Где ты набрался этой чепухи?

— Я же говорю — целые институты этим занимаются. А мы здесь прозябаем!

Удалов не хотел обидеть профессора, но, конечно, обидел. Тот замолчал и стал смотреть на седые облака.

— В Москве даже опыт с одним большим начальником провели, — сказал Удалов, дотрагиваясь до рукава своего друга. — Он отличается гигантизмом за народный счет. То собор, то монумент, а людям жрать нечего...

— И что же? — спросил Минц.

— А то, что он оказался перерождением египетского фараона Хеопса.

— Маловероятно!

— Что маловероятно? Есть постановление правительства — ему запрещено впредь возводить на территории России пирамиды и обелиски.

Минц усмехнулся. Он все еще был настроен скептически.

— А еще один человек, который хотел ноги в Индийском океане вымыть, оказался... — заговорил Удалов.

— Только не говори, что он перерожденец Александра Македонского.

— Нет, он перерожденец чукчи, который по теплой воде тосковал.

— Почти смешно.

— А вы проверьте. Вы ученые, вам все карты в руки.

— А что? Вот я направлюсь на той неделе в Барселону на конгресс по генной инженерии, там и поговорю с кем надо.

На том они и расстались, а ночью Удалову кошмарно снилась несчастная Дилемма Кофанова, распростертая у его ног на мокром и холодном асфальте одесского причала.

Возвратившись вскоре из Барселоны, профессор Минц сразу заглянул к Удалову. Он был возбужден, капельки пота блестели на склонах лысины, дыхание было неглубоким, но частым.

— Идем ко мне! — повелительно сказал он, едва поздоровавшись.

Ксения хотела было велеть Удалову сначала доесть компот, но по виду соседа поняла, что случилось Нечто. И промолчала.

Внизу Минц, раскрыв портфель, вывалил из него не только бумаги, кассеты и перфокарты, но и несколько разного вида приборов.

— Мы живем в утробной глуши! — закричал он тонким голосом. — Вокруг люди открывают и закрывают Америки, а мы не знаем, кто из нас перерожденец!

— А они знают?

— Ты был прав, Корнелий, и мне стыдно, что я так провинциален.

— Значит, он и впрямь из Хеопсов? — спросил Корнелий.

Минц не сразу вспомнил, потом хлопнул себя по лысине и засмеялся:

— Хеопс, точно Хеопс. Но это еще цветочки...

— Лев Христофорович, а как о других?

— Корнелий, возьми себя в руки. Конференция международная. Их интересуют свои персонажи. Мадам Тэтчер, например...

— И кто она?

— Ну, сам должен был догадаться. Конечно же, королева Елизавета Первая.

— Ага, — согласился Удалов, который не представлял себе, чем прославилась королева Елизавета Первая. — А другие?

— Скажем, президент Клинтон...

— Да плевал я на президента Клинтона... в переносном смысле.

— А больше не помню... Да, мне говорили о режиссере Михалкове.

— И что?

— Забыл. Что-то иностранное, но — забыл.

— Сейчас ты скажешь, что и Аллу Пугачеву забыл?

— Нет сведений. Да отстань ты от меня с мелкими конкретными примерами! Ты, видно, не до конца осознал суть открытия. Ведь каждый человек может рождаться не один раз и не два, а может, даже десять. В истории человечества был не один Наполеон. Но в большинстве своем они не успевали взобраться на вершину власти, и их кушали другие соперники. Так что и пирамида у нас одна, а не сто...

— Понял, — сказал Удалов. — Первую Аллу Пугачеву надо искать в образе Шахерезады.

— Умница! — похвалил его Минц. — А теперь скажи, как у нас в Гусляре. Что нового, что плохого?

— Ой, не говори! Боюсь, что до выборов не доживем. Лютует Усищев, забирает власть. А как его выберем — сожрет.

Минц сочувственно кивал головой.

Потом он положил на стол тяжелый черный шар размером с крупное яблоко.

— Это генератор, — сообщил он. — От него исходит энергия, соединяющая поля.

— Какие поля?

— Между перерожденцами существует общее поле. Чтобы отыскать его и расположить в нем перерожденцев, требуется этот шарик.

— Понятно, — сказал Удалов. — Значит, ты раздобыл ту самую машинку?

— Ту самую, — согласился Минц. — Вот ее вторая часть.

Вторая часть представляла собой конус, с широкой стороны которого помещался овальный экран чуть больше ладони; на узкой части горел зеленый огонек.

— А вот это, — сказал Минц, — способ увидеть того, чьим перерожденцем ты, Удалов, являешься.

— Меня не трожь! Ничего интересного, — возразил Удалов.

— А я и не надеялся увидеть в твоем прошлом еще одного путешественника по Галактике, обыкновенного героя Вселенной.

Видно, Минц шутил. Во всяком случае, Удалов предпочел счесть его слова за шутку.

— Значит, будем разыскивать, чей ты перерожденец, Лев Христофорович, — нашелся Удалов.

— Ах, оставь, Корнелий, — отмахнулся профессор.

— Почему же, ты личность известная, можно сказать, гениальная.

— Это все в прошлом.

— А мы прошлым и интересуемся.

— Нет-нет, от меня проку не будет, — взъярился профессор.

— Но может быть, ты перерожденец самого Леонардо да Винчи! У меня на этот счет почти нет сомнений, если не считать шишки.