Михаил Бабкин - Колдун в Октябре (сборник рассказов) Страница 4

– Вовсе нет, – просветлев лицом, сообщил студент-маг. – Я мигом! – и, подхватив одной рукой ведро, а другой приподняв полы чёрно-звёздного халата, опрометью кинулся вниз по лестнице.

– И ведро, ведро назад принеси! – крикнул Максимов в лестничный пролёт, – а то знаю я вас, скубентов!

– Принесу! – донеслось снизу и стало тихо – добрый волшебник спешил выполнить заветную мечту первого встречного. То есть отработать свою преддипломную практику.

Максимов достал из пачки сигарету, закурил: домой он уже не торопился. И не потому, что ждал обещанного ведра, нет. А потому что надеялся – вдруг ещё какой выпускник академии чудес сюда вновь пожалует?

С кафедры злого волшебства.

Это было бы хорошо…

Колдун в Октябре

Чародеем Ленин был знатным, уж чего не отнять, того не отнять: воспитанники Хогварца, как правило, при желании достигали вершин колдовской и политической карьеры, если, конечно, не впадали в мордорскую ересь. К счастью, Ленин не интересовался ни Мордором, ни происходящими там внутренними неурядицами, связанными с неким скандальным артефактом – другое, другое волновало и заботило его в этот стылый октябрьский день.

– Необходимо, в конце концов, что-то предпринять, и я знаю, что именно, – внушительно, обдумывая каждое слово, сказал Ленин хорошо поставленным голосом. – Наша великая Империя медленно, но неуклонно катится к политическому и экономическому краху… – Ленин встал из-за необъятного круглого стола, за которым сидели и внимали ленинским словам его верные сподвижники, ровно сорок человек лично им обученных чародеев. Причём чародеев не из последних!

– Ситуация архикритическая, – Ленин сбросил с плеч чёрную мантию колдуна высшего ранга и навис над столом непоколебимым утёсом, окидывая учеников суровым, но по-отечески добрым взглядом: богатырская длань ударила по мраморной столешнице с такой силой, что звучное эхо многократно прокатилось по тёмному залу; пламя настенных факелов затрепетало. – Вчера было ещё рано, а завтра будет уже поздно… Грядёт великая смута, други мои, грядёт! Знаете ли вы, что нынче верхи не хотят, а низы не могут? Да-да, именно так – все эфирные создания, начиная от фей и заканчивая драконами, не желают спускаться на нашу изгаженную самодержавными отходами землю, более похожую на свалку, предпочитая селиться за рубежом… А стенающие в подземельях гномы, основа и залог нашего финансового благополучия? Они не могут пробиться к поверхности, замурованные в шахтах строительным мусором от всё более новых и новых императорских дворцов! Зимних, летних, весенне-осенних, курортных и обычных… а, какая, к чёрту, разница. К тому ж вырождается рыцарство и не в почёте благородство – нравственность падает, а рождаемость не увеличивается; гоблины и орки точат мечи и зубы, стоя полчищами у ближних пределов Империи! Но никому во дворцах нет до этого дела…

Власть несостоятельна и прогнила насквозь – она безвольна, мягкотела и рыхла; действовать надо сейчас или никогда!

– Что вы предлагаете, экселенц? – робко спросил самый младший ученик, худенький, с аккуратной чёрной бородкой и острым прищуром усталых глаз, – что? И можно ли это сделать, как вы учили, с холодным умом и горячим сердцем?

– Можно, Феликс, можно. А предлагаю я вот чего: вся власть народу! – Ленин рубанул воздух ладонью. – То есть мне и вам… куда ж я без вас-то, озорников! – и беззлобно рассмеялся гулким басом; ученики зашептались, нервно хихикая и переглядываясь – идея, несомненно, была славная. Привлекательная была идея!

– Итак, вся власть народу, – Ленин поднял руку, призывая к тишине. – С этим понятно. Далее – повсеместное внедрение прогрессивного, одобренного мной образования: долой бабок-шептуний и деревенских колдунов-недоучек! Прочь доморощенных заклинателей погоды! Долой мракобесов всех видов с их бубнами, плясками, с их норовистыми мётлами и самодельными волшебными палочками! Чистота умыслов и порядок в делах, плюс научная магофикация всей страны – вот наш девиз! Железный дракон идёт на смену крестьянскому единорогу… кстати, а что там насчёт железных драконов? – Ленин посмотрел исподлобья на одного из учеников, низкорослого, коренастого, с рябым от оспинок лицом, сидевшего за столом вроде бы со всеми вместе, но как-то неуютно сидевшего, на отшибе. Самого по себе сидевшего.

– Заграница нам поможет, – тихим голосом доложил рябой, преданно глядя Ленину в глаза. – Китай обещал прислать сегодня к вечеру около сотни бронированных драконов… правда, не знаю, можно ли на них пахать, но в боевом деле они незаменимы. Однако арендную плату, мерзавцы, заломили невероятную. Может, экспроприируем драконов под шумок?

– Умница! – крикнул Ленин, – люблю! – обежав стол, он вынул рябого из кресла и крепко, по мужски, расцеловал его в лицо троекратно. – Вот, – сказал Ленин, возвращая рябое тело на место, – истинно так, экспроприируем: теперь мы готовы к битве, а пахать и играть на гуслях станем после окончательной и повсеместной победы светлого над тёмным. И в этом правом деле арендные драконы нам ой как пригодятся… Ах да, кстати о победе, – Ленин хлопнул себя по лбу, ветерком откинув на темя русый чуб, – чуть не забыл! Основной удар по самодержавию будет нанесён здесь и сейчас: я составил Искажающее Заклинание удивительной, немыслимой мощности; заклинание, которое выбьет реальность из-под ног врага и позволит нам обойтись малой кровью и большими успехами, от которых у некоторых закружится голова, – Ленин широко улыбнулся и лукаво подмигнул ученикам. – Пора, други мои, пора! Возьмитесь же за руки и усильте действие моего Заклинания вашей силой… вспомните, чему я вас учил все эти годы! – Ученики послушно встали, взялись за руки и предписанно заунывными голосами громко затянули мантру Силы, входя в священный транс.

Ленин, посерьезнев, принялся читать Заклинание: тяжёлые слова падали с его губ, постепенно, но неотвратимо меняя реальность в нужную Ленину сторону, искажая ткань пространства-времени и меняя причинно-следственные векторы… последнее слово Заклинания уже готово было овеществиться, уже повисло на кончике ленинского языка, но тут один из учеников – тоже умница, но вечный неудачник (Ленин всегда подозревал, что он плохо закончит свою жизнь), – чихнул и, вырвав руку, яростно зачесал нос: кольцо Силы было непоправимо разорвано, вектора перепутаны, а Заклинание Искажения напрочь искажено…

– Сволочь ты, Троцкий, – только и успел сказать огорчённый Ленин, когда реальность изменилась, окончательно и бесповоротно.

– …Это что ж такое было-то, а? – пошатнувшись, спросил сам у себя Ленин, – Бг`ед наяву какой-то… – поправил любимый галстук в горошек, пригладил рыжую бородку и, недоумённо пожав узкими плечиками, целеустремлённо направился на заседание ЦК, куда, собственно, и шёл.

А позади него, где-то далеко-далеко, из коридора доносилось невнятным эхом: «Товарищи! А я Ленина видел! Товарищи!» – это бежал, крича, счастливый солдат с винтовкой на плече и пустым чайником в руке; бежал, не зная, что спешит он не куда-либо, а навстречу светлому будущему, развитому социализму и, возможно, коммунизму в отдельно взятой стране.

В отдельно искажённом мире.

Ловушка

Без электрического света комната казалась большой и сырой. Вьюга костляво царапалась в окно ледяным снегом и шипела сквозь щели рамы. Уныние одиночества и безысходности витало в спертом воздухе. Старая мебель пряталась в темноте, словно поджидая кого-либо, кто доверится ей, вручит свои вещи и тело. И душу.

– Да, это уж точно самый поганый уголок в нашей поганой корчме, – пробурчал Билл, нащупывая выключатель. Вспыхнули лампы, и неприятное ощущение исчезло, мебель перестала таиться, тьма ушла за окно, да и ветер вроде стал тише. Билл, придерживая ногой дверь, переставил в комнату вещи, грудой сваленные в коридоре: ведро с клеем, валик, кисти, рулоны обоев, тряпки – полный набор для обновления обстановки «самого поганого номера». Последним в комнате оказался транзисторный приёмник – и бойкий «рэп» убил вьюжную тишину.

Сложив вещи постояльца на кровать («То-то Черч удивится! Ушел из старой комнатенки, а вернется в новую… В апартаменты!»), парень быстро начал сдвигать мебель на центр комнаты. Работа есть работа, и делать ее Билл умел. В зеркале отразилось его веснушчатое лицо – и толстое стекло в раме легло на кровать.

А ветер продолжал давить на окно, колдовать мутью снега, шевелить пальцем сквозняка листки записной книжки на подоконнике. Книжка была толстая, старая, в черной дешевой обложке. Мелкие, неровные строчки кривились на страницах…

«Среда. Видит Бог, я чертовски не хотел выезжать по такой погоде. Но Джуг поднял крик, что пропадает забойный материал, что газета и так в прогаре и все из-за пройдох и лентяев, вроде меня. До сих пор, как вспомню этот бред, меня начинает колотить. Старый болван! Компаньон чертов, покатался бы сам. Впрочем, как ни крути, он мне хоть и друг, но и босс.