Валентин Леженда - Непобедимый эллин Страница 4

В детской царила полная неразбериха. Плетеная люлька лежала на полу в ворохе пеленок и роскошных тканей, оберегавших младенца от прожорливых москитов.

Первое, что пришло в голову Амфитриону, так это что ребенка похитили. Но люлька вроде не была пустой. Полководец приободрился.

— Агу-у-у-у, агу-у-у-у… — тихонько произнес он, на цыпочках подбираясь к середине комнаты.

Затем Амфитрион улыбнулся и осторожно, чтобы, не дай Зевс, не напугать младенца, заглянул в люльку:

— Агу…

Нежное сюсюканье резко оборвалось. У подслушивавшей за дверьми детской Алкмены екнуло сердце.

— Привет, мужик, — хрипло произнесла бородатая голова, которая занимала почти всю люльку. — У тебя вино есть?

— А-а!.. — дико заголосил Амфитрион, отпрыгивая к двери.

Ворох разбросанных по полу тканей пришел в движение, и из него возник, вернее, встал на ноги могучий обнаженный мужила. Плетеная люлька была надета на его чернявую голову на манер боевого шлема.

— Стража-а-а-а… — жалко просипел Амфитрион, выхватывая из ножен меч.

— Мужик, я что-то не очень понял, — несколько недоуменно проговорил могучий незнакомец. — У вас во дворце вино есть или вы все тут заядлые трезвенники?

Судорожно дернувшись, Амфитрион стрелой вылетел из спальни, наткнувшись на бледную Алкмену. Искра понимания промелькнула в его безумных глазах.

— Ага! — зловеще зашептал полководец, неумолимо сверля благоверную взглядом. — Значит, вот где ты прятала своего любовничка…

Короткий греческий меч зловеще взлетел вверх, но опуститься так и не успел, ибо из детской выдвинулась огромная волосатая ручища, сгребла Амфитриона в охапку, затем приподняла над полом и…

— Не трожь маманю, козел, — зловеще донеслось из-за двери.

Алкмена вскрикнула и повалилась на лежавшую у дверей обморочную служанку.

— Эрот, голубчик, — недовольно пробурчал Зевс, вглядываясь с Олимпа в земли смертных через огромной длины суставчатую подзорную трубу, — пошли-ка ты в Фивы Гермеса, пусть там разъяснит этим несчастным, что к чему.

— А ну, дай глянуть в телескопис! — тут же потребовал юноша, и Тучегонитель неохотно ему уступил.

— Да-да, — пробормотал Эрот, крутя блестящие ручки настройки, — с твоим Гераклом непонятка вышла. Неужели он всего лишь за несколько часов так вымахал?

— А вот это тебя нужно спросить, — ехидно ввернул Громовержец. — Всё, пошел-пошел! Гляди, уже на линзы надышал, паразит. Зови Гермеса, а то мой сынуля там сейчас навоюет.

Жадно припав к смотровому глазку телескописа, Зевс не без удовольствия наблюдал, как Геракл голыми руками с легкостью расшвыривает набежавшую воинственную стражу.

— Сразу видно — моя кровь! — пробормотал с самодовольной гордостью Тучегонитель.

Возникшая было нелепая семейная баталия быстро улеглась, стоило только спуститься в Фивы с Летающего острова богов быстроногому посланцу Зевса Гермесу.

Геракл к тому времени уже разнес большую часть дворца фиванского царя, на службе у которого и воевал полководец Амфитрион.

Кровь да неистовая силища так и кипели в могучем сыне Зевса и ежесекундно искали выхода. Молодой Геракл страстно желал сеять вокруг себя хаос и разрушение. В общем, с самого дня своего рождения герой научился наживать на свою чернявую голову колоссальные проблемы.

— Да усмирите же его кто-нибудь в конце-то концов! — в сердцах возопил фиванский царь, приваленный надломившейся мраморной колонной.

И именно в этот момент во дворец залетел божественный вестник Гермес, сверкая своими быстрыми огненными сандалиями.

После получасовой беседы всё стало на свои законные места. Родителям героя было объяснено, кто такой на самом деле их великорослый сынишка, почему он стал так быстро расти и какая великая миссия ожидает «малыша» в будущем.

Алкмену быстро привели в чувство, нянек-служанок за ненадобностью разогнали, Амфитриону дали валерьянки, ругающегося царя извлекли из-под обломков, ну а Геракла на всякий случай Гермес связал, но поразмыслив, всё же дал могучему герою неразбавленного вина.

Зевс на Олимпе сокрушенно покачал головой:

— Малютке день от роду, — задумчиво протянул Тучегонитель, — а его уже спаивают бесшабашные родственники…

Если чего-то фиванцам и было жаль, так это разрушенного царского дворца.

Напившийся вина, освобожденный от веревок, расслабленный Геракл спокойно кемарил в детской. Где-то невдалеке громогласно наставлял Алкмену с Амфитрионом быстроногий Гермес.

Всё вроде бы утряслось.

Всё да не всё.

— Вот. — Гера протянула трясущейся от страха богине раздора Эриде прозрачную запечатанную колбу, в которой шевелились две ядовитые змеи. — Спустишься сейчас в Фивы и подбросишь гадов в кроватку малышу. Я знаю, что тебе лучше, чем кому-либо из нас, удается становиться невидимой.

— Но ведь он умрет! — в ужасе воскликнула Эрида.

— Кто умрет?

— Младенец!

— Ну, естественно, а ты чего, собственно, ожидала? Геракл для меня ходячий позор, официально признанный незаконнорожденный сын Зевса! Этот бабник при всех олимпийцах сознался, что изменил мне, подумать только! Нет, я этого не потерплю.

— А что, если младенец уже начал расти? — опасливо предположила богиня раздора, пряча под черной одеждой сосуд со змеями.

— Вряд ли он успел, — небрежно отмахнулась Гера. — Давай, действуй!

Став невидимой, Эрида тут же телепортировалась прямо во дворец фиванского царя, который (дворец) напоминал руины после внезапного налета ужасных птиц — стимфалид. Правда, то крыло, где проживали Алкмена с Амфитрионом, как ни странно, совсем не пострадало.

Оставаясь невидимой, Эрида беспрепятственно проникла в спальню малютки, да так и застыла на пороге с открытым ртом, увидав возлежавшего на полу громадного обнаженного красавца-мужика. Мужик был просто чудовищен (в хорошем смысле), рельефные мышцы из него так и перли. Было похоже, что обнаженный атлет дремал.

Впав в состояние полной опупелости, Эрида перестала быть невидимой, и прекрасный гигант не замедлил проснуться.

— Опа! — сказал он, увидав перед собой изящную бледную брюнетку.

— А где малютка? — слегка заикаясь, неуверенно спросила богиня раздора.

— Я малютка, — улыбнувшись, проникновенным басом ответил Геракл.

Прозрачный сосуд с двумя змеями выпал из руки Эриды и со звоном разлетелся о мраморный пол.

— Дорогая, можешь называть меня как тебе нравится. — Геракл грациозно поднялся с пола. — Хочешь, и только для тебя, я буду малюткой?

Герой медленно подошел к по-прежнему оцепеневшей богине, по пути с легкостью раздавив босой пяткой двух маленьких змеек. Затем он заключил Эриду в могучие объятия и запечатлел на ее изящных устах долгий страстный поцелуй.

Богиня вскрикнула и потеряла сознание.

— Моя кровь! — бил себя кулаком в грудь подпрыгивавший на Олимпе Зевс. — Трижды моя кровь!

Так не удалось сбыться самой первой интриге коварной Геры.

Пораженный внезапным волшебным взрослением своего приемного божественного сына, полководец Амфитрион после ухода Гермеса на всякий случай пригласил к себе известного сумасшедшего прорицателя Тиресия, ибо в то время в Греции (как бы странно это ни звучало) больше доверяли сумасшедшим прорицателям, чем всемогущим богам.

Тиресий в Фивы незамедлительно прибыл, но, к сожалению, в последнее время дедок находился в состоянии глубочайшего старческого слабоумия. Во всяком случае, Геракл смотрел на прорицателя с большой враждебностью…

— Хороший песик. — Тиресий ласково поглядел на сидящего в ворохе пеленок героя. — Какая отличная черная масть. Будете разводить, оставите мне одного, всех не топите.

Алкмена с Амфитрионом в замешательстве переглянулись.

Сопровождавший старика юноша (на чье плечо прорицатель всё время опирался) тихонько шепнул в сторону:

— Вы, главное, ничему не удивляйтесь, он раньше ветеринаром был у царя Микен.

— Ну, так в чем ваша проблема? — Тиресий внимательно осматривал Геракла. — Лапку он уже поднимает?

— Поднимаю, — злобно огрызнулся сын Зевса.

— Хороший песик, — повторил старикан и потрепал Геракла по холке.

Тут герою надоело это изощренное издевательство, и он, очень натурально зарычав, слегка тяпнул Тиресия за дряблую руку.

— Ой-ей-ей! — вскричал прорицатель, падая навзничь. — О, Зевс, он меня укусил!

— Геракл! — гневно воскликнула Алкмена. — Фу… то есть прекрати немедленно!

— Да ладно, — усмехнулся герой и с поэтической тоской во взгляде стал смотреть в распахнутое окно.

— Ой-ей-ей… — продолжал причитать Тиресий. — Он, наверное, бешеный. Теперь я пропал, а ведь на следующей неделе только собрался в восемнадцатый раз жениться. Жаль, невеста расстроится, ведь ей всего-навсего тринадцать.