Игорь Чубаха - За пригоршню астрала Страница 4

Струйка пота потекла за шиворот. Надо бы распорядиться купить и установить кондиционер. Чай, не нищенствуем. Дверная ручка показалась до блаженства холодной. Секретарша Зоенька – кудрявая пампушка о тридцати годах – подхватилась с места:

– Здравствуйте, Максим Максимович. Петр Александрович уже ждет вас.

– Что новенького?

– Приходил один художник с необычным предложением. Образцы показывал. Хорошие, кстати, образцы. Предлагает альбом липовых рекомендательных писем сделать. Вроде как благодарности нам за подобранный персонал от кого захотим, вплоть до губернатора. Кстати, можно и от более важных персон. Даже от Лужкова. Но это дороже.

Пахнуло духами. Правильно прочитав небрежный жест шефа, секретарша умолкла.

Максимыч вошел в свой кабинет. Зацепил кепку за крючок вешалки. Стянул плащ и повесил рядом с плащом Пети. Чего это юношу в такую рань принесло? Хотя – какая рань? Полдевятого утра.

Рабочий стол добросовестно сохранил оставленный в пятницу беспорядок. Крошки от пиццы (позапозавчера засиделся допоздна, ужинал на работе) скукожившуюся дольку лимона в недопитом чае. На факсе красовалось приглашение на заседание Российского Кадрового клуба. Цена в конце меленькими буковками. Отодранный и смятый факс полетел в мусорную корзину.

Захлопнув крышку факса, Максимыч зачем-то выглянул в окно – оно выходило не на Литейный, а во внутренний двор. Потом включил автоответчик и в параллель магнитофон с последними записями переговоров патрульно-постовой службы.

– Максимыч, приветствую, – браво сказал автоответчик, – это Хомяк, по поводу «жезлов силы» в Вырице. Я только что с их мандрагоры. Шишаги обыкновенные, никакие не граальники и не чудилы. Так что беспокоиться не о чем. Приеду, доложу по форме. Все, пока.

Максимыч подступил к зеркалу. Еще раз рассмотрел усталое лицо. Дряблые, но, храни Господь, пока не обвисшие щеки. Безусловно, он вступил в возраст, когда на взгляд могут дать и пятьдесят, и семьдесят лет. Если не умеют узнавать настоящий срок по глазам.

– Найденов, проверь: Шотмана – девять, квартира триста шестнадцать, гулянка, жалоба от соседей... – захрипела магнитофонная запись и сама с собой заспорила другим голосом: – Аллочка, я же сейчас у черта на куличках, пошли другого... Найденов, не надорвешься!.. Ладно, принял, товарищ Аникина... Не выпендривайся... Сама такая...

Максимыч поправил галстук.

– Здравствуйте, господин Храпунов, – с достоинством сказал автоответчик. – Агент «Флюгер», Самуил Яковлевич, на проводе. У меня есть свежие новости для вашего учреждения. Очень интригующие. Хотелось бы встретиться... Пи-пи! Добрый день, – напористо сказал автоответчик другим, женским голосом. – Вас-беспокоит-консультант-по-рекламе-газеты-"Деловая-неделя"-мы-уверены-что-вас-заинтересует-наше-предложение...

Максимыч одернул полы пиджака, но тот продолжал сидеть мешком. Максимыч мазнул расческой по коротко стриженым сединам – скорее из привычки, чем в надежде что-то причесать.

– Семенов, бдительные граждане стуканули, что на Витебском вокзале, возле валютника баки толкают не просто кидалы, а наш родной постовой мент. Совсем оборзел. Проверь-ка.

– Так там же рядом «убойники» торчат – пусть сами проверят.

– Семенов, не наглей, «убойники» своими делами занимаются...

Две кнопки «stop» были нажаты разом. Больше ничего автоответчик не записал. А остальной радиоэфирной болтовней патрульных Максимыч позавтракал по пути. Привычный дежурный взгляд на портрет. Лицо Циолковского выглядело совершенно равнодушным. Но все равно старый служака обошел кабинет по периметру. Почти невидимый волосок на полке между КЗОТом и «Основами маркетинга» торчит, как положено. Пыль на спичечном коробке в наличии. Тюбик с клеем недозавернут на два с половиной оборота – как и было. Откуда ж тогда это гнетущее настроение? Может, проглядел что-нибудь Циолковский?

В редкие минуты начальственного благоволения секретарша все норовит выспросить, почему именно Циолковский. Никогда ей, дурехе, не узнать.

Подойдя к утыканной булавками огромной, во всю стену карте города, хозяин кабинета выдернул булавку с красной головкой из заштрихованного квадрата «дом N 11» по Большому Казачьему переулку (бывш. переулок Ильича) и воткнул в «дом N 18» по Можайской улице: таков был сегодняшний код у потайной двери.

Карта бесшумно поползла вверх, открыв недлинный, скупо освещенный коридор на пять дверей – по две слева и справа и одна торцовая. Максимыч прислушался. Из-за ближайшей доносилось невнятное «бу-бу-бу». Он бесшумно приоткрыл дверь. Довольно просторное помещение без окон. Ничего лишнего, стол, а перед ним стул. Стены, да и потолок облицованы белым кафелем. Кафель ослепительно отражает холодный свет неоновых ламп, словно это не рядовая комнатка, затерянная в переплетении коридоров петербургского Дома Офицеров, а прозекторская.

Справа от стола дверь. С этой стороны – дверь, а с той – встроенный шкаф в кабинете начальника рекламного отдела «РомЭкс». У рекламного отдела свой кабинет, хотя на рекламу фирма тратится скупо: клиентов и без того хватает.

Но не это сейчас главное. За столом, лицом к Максимычу, сидел Петя. Торопливо чиркал одноразовой ручкой показания в протокол, так и не избавившись от детской привычки то и дело облизывать губы.

Зато от чего парню удалось избавиться, так это от того, чтобы вытягиваться по стойке «смирно», завидев начальника. Молодец, даже виду не подал, что узрел вошедшего. И то, что работает одноразовой ручкой – тоже похвально. Набирается опыта помаленьку. Есть такое мнение: будет из парня толк.

– Вообще-то я журналист, – глухо пробубнил «порченый», не догадываясь, что в помещении появился третий.

– Как фамилия, спрашиваю, – прибавил металлу в голосе Петя. Чуть-чуть переигрывая.

– Боборосов.

– Профессия?

– Ну, не то, чтобы журналист... Так, пописываю иногда для «Третьего глаза». Внештатно.

Голос допрашиваемого показался Максимычу смутно знакомым.

– Как вы очутились в чужой квартире? – На Пете был дорогой пиджак. Хороший пиджак, и сидит хорошо. И галстук фасонистый. Понятно, пока ни жены, ни детей – какие у парня расходы?

– Можно, я по порядку, – очень неуверенно предложил задержанный.

– По порядку предлагаешь? – пронзил Петя жертву, как думал он, «рентгеновским» взором. – Ну что ж, давай по порядку.

Задержанный придвинулся ближе, шмыгнул носом.

– Ну, короче, это, один знакомый мужик сказал, что там колдун настоящий живет. Вот я и полез сдуру...

Петя собрался тут же задать какой-то каверзный вопрос, но вспомнил, как Максимыч его намедни отчитывал: «Никогда не мешай подозреваемому выговориться», и промолчал.

– Подумал – это ж какую статью можно забабахать! Бомбу, а не статью, в смысле – для газеты. Вот. Ну, в общем, с крыши по веревке я спустился, окно открыто было. Кактусы, помню, какие-то на подоконнике, чуть вниз не екнул... – Задержанный опять шмыгнул носом. – В общем шуму наделал, конечно. Но все было тихо. Достал, это, фонарик, включил. Огрызок яблока на столе. Вот как сейчас вижу: тараканы от него во все стороны – шасть. – Шмыг-шмыг носом. – Чучело совы со шкафа зенками своими стеклянными на меня таращится... Я эту сову, короче, сфоткал...

Петя вдохнул воздуху что-то спросить, да опять спохватился: нельзя.

А задержанный наклонил к Пете голову и даже руки положил на стол, увлеченный собственным рассказом.

– В общем, я к книжному шкафу, там всякие, это, Шолоховы с Гайдарами, для отвода глаз, значит. Вдруг мне по кедам что-то – шур-шур-шур... Я фонариком посветил и только заползающий под шкаф крысиный хвост поймать успел. Фу, гадость какая... Но я, значит, о крысах враз думать забыл, потому что увидел такое... Как сразу ласты не отбросил, не знаю, потому что... В общем, увидел я, как со всех сторон ко мне сползаются клопы. Сплошной массой. Полчища! Живой ковер!!!

Максим Максимович, стараясь не выдать присутствия нечаянным шорохом, нервно потер ладони. Кажется, он признал задержанного. Характерные «это», «значит», «в общем». Никакой не журналист сидел на стуле перед Петей, а форточник Витька Крюков по прозвищу Альпинист.

– А тут и чучело ожило, заухало, крыльями шлеп-шлеп... – И задержанный, показывая руками, как именно ожило чучело, в который раз шмыгнул носом. – Фонарик, в общем, я уронил. И луч евоный человека в кресле высветил. Хозяина квартиры. С плетью в руках. Ехидненько так, это, улыбается... Колдун! Скрипнул креслом, взмахнул плетью. Занавески колыхнулись. Меня озноб прошиб. Тонкая, невероятной прочности цепь, закаленная в крысином молоке и состоящая из живых, впившихся друг в друга муравьев, опутала меня по рукам и ногам. С едва слышным щелчком фонарик погас сам собой... Я, это, даже амулетом воспользоваться не успел. А ведь был у меня надежный амулет, гражданин следователь, не вру я...

Дрожащей рукой задержанный достал из кармана небольшой предмет, с расстояния похожий на пробку от шампанского, и протянул Пете.