Александр Экштейн - Люди полной луны Страница 40

Слава Савоев был мрачнее самой мрачной тучи. Еще бы! Его родной отец, участковый Константин Иннокентьевич Савоев, самым обыкновенным образом запил и, выдав это на службе за сердечное недомогание, слег. Слег-то он слег, но Славе пришлось выполнять его работу…

— Слава, — мрачным голосом сообщил Константин Иннокентьевич, — вот… — Он протянул ему папку с бумагами. — Тут жалобы граждан с вверенного мне участка, стон народный, они не должны остаться без проверки… — торжественно произнес Константин Иннокентьевич и столь же торжественно влил в себя сто пятьдесят граммов водки. — Поработай с этими жалобами, сын, участковый должен чутко реагировать на боль гражданскую.

— Ну, батя! — возмутился Слава. — Я, твой сын, — он постучал себя в грудь, — не пью, а ты глушишь.

— Правильно, — согласился с ним Константин Иннокентьевич. — Поэтому и не пьешь, что я весь удар принял на себя. Вот помру я… — Константин Иннокентьевич пустил слезу и в связи с этим выпил еще сто граммов, — и загудишь, загуляешь по-черному…

— Костя! — строго оборвала их разговор Каролина Ивановна, мать Славы. — Не каркай, болтаешь, как оракул подкупленный!

— Я молчу, Каролина, — сразу же пошел на попятную Константин Иннокентьевич. — И ты помолчи, — предложил он компромисс. — И вообще иди отсюда. Дай с сыном поговорить.

Каролина Ивановна, директор крупнейшего в регионе рыбозавода, получающая в сотни раз больше мужа и сына, вместе взятых, беспрекословно приняла компромисс и беспрекословно вышла. Она любила мужа трепетно и нежно вот уже более тридцати лет.

— Ну? — спросил Савоев-старший у младшего. — Как?

— Проверю, — обреченно махнул рукой Слава, поднимаясь и вместе с папкой направляясь к выходу. — А ты, батя, давай завязывай поскорее.

— А это как получится, — миролюбиво предупредил его Константин Иннокентьевич.

Войдя в кабинет, Слава Савоев застыл в удивлении. Степа с изумленными от какого-то внутреннего, напоминающего ужас восторга глазами сидел на полу и что-то судорожно пытался поймать руками на своем теле. Судя по рукам Степы, этого «что-то» было много и оно обладало какими-то разумными, стремительными и явно издевательскими движениями. Степа быстро хватал себя то за ноги, то бросался руками на свой живот и сразу же передвигал их к паху. Время от времени он подносил «что-то» к глазам, хихикал и тут же кидался руками себе под мышку и с довольным видом рассматривал следующее «что-то». Это потрясло Славу Савоева настолько, что он, бросив гневный взгляд на созерцательно наблюдавших за этой картиной Игоря, Самсонова и еще какого-то человека в очках, бросился к Басенку, прижал его к полу и, крикнув: «Все нормально, дружище!», переадресовал свое потрясение Игорю и Самсонову, объяснив им в волнении:

— Это белая горячка, что вы сидите, его в больницу надо! — Савоев завернул руки Степана за спину. — Эх, Степка, оказывается, ты был тихим алкоголиком… По ночам, значит, втихаря пил.

— Отпусти старшего инспектора, Савоев! — возмущенно закричал пришедший в себя Игорь. — Вечно ты вламываешься и все портишь. Это не белочка, это эксперимент, отпусти, кому говорю!

Савоев, лежа на Степане, который даже при блокированных руках пытался ловить зубами глумливое и многозначительное «что-то», с недоумением посмотрел на Самсонова.

— Да-да, эксперимент, — подтвердил Самсонов, со скептицизмом глядя на Степана и с насмешкой на Савоева. — Но его надо прекращать, а потом тебя, Баркалова и… — Самсонов опять посмотрел на Степу. — И Басенка посадить на пятнадцать суток за нестандартный подход… — Самсонов явно кого-то передразнивал. -…В деле розыска нестандартного преступника…

Оказывается, во время оперативного рейда в припортовом районе Богудония Степа Басенок и Игорь Баркалов накрыли-таки с поличным долго досаждавшего им торговца наркотиками по кличке Смага, изъяв при нем и уже после задержания, во время обыска на его квартире, большую партию наркотиков. Среди банальных анаши и маковой соломки впервые было изъято двести граммов кокаина и несколько листов «филателии» — ЛСД в виде марок. Это была грандиозная удача. Окрыленные этой грандиозной удачей, Степа и Игорь, после оформления всех бумаг в связи с задержанием Смаги, пришли в кабинет Самсонова с грандиозной идеей, выраженной в том, что раз выкапыватель трупов шизанутый, то сыщик, чтобы работать эффективнее, должен понять психологию сумасшедшего, а для этого нужно принять на грудь пару марок ЛСД и хватануть глюков, после чего они этого гробокопателя самого в гроб положат.

— …И я, дурак старый, пошел на эту авантюру, — горестно покачал головой Самсонов. — Е-мое… — Он с подозрением посмотрел на Савоева и строго спросил: — А ты что это на полу разлегся?

Все это время, входя в курс событий, Савоев лежал на Степане, которому он завернул руки и снизу вверх смотрел на присутствующих.

— Отпусти Басенка и вставай, — строго приказал ему Самсонов. — Ишь ты… Я думал, ты один у меня с придурью, а оказывается, еще два есть… — Самсонов не имел в виду себя. — Ты что должен сегодня делать?

— Батин участок надо проверить, — буркнул обескураженный Савоев, отпуская Басенка и поднимаясь с пола. — У него сердечное недомогание. Выйти из него не может.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Начальник колонии усиленного режима полковник внутренних войск Струве был в неописуемом восторге. Заключенный Буслаев Василий Яковлевич исчез, проще говоря, ушел в побег, и полковник молил Бога, чтобы он не возвращался. Струве закурил и, вызвав к себе командира роты охраны, укоризненно спросил:

— Что же это такое, как у вас охрана поставлена, что зек умудрился пройти и у вас ничего не звякнуло?

— А я знаю? — невозмутимо ответил ушастый майор. — Он мне не докладывал.

— Ищите, — не стал вдаваться в подробности полковник.

— Зачем? — столь же невозмутимо ответил майор. — Что я, не знаю этого зека? Нас, видимо, наверху за дураков держат?

— Видимо, — согласился Струве, но спохватился, ибо собирался переложить всю ответственность за побег на майора и соглашаться с его доводами у него не было резона. — Вы, майор, эти разговоры прекратите, мало того что упустили заключенного, так вдобавок и поиск не организовали.

— Знаешь что, Струве, — рассвирепел майор — ты на меня не спихивай, ты забыл, как он у тебя сигареты забирал для зеков-колясочников и замечания делал за то, что пьяный на службу ходишь, забыл?

— Не было такого, — сразу же пошел в отказ Струве. — Это невозможно в принципе.

— Козел ты, Струве, — сразу как-то поник майор.

— Но-но! — приподнялся из-за стола полковник, но тут раздался звонок секретарши. — Да? — щелкнул он клавишей.

— К вам начальник спецчасти и начальник режимной части, — пробасила секретарша, восемнадцатилетняя девяностокилограммовая красавица.

— Давай их сюда. — Струве снова сел на место, стараясь придать лицу выражение солидности и властности.

— Лицемер наглый, — в последний раз напомнил о себе командир роты, который не находился в подчинении у полковника.

Вошли начальники спецчасти и режимной части. Выяснилось, что исчезло дело осужденного Буслаева Василия Яковлевича, исчезли карточки с его фамилией из контролерской, продларька, санчасти, и так далее, и тому подобное, то есть получилось, что такого зека в списочном составе колонии нет, и, следовательно, никакого побега не было.

— Ура! — начал Струве, но осекся и четко проговорил: — Я догадывался, что так оно и получится.

Но лучше всех выглядел сияющий командир роты охраны. Его фуражка не касалась головы, держась на кончиках вставших дыбом ушей, а сам он был похож на простого и невероятно симпатичного человека, неожиданно выигравшего крупный приз на «Поле чудес».

Савоев разбирал на столе бумаги, состоящие из бытовых жалоб жильцов подотчетного ему микрорайона.

Еще не зная, что наступает его звездный час, он взял из папки стандартный лист бумаги с жалобой от жильца, проживающего по улице Пальмиро Тольятти. Она была сухой и конкретной, как математическая формула, и принадлежала Носову Геннадию Геннадиевичу: «Рядом со мной в квартире 43 проживает Леонид Растович Светлогоров, он алкоголик и явный шизофреник. Прошу подвергнуть его медицинскому освидетельствованию».

«А то я не знаю, что Леня алкаш и псих, — раздраженно подумал Слава. — По-моему, об этом знает весь город», — но решил отправиться на улицу Тольятти и посоветовать Лене Носова покусать.

Поднявшись на второй этаж, Слава позвонил в квартиру 43, где проживал Леня Светлогоров, и почему-то почувствовал волнение. Дверь не открывали, и он позвонил еще раз, еще и еще. Рядом раздался щелчок, и из квартиры 44 вышел сухощавый, высокий, с лицом профессора математики человек.

— Я его уже два или три дня не вижу, — сказал он.

— От вас можно позвонить? — спросил Слава, чувствуя, как волнение сменяется какой-то зыбкой и ни на чем не основанной догадкой.