Терри Пратчетт - Вольные Мальцы Страница 43

Существо, похожее на конический стаканчик мороженого со множеством щупальцев, пронеслось мимо и скрылось.

Я под водой, думала Тиффани.

Я помню…

Это миллионнолетний дождь под волной, это земля рождается под водами океана. Не сон. Память. Земля под волной. Миллионы и миллионы крошечных ракушек…

Эта земля живая.

Все время вокруг был теплый, уютный запах пастушьей хижины и чувство, что тебя держат на невидимых руках.

Белизна под нею росла холмом, и вот уже поднялась и поглотила Тиффани с головой, но в этом не было ничего неприятного. Словно белый туман.

Теперь я внутри мела, словно кремни, «меловы дети»…

Она не могла бы точно сказать, сколько времени оставалась в глубокой теплой воде, прошла ли вообще хоть секунда или миллионы лет пролетели как миг. Но потом снова ощутила движение, теперь она чувствовала, что поднимается вверх.

И опять хлынули воспоминания.

Кто-то всегда присматривает за границами. Не потому, что так решил. Такие вещи решаются за нас. Кто-то должен заботиться. Иногда кто-то должен принимать бой. Кто-то должен говорить за тех, у кого нет голоса…

Тиффани открыла глаза. Она по-прежнему лежала в грязи, а Королева смеялась над ней, и вверху ревела буря.

Но Тиффани было тепло. Точнее сказать, она горела от ярости, до белого каления. За проплешины на земле пастбища, за свою тупость, за красоту и смех этого существа, у которого есть один-единственный талант: контроль.

Эта… тварь собирается отнять мой мир.

Все ведьмы эгоистки, говорила Королева. Но Третий Помысел Тиффани сказал: что ж, преврати эгоизм в оружие! Пускай твоим будет все! Чужие жизни, мечты, надежды пускай будут твоими! Защити! Спаси! Отогрей в овчарне! Иди ради них против ветра! Не подпускай к ним волка! Мои сны, мой брат, моя семья, моя земля, мой мир! Не смей трогать мое!

У меня есть обязанности!

Ее ярость хлынула через край. Она встала, сжав кулаки, закричала в рев бури, закричала со всей силой бешеного гнева, который переполнял ее.

Молния ударила в землю рядом с Тиффани. Дважды. С одной стороны от нее, потом с другой.

И эти разряды не ушли в землю, а замерли, потрескивая, и сделались фигурами двух овчарок.

От их шерсти шел пар, и когда они встряхнулись, голубые искры брызнули с их ушей. Их внимательные взгляды были обращены к Тиффани.

Королева ахнула и пропала.

— Молния, гони! — крикнула Тиффани. — Гром, возьми! — И ей вспомнился день, когда она металась по пастбищу, то и дело падала и вопила совершенно неправильные команды, а две собаки делали что надо и как надо…

Две черно-белые полоски промчались по склону — и вверх, к тучам.

И там стали гуртить бурю.

Тучи панически разбегались, но где надо каждый раз проносилась комета, и заворачивала их куда надо. Чудовищные образы извивались и выли в кипящем небе, но Гром и Молния со многими отарами поработали на своем веку; иногда раздавался щелчок сверкающих, как молния, зубов — и жалобный визг в ответ. Тиффани смотрела вверх сквозь дождь, текущий по ее лицу, и выкрикивала команды, которые вряд ли слышала какая-нибудь собака.

Теснясь, громыхая и завывая, буря перекатилась через холмы — прочь, в сторону гор, где в глубоких ущельях был подходящий загон для нее.

Запыхавшись и победно сияя, Тиффани смотрела на собак. Они вернулись и снова сели рядом с ней на траву. И тут она вспомнила кое-что еще: не имело значения, какие команды она им дает. Это не ее собаки. Это рабочие собаки.

Гром и Молния не принимают приказов от маленькой девочки.

И смотрели собаки не на нее.

Они смотрели на то, что было позади нее.

Тиффани не побоялась бы обернуться, если бы ей сказали, что там немыслимое чудовище. Обернулась бы, если бы ей сказали: там тысячи клыков. Но сейчас она не могла себя заставить, это было самое трудное дело за всю ее жизнь — повернуться сейчас и посмотреть.

Она не боялась того, что может увидеть. Она жутко, смертельно, до самого мозга кости боялась, что может не увидеть это. Закрыла глаза, когда ее спотыкавшиеся от страха ботинки переступали по траве, поворачиваясь кругом, а потом глубоко вдохнула и открыла глаза снова.

На нее пахнуло «Бравым мореходом», овцами и скипидаром.

Искрясь в темноте, блестя и сияя белым платьем пастушки, сверкая каждой голубой лентой и серебряной пряжкой, перед ней стояла Бабушка Болит, широко улыбалась и лучилась от гордости. В руке она держала большой пастуший посох, разукрашенный голубыми бантами.

Она медленно сделала пируэт, и Тиффани увидела, что Бабушка была ослепительной пастушкой с головы до краешка юбки, но по-прежнему обута в свои громадные старые ботинки.

Бабушка вынула трубку изо рта и наградила Тиффани коротким кивком — таким, который у нее заменял бурю аплодисментов. А потом — Бабушки уже не было.

Настоящая звездная ночь укрывала пастбище, и воздух был наполнен ночными звуками. Тиффани не знала: то, что сейчас произошло, было сном? Или произошло где-то не совсем тут? Или только у нее в голове? Не имеет значения. Это произошло. А сейчас…

— Но я по-прежнему здесь, — вымолвила Королева, проступив перед ней. — Возможно, все это и был сон. Возможно, ты слегка повредилась умом, потому что в конце концов ты очень странный ребенок. Возможно, ты получила помощь. Но на что годишься ты сама? Тебе действительно кажется, что ты способна выстоять против меня сама? Я могу заставить тебя думать все, что мне угодно…

— Кривенс!

— О нет, их тут не хватало, — сказала Королева, воздев руки.

Появились не только Нак Мак Фигглы, но еще и Вентворт, сильный запах водорослей, изрядное количество морской воды и мертвая акула. Все это возникло в воздухе и кучей плюхнулось на землю между Королевой и Тиффани. Но пиктси были готовы к драке в любой ситуации. Катясь по земле, вскакивая на ноги, они одновременно вытряхивали воду из волос и выхватывали оружие.

— А, никак ты? — сказал Роб Всякограб, сверкая глазами на Королеву. — Ликом к лику наконец-то мы с тобою, грымзой старой, проклятущею! Неможно тебе сюда, поняла? Убралась щас же вон! Уйдешь подобру-поздорову?

Королева наступила на Роба и вдавила его в землю по самую маковку.

— Уйдешь, спрашиваю? — повторил он, вылезая обратно, как будто ничего не произошло. — Не зли меня! И шавок твоих без толку науськивать, бо ведаешь сама — мы простирнем их да сушиться вывесим. — Он повернулся к Тиффани, которая стояла не шелохнувшись. — Доверь нам энто дело, Келда. Мы тут с Кралевой старину вспомним!

Королева щелкнула пальцами.

— Вечно вы суетесь в то, чего не понимаете, — прошипела она. — Ну что ж, как вам вот это?

Все мечи Нак Мак Фигглов засветились вдруг синим светом.

В задних рядах озаренных странным сиянием пиктси раздался голос, очень похоже, что Вулли Валенка:

— Эччч, солоно теперича взаправду…

В воздухе неподалеку возникли три фигуры. Та, что посередине, как разглядела Тиффани, была наряжена в длинную красную мантию, странный длинный парик и черные бриджи, пристегнутые к туфлям. Двое других выглядели вроде бы как обычные люди, в обычных серых костюмах.

— О лютая ты женщина, Крррррралева, — проговорил Вильям Гоннагл, — законникам предать нас на карманчик…

— Вы зрите на того, который слева, — проскулил какой-то пиктси. — Вы зрите, у него есть чемоданчик! Чемоданчик! О вэйли вэйли вэйли, чемоданчик…

Неохотно, шаг за шагом, сбившись от ужаса в тесную толпу, Нак Мак Фигглы начали отступать.

— О вэйли вэйли, щелкает замками, — простенал Вулли Валенок — О вэйли вэйли, это звук Судьбы, когда законник открывает чемоданчик…

— Мистер Роб Всякограб Фиггл и прочие? — произнесла фигура голосом, предвещающим страшное.

— Нетути тут никого с таким именем! — вскрикнул Роб. — Ничего не знаем!

— Мы заслушали список по обвинению в уголовных преступлениях и гражданских правонарушениях, составляющий девятнадцать тысяч семьсот шестьдесят три отдельных пункта…

— Не было нас тамочки! — отчаянно закричал Роб. — Правда, парни?

— …включающий более чем две тысячи случаев Массового Побоища, Публичных Беспорядков, Обнаружения В Пьяном Виде, Обнаружения В Особо Пьяном Виде, Употребления Нецензурных Выражений (учитывая девяносто семь случаев Употребления Выражений, Которые Могли Быть Нецензурными, Если Бы Их Кто-то Понял), Нарушений Общественного Спокойствия, Злостного Бродяжничества…

— Попутали с кем-то нас! — вопил Роб. — Не виноватые мы! Стояли мы там просто, а кто-то энто сделал и убёг!

— Крупной Кражи, Мелкой Кражи, Грабежа Со Взломом, Незаконного Проникновения, Пребывания С Преступными Намерениями…

— С малолетства нас никто не понимал! — орал Роб Всякограб. — Гоните на нас только за то, что синие мы! Как что, так сразу мы! Полиция всегда нас ненавидит! Нас и в стране-то не было тогда!