Елена Самойлова - Синяя Птица Страница 43

– Ну-с, ведунья, и что делать будем? – насмешливо спросил призрак, продолжая водить когтями по груди Данте.

– Я лично собираюсь тебя уничтожить. Как меня и учили.

– А как же твой возлюбленный? Я ведь могу нанести ему такие раны, от которых он в своем нынешнем состоянии не оправится.

– Я рискну, – сказала я, хищно улыбаясь. – Ведь терять мне, в сущности, нечего.

– Тогда, – промурлыкала нежить, – предлагаю сделку.

– Какую? – насторожилась я.

– Я отпускаю твоего полукровку, а ты со мной сыграешь в о-очень опасную и интересную игру. Мы встретимся в твоем сне. Если ты сможешь выжить, то уйдешь отсюда вместе с ним. Если проиграешь – останешься, но его я все равно отпущу.

– С чего такая милость-то? – ехидно спросила я.

– А мне с ним скучно! – капризно пропела нежить. – Он спрятался от моих иллюзий, закрылся то ли воспоминанием, то ли чувством, сквозь которое я не могу пробиться. Все, что могла, я уже у него взяла, в мою свиту его ввести не получится, так что мне он больше не интересен. Хочешь – забирай. Но прежде дай слово ведуньи, что сама останешься и сыграешь со мной. Я чую в тебе интересную силу, совсем как в твоем друге, хочется попробовать ее на вкус. – Нежить облизнулась, пристально глядя на меня сверкающими рубинами глаз. – Ну что, ведунья, согласна?

Я задумалась. То, что предлагает мне лунный призрак, безусловно, очень опасно – мне придется сражаться на его территории, более того – в его иллюзорном мире, где действуют только те законы, которые он сам придумает. Но другого способа спасти Данте просто нет – нежить действительно успеет распороть ему живот, прежде чем я уничтожу ее, и этого я никогда себе не прощу. Потому что был шанс спасти, а я им не воспользовалась. Наставник мне говорил, что первая строчка кодекса ведунов гласит: «Если можешь – спаси». Так что придется рискнуть…

– Хорошо, я согласна.

– Отлично! – Нежить едва не захлопала в ладоши. – Только поклянись, что дашь мне себя увлечь в иллюзорный сон – и можешь забирать его.

– Но при одном условии, – сказала я.

Нежить нахмурилась:

– Каком?

– Сейчас я поклянусь, и ты позволишь мне телепортировать его в другое место.

– А откуда я буду знать, что ты вместо телепортации не спалишь меня?

– Оттуда же, откуда я буду знать, что ты не нападешь, пока я творю волшбу. Если не согласна, я все-таки рискну и постараюсь одолеть тебя силой.

– Ладно, черт с тобой, – махнула когтистой ладонью нежить. – Поклянись и телепортируй его отсюда. Мне уже не терпится сыграть с тобой, моя маленькая колдунья.

– Хорошо. Я, ведунья Еваника Соловьева, приношу клятву ведунов, что соглашусь отправиться с лунным призраком в иллюзорный сон, не нанеся ему никаких повреждений до этого отправления при условии, что он позволит отправить моего спутника в безопасное место, не нанеся повреждений ни мне, ни ему во время отправки. В противном случае клятва будет считаться недействительной и освобождает меня от всех обязательств. Довольна?

– Да, ведунья, – ответила нежить, слезая с Данте. – Забирай его и идем со мной.

– Ты только отойди, ладно?

Нежить пожала плечами и отошла в дальний угол пещеры. Я же подбежала к Данте и первым делом приложила ухо к его груди.

Сердце, к моему облегчению, билось ровно и четко, не то что у Вильки. Я сняла с себя сумку и дважды обмотала ремень вокруг холодного запястья Данте – если не вернусь, то мои друзья смогут продолжить путь. Или вернутся в Древицы – это уж кому как предпочтительней. Но путешествовать, по крайней мере, не придется впроголодь – большая часть продуктов находится в моей бездонной сумке… Я оглянулась вокруг и почти сразу же наткнулась взглядом на меч Данте, наполовину вытащенный из ножен, а также подаренный мною серебряный кинжал, лежавший на ворохе одежды, в которой я признала почти не пострадавшую куртку нашего проводника, порванный на ленточки плащ и светлые обрывки рубашки. Не знаю, как насчет одежды, но оружие Данте однозначно пригодится, поэтому я, не вставая с колен, поманила к себе пальцем куртку, меч и кинжал и, положив это все одной кучкой рядом с сумкой, поднялась на ноги и стала нараспев читать заклинание переноса.

Велико, очень велико было желание и себя захватить, но если это произойдет, лунный призрак будет преследовать нас, пока мы не покинем Серое Урочище, а сделать это мы сможем не раньше, чем через несколько часов… Нет, подвергать друзей такой опасности я просто не имею права, к тому же я дала слово, которое ведун должен держать в любом случае.

Полыхнула ослепительная белая вспышка, унеся Данте к моим друзьям, которые кукуют где-то на краю лощины. Даст бог, до Хэлириан и Алина дойдет, что не вернулась я по весьма серьезной причине и спасать меня нет смысла – если все получится, то я вернусь сама, а если не получится…

– Ну, вот мы и остались вдвоем, ведунья! – проворковала нежить, выходя из неосвещенного угла и медленно приближаясь ко мне.

– Что я должна делать? – холодно спросила я.

– Ничего, моя дорогая. Просто сними перчатки и протяни мне руки. И расслабься.

Я фыркнула, но ничего не сказала. В конце концов, Вилькина мать мне не раз говорила, что если не удается отвертеться от чего-то неприятного, нужно просто расслабиться и получить удовольствие. Поэтому я глубоко вздохнула и, с трудом стянув с забинтованных кистей перчатки, протянула руки к подошедшей ко мне вплотную нежити.

– Неприятных снов тебе, моя дорогая, – нехорошо улыбнулась та и коснулась кончиками когтей моих забинтованных ладоней.

В голове у меня что-то щелкнуло, в глазах потемнело, и я моментально провалилась в сон, из которого могла не выйти…

Очнулась я от сильной боли в левой лодыжке. С трудом, опираясь руками на мягкий лесной мох, села и принялась рассматривать ногу. Вроде ничего страшного, но идти все равно нельзя – больно очень. Наставник говорил, что в таких случаях лучше всего приложить что-нибудь холодное, но ручья поблизости не наблюдалось, а вода в небольшой деревянной фляге, которую я захватила из дома, уже почти кончилась.

Так, без паники, Ванька, что-нибудь придумаем. Что там говорил наставник – в лесу главное не бояться, а лесные жители, даже мелкая нечисть, не станут обижать ребенка… Я раздраженно дернула себя за правую тоненькую косичку, закрепленную на кончике простой зеленой ленточкой, и поморщилась – когда же у меня волосы наконец вырастут до нормальных размеров-то? А то все девчонки из соседней деревни уже щеголяют с красивыми косами и шелковыми лентами, а я в свои восемь лет таскаю только льняные рубашки и штаны! А хочется-то мне красный сарафанчик, как у дочки пекаря, и бусики, и еще лапоточки красивые, цветные…

Я обиженно захлюпала носом и попыталась подняться, но ногу тотчас прострелило резкой болью. Я упала на землю и заплакала от боли и обиды. Ну вот, ногу подвернула, а до избушки-то еще ой-ой как долго идти! До заката не успею, а ночью, как рассказывал наставник, по лесу шастают всякие злые звери, которые любят детей обижать! Что же делать-то?!

Я оглянулась вокруг и тотчас заметила высокую суковатую палку, валявшуюся всего в нескольких шагах от меня. С одного конца палка оканчивалась небольшой рогатиной – может, она подойдет? Я подползла к палке и, взяв ее в руки, стала внимательно рассматривать. Что ж, наверное, длинновата, но опираться на нее можно – авось до дома и доберусь…

Идти было трудно – ушибленная нога болела, да так, что наступить на нее нельзя было совсем. Но ничего, главное – что я медленно, но верно приближаюсь к дому. Тропинка хоть и узкая, но хорошо утоптана – по ней каждый день соседские ребятишки поутру за грибами бегают. Вернее, бегали, потому что грибы в ближнем лесу уже закончились, а в самую чащу мальчишки лезть боятся. Да и родители не велят – если ослушаешься, то высекут хворостиной так, что два дня сидеть не сможешь. Мне-то в этом смысле повезло – наставник меня ни разу не бил, так, иногда подзатыльник отвесит, если расшалюсь совсем, но за прут не брался ни разу, а уж про палку и говорить нечего.

Тропка вильнула, проходя по краю оврага. Я шла аккуратно, как только могла, но все равно, когда я проходила по краю ямы с крутыми берегами, влажная после недавно прошедшего дождя земля оползла прямо под моими ногами, и я, взвизгнув, кубарем скатилась на самое дно, звучно шлепнувшись в жидкую грязь. К ушибленной ноге добавилась боль в расцарапанном боку, и вот тут я разревелась в голос.

Я плакала, звала наставника, но никто так и не пришел. А солнце неумолимо сползало за макушки деревьев, и на лес вместе с сумерками наползала зловещая тишина. Постепенно стемнело, и я уже боялась не то что кричать, а даже чересчур громко дышать. Я сжалась в комочек у скользкой глиняной стенки оврага, под ненадежной защитой корней, пробившихся сквозь рыхлую глину и образовавших нечто вроде шалашика, куда я забилась, тихо плача от боли и страха.