Роман Смеклоф - Тридцать один Страница 47

— Некоторые господа считают, что и магистрата нет, но поверьте слову потомственного архивариуса, это не так. Я не мог всю жизнь проработать в несуществующем месте.

Голос Мровкуба звучал издалека, но хорошо слышался многократно усиленный эхом.

Я чуть не схватился за голову, но вспомнил, что надо держать веревку. Мы находимся неизвестно где. Летим поглотитель знает куда. Может прямо на твердые, острые скалы. На которых разобьемся и моментально погибнем, а они спорят о том, что существует, а чего нет.

— Именно. — прокричал в ответ голем. — Магистрата не существует. Я не стал возражать вам, лишь из уважения к вашему возрасту и тяжелому положению в котором вы оказались.

— Образец такта! — поддел его Оливье.

— Да! Я горжусь своим культурным и интеллектуальным уровнем! — взъярился Евлампий. — В отличие от вас, у меня есть и то и другое!

Дядя лишь засмеялся в ответ.

— Что же, высококультурный интеллектуал! Если ты все на свете знаешь и мы вовсе не в междумирье. Тогда где мы? Как нам отсюда выбраться?

Голем молчал. Признаться, что не знает не только где мы находимся, но и как нам выбираться, выше его сил. Я изучил его повадки.

— Ну что ж. — подождав, проговорил дядя. — Поскольку, напыщенный болтун расписался в своей неосведомленности. Ой! Я хотел сказать невежестве. Ну да ладно, не буду говорить. Пожалею чувства бесчувственной каменюки. Слушаем меня!

— Я весь внимание! — раздался голос архивариуса, уже ближе.

— Мы в междумирье. Я бывал здесь, и моментально узнал это место. — значимо сказал Оливье и сделал длительную паузу, провоцируя возражения. — Здесь не действует магия. Не работают артефакты и зелья. Скажу больше, механизмы тоже не действуют. Здесь ничего нет! Почти никто не живет!

— Могу ли я полюбопытствовать, господа, почему такое многозначительное почти? — уточнил архивариус совсем рядом.

— Не можешь! У нас не много времени. Если ты не хочешь встретиться с многозначительным почти, лично!

— Я бы непременно…

— Нет, не хочешь! — закричал Оливье. — Потому что если я не хочу, никто не хочет!

— Я тоже не хочу. — согласился я.

От одной мысли, что во мраке и пустоте кто-то живет, становилось жутко и тоскливо.

— В некоторых местах, стенки миров сильно истончаются… — продолжил дядя.

— У миров нет стен! — простонал Евлампий.

Оливье выдержал паузу.

— Мне показалось, — мягко проговорил он, — кто-то, что-то сказал. Я наверно ослышался? Ну, тогда продолжим. Там, где стены тонкие, можно заглянуть в один из тридцати миров, не знаю в какой именно. Как повезет.

— Понадеемся на удачу! Да окропит нас источник магии! — поддакнул архивариус.

— Как нам искать эти тонкие места? — не понял я.

— В этом вся сложность! В прошлый раз, я пробыл в междумирье достаточно долго, чтобы научиться. К тому же, я бежал в одиночку. Не представляю, сможем ли мы сделать это вместе.

— Что именно? — уточнил я.

— Для начала, надо заснуть.

— Здесь? — ужаснулся я.

— Конечно, крысеныш! Заткни свои комментарии, если ничего умного сказать не можешь! Нужно начать засыпать и остаться в пограничном состоянии между сном и явью.

— Я никогда не сплю. — сообщил Евлампий.

— Техника правильного сновидения распространена в гильдии иллюзий, я имел честь посещать их занятия и немного умею контролировать погружение в сон. — сказал архивариус.

— Это упрощает нашу задачу. — обрадовался Оливье. — Крысеныш, обвяжись веревкой и ничего не делай. Учудишь что-нибудь, брошу здесь!

— Да, учитель. — заверил я, старательно затягивая петлю.

Проверив узел, я как следует дернул.

— А как же вы, учитель?

— Я пристегнулся карабином, крысеныш, и сказал тебе ничего не делать!

— Я и не делаю. — отозвался я.

— Молчи. Не выводы меня! Так, архивариус. Начнешь засыпать, все вокруг изменится. Ты не должен бояться или сопротивляться. Как говорят в мире летающих городов, ляг на облако и следи за радугой. Понимаешь?

— Да. Я должен держаться между сном и явью и ничему не удивляться, чтобы не происходило. Могу ли я узнать, что именно изменится?

— Все! — не выдержал Оливье. — Ты увидишь тридцать миров!

— Исследователи отрицают возможность сверхмагического пространства между мирами! — вскрикнул Евлампий.

— Глаза разуй или чем ты там видишь! Ты сейчас находишься между мирами в своем сверхмагическом пространстве. — гаркнул на него дядя.

— Прошу прощения, но я хотел бы узнать, что произойдет дальше, после того, как окружающая нас действительность изменится? — вмешался архивариус.

— Выбирай самый яркий мир и ползи к нему! — сказал Оливье.

— Я в замешательстве, ваши инструкции такие путанные и не позволяют мне составить четкого представления о том, что должно произойти, а главное, что я должен делать…

— По ситуации будешь действовать! — вспылил дядя. — Хватит ныть! Чем дольше мы здесь торчим, тем сильнее привлекаем внимание.

Я вздохнул. Ужасно себя чувствуешь, когда непонятно, что тебя ждет. При этом, ты ни на что не влияешь. Тебя несет по течению. Плывешь крохотной лодкой в бурном потоке. Кто-то сдвигает за тебя руль и гребет твоими веслами.

Мы продолжали болтаться в темноте. Все попытки заговорить, незамедлительно пресекал Оливье. Мне уже досталась оплеуха. Совершенно обычная, не магическая, но в голове звенело не меньше. Мне есть с чем сравнить.

Из-за установившейся тишины, мне казалось, что я один. Точнее не один. Я чувствовал, что рядом кто-то есть. Мое воображение рисовало не дядю или архивариуса. Мне представлялись огромные твари, состоящие сплошь из зубов и когтей. Они принюхивались и подбирались ближе.

Чтобы не паниковать, я схватился за веревку и постарался отвлечься. Представить что-нибудь приятное. Из недр памяти всплыл образ Оксаны. Я отогнал его прочь. Неизвестно, что хуже. Чудовище убьет или сожрет, но никогда не предаст. Не разрушит твои надежды и зарождающуюся любовь. Невозможно вообразить, как слюнявая тварь с оскаленными клыками говорит:

— Прости милый, сегодня я покусаю другого! Останемся друзьями.

У монстров все честно, без обмана. Сказал сожрет, будет жрать. Без всяких там, я еще не готов. Давай привыкнем друг другу.

Вместо страха, на меня навалилась беспробудная тоска.

Нельзя о ней думать. Надо вспомнить что-нибудь нейтральное и одновременно приятное. По крайней мере, не мучительное. Спокойное и милое. Отстраненное.

Я представил черную поверхность книги рецептов. Забавную мордочку с заспанными глазами.

Начистить моркови, картофеля и нарезать соломкой. Подготовить бульон, снять образовавшуюся пенку и процедить…

Облака, на фоне разгорающегося неба, выглядели полупрозрачными, легкими и воздушными. Подкрашивающее их солнце еще не поднялось, но воздух уже налился багрянцем. Подрумянился, застыв золотистой корочкой по краям. Сквозь облачный покров проглядывали зеленые деревья, реки, луга с сочной травой. Яркие краски разгоняли темноту, наполняя душу надеждой.

Я понял — это не облака. Слишком правильная овалообразная форма. Одухотворенный своей догадкой, я посчитал. Тридцать. Все сходилось. Калейдоскоп миров крутился над моей головой. Я чувствовал, как мы двигаемся. Плывем в темноте. На самом деле, кто-то тянул веревку, а я лишь дрейфовал за ней.

— Ничего не делать. — повторял я про себя.

Среди прочих миров, один блестел интенсивнее других. Облака, окутавшие его со всех сторон, подсвечивались сапфировым сиянием и изливались дождем. Только не во внутрь сферы, а наружу. Переливаясь в лучах невидимого солнца, капли разлетались кругом. Одна приземлилась на мой нос.

Мир притягивал, и я приближался к нему. Став баржой, которую волоком тащили вверх по течению.

Чем ближе мы подходили, тем ярче сверкала ультрамариновая сфера. Тьма закрыла другие миры. Они потускнели и растворились в черноте.

Сапфировое свечение приближалось. Облака перестали брызгаться дождем, побледнели и растаяли в насыщенной голубизне. Остатки белесых шлейфов больше не перегораживали наш путь. Именно наш, потому что тьма поредела настолько, что я увидел Оливье и архивариуса.

Они держались за веревку, сосредоточив внимание на приближающемся хрустальном шаре. Карабкались, перебирая ногами и отталкиваясь от пустоты. Судя по их напряженным лицам, ползти к самому яркому миру, тяжело.

Мне хотелось поделиться впечатлениями. Подбодрить их, но поминая дядины слова, я молчал. Как не странно, безмолвствовал и голем. Со своего последнего протеста, он не произнес ни слова.

Сверкающий овал увеличился. Оливье протянул вперед руку. Я смотрел из-за его спины, поэтому создавалось впечатление, что он касается поверхности сферы. Я видел под его пальцами темное пятно, похожее на ручку, и даже не удивился, когда оно сместилось вниз. Дядя открыл, состоящую из светящихся голубых нитей, дверь. Она вибрировала и мигала в такт собственным подергиваниям. В проеме появились заросли травы. Налитые соком стебли перегораживали проход.