Лорд моей мечты (СИ) - Силаева Ольга Страница 47

А ещё вблизи запах его одеколона оказался куда приятнее, чем поначалу. Не знаю, одеколон ли помог или первые шаги в овладевании инструментом, но уже через полчаса я начала ощущать лёгкую эйфорию. Решено! Вернусь домой, обязательно поставлю там фортепиано. И всучу мужу гитару. В конце концов, я замужем и мне положены серенады! И мороженое. Я прикрыла глаза. Ммм… мороженое… а если его размазать по груди и слизывать вместе с вареньем…

– Лиза?

Я очнулась. Патрис немного озадаченно смотрел на меня, но в глазах его плясали лукавые смешинки. Я тут же ужасно смутилась. Так, стоп. Я о чём вообще думала? О мороженом и варенье на своей обнажённой груди! И не только, надо сказать, на своей! Это же варенье, оно липкое!

Я возмущённо выдохнула. И как такое может прийти в голову невинной девушке?

Потом я настороженно посмотрела на Патриса – и, вдохнув его одеколон, вдруг поняла, что ощущаю под платьем жар. Причём там, где приличной девушке его ощущать отнюдь не полагается.

Так. Кажется, меня здесь домогаются, причём незаконно и неприлично.

– Патрис, зачем вы меня соблазняете? – прямо спросила я. – Я ведь могу быть очень невежливой, особенно когда меня очаровывают подозрительными духами.

Вопреки моим ожиданиям, Патрис не смутился, не принял невинный вид и не засмеялся неестественно и неловко. Вместо этого он нахмурился:

– Я сделал что-то не то? Лиза, что вы сказали о моём одеколоне?

– Что он странно действует, – терпеливо повторила я. – Вот вы ощущаете что-нибудь не то? Или, наоборот, слишком то? Головокружение, страсть, желание покорить мир? – Я тяжело вздохнула, глядя в его лицо: – Да чёрт с ним, скажу прямо: вы ощущаете воздействие афродизиака, как я, или нет?

Патрис открыл рот. И закрыл его.

– Неловко такое говорить, но да, – неловко признался он. – Одеколон стоял в моей спальне. Я всего лишь использовал немного, когда брился.

– На нём были какие-то знаки? Название?

Патрис с рассеянным видом оглядел гостиную. А потом его глаза зажглись и он указал на резьбу, украшающую кресло:

– На стекле были выгравированы точно такие же листья.

Листья хависсы. Я мгновенно вспомнила слова мужа, что из хависсы делали очень действенный афродизиак. Ну ничего себе!

– Тогда вам стоит принять ванну и не пользоваться больше подозрительными веществами, – прохладно сказала я. – Я замужем.

– Это лишь отложенный брак, как я понял, – возразил Патрис. – Если вы захотите, то через год будете свободны.

– Даже если я и захочу стать свободной, – ещё холоднее сказала я, – флакон одеколона меня точно не убедит.

Я встала, и Патрис тут же встал вслед за мной.

– Я понял и ещё раз приношу свои извинения, – прямо сказал он. – Мне самому это совершенно не нравится, и я постараюсь узнать, кто подложил мне эту… вещь.

– Тот, кто захотел свести нас двоих, очевидно, – вздохнула я. – Возможно, чтобы я рассталась с мужем по своей воле, а мой муж женился на Майе Хмаль. Кто их разберёт, этих прокля… гм, замечательных торговых представителей.

Патрис внимательно посмотрел на меня.

– Вы ведь никому не доверяете, верно? – негромко спросил он.

– Верно.

– И ваш отложенный и ещё не подтверждённый брак… он важен для вас. Но это не ваша истинная любовь, ведь правда?

– Не ваше дело, – отрезала я.

Патрис прищурился.

– Значит, тоже верно, – кивнул он. – Тогда предлагаю вам перемирие: я не пользуюсь одеколоном и учу вас игре на фортепиано, вы ругаетесь на меня сколько хотите, но не подозреваете во всех смертных грехах. Идёт?

Я задумалась. Впрочем, почему бы и нет? Если кто-то хочет, чтобы мы проводили время вместе, почему бы не усыпить его подозрения и сделать так, как он желает? Разве не это советовал мне мой супруг?

– Идёт.

Внутри меня всё же шевельнулась тень сомнения, услужливо предлагая самые худшие варианты. Вдруг Патрис окажется засланным авантюристом, а потом влюбится в меня по-настоящему, вскружит мне голову, мы зажжём звезду в этом особняке, а потом я тайком вызову мужа, мы запрёмся в подвале и…

Так. Кажется, этот одеколон на меня совершенно неправильно действует. Опасная штука. Нужно быть настороже.

Я торопливо кивнула Патрису и взбежала вверх по лестнице. На последней ступеньке я повернула голову и взглянула в сторону отцовского кабинета.

Сердце забилось быстрее. Коридор был пуст.

Я подошла к двери в кабинет. Когда-то я бывала здесь по несколько раз за день, потому что отец почти никогда не запирался. Здесь было место моих детских игр, здесь я когда-то нашла самый настоящий тайный ход, ведущий в подвал, здесь…

Здесь был мой дом. Но больше нет.

Я решительно положила руку на ручку массивной двери и нажала. И закусила губу, когда дверь не поддалась ни на волосок. Две фигурные замочные скважины, обрамлённые стальными листьями, упрямо охраняли вход. А ключа у меня не было.

Что ж, пусть так. Этим путём внутрь не попасть.

Я задумчиво посмотрела на лестницу, ведущую на первый этаж. Но был и ещё один путь. Отец не рассказывал тёте всех секретов особняка, я была уверена. А это значило, что проход в кабинет из подвала мог всё ещё быть открыт.

Но готова ли я была им воспользоваться? Что греха таить, мне было страшно. Если меня застанут на месте преступления, могут обвинить и в шпионаже.

«Не рискуйте, Лиза. Пожалуйста, не рискуйте».

Но тут на лестнице послышались шаги, и я упорхнула в свою комнату.

Глава 20

Вечером мы ужинали впятером: мама, тётя, двое музыкантов и я.

Семейный ужин, как я и подозревала, оказался тягостным ритуалом. Повезло в одном: господин Хмаль ужинал не с нами. Нашей семье выделили малую столовую, и я с иронией подумала, что это напоминает мне ситуацию с теми домами в Аккаре, владельцев которых запихивали в угол, а дом доставался чиновникам.

Тётя Фрина оживлённо улыбалась и болтала, но я едва её слушала. Я внимательно следила за своей матерью, беседующей с Этьеном. Он оказался таким, каким я его помнила: сутулым и бесцветным молодым человеком, который был куда моложе матери. Но когда он смотрел на неё, лицо его расцветало, мать улыбалась ему в ответ и я понимала, что эти двое нашли друг друга, а мать не жалела ни дня, сбежав от отца.

И после этого у неё ещё хватило наглости украсть меня из моего дома, с моего супружеского ложа! Пусть даже брак был и без истинной любви, а ложе не вполне супружеское, чёрт с ним, но какое она имела право?!

Кстати, а вот сейчас и спрошу.

– Мама, – произнесла я, – а какие у тебя, собственно, планы? Ведь получается, что я проживу здесь несколько месяцев, потом хлопну дверью, вернусь к мужу и навсегда закрою перед тобой двери своего дома. Какая тебе от этого выгода?

Все повернулись ко мне.

– Мне бы хотелось, чтобы ты попробовала пожить с семьёй по-настоящему, – произнесла мать мягко.

– Как?! Вы фактически взяли меня в плен!

Мать и Этьен переглянулись.

– Лиза, ваша мать жила в этом доме, была его хозяйкой, пусть… не вполне официально, – негромко произнёс Этьен. – Господин Хмаль предложил нам некоторое время жить и давать концерты здесь.

– То есть он предложил вам деньги? – в упор спросила я.

– Да. Мы успели осесть в небольшом домике, но музыкантам в последнее время приходится нелегко: аккарцы небогаты и становятся лишь беднее. Предложение господина Хмаля пришлось весьма кстати. Тем более что последнее время жизнь в Аккаре для нас оказалась… не очень-то уютной.

Он прямо и спокойно смотрел на меня. Воцарилась тишина.

Этьен не сказал ничего напрямую, но было ясно, что неуютную жизнь им создали не просто так. Возможно, были и угрозы, а Хмаль пообещал им нешуточное вознаграждение. К тому же… возможность жить в столице Файерна, давать концерты, жить достаточно роскошной жизнью? Думаю, они не очень-то долго колебались. Даже когда узнали, что им придётся подло поступить со мной.

– А когда уедет тётя? – невинно поинтересовалась я. – Вряд ли её присутствие будет способствовать… ммм… приятной атмосфере. Или она здесь, чтобы я не вскарабкалась на ближайшую яблоню и не перелезла через стену?