Антонина Клименкова - Русалки — оборотни Страница 48

Едва поступь копыт стихла за стеной деревьев, Винченце, как есть, с колен на четвереньки, нырнул в близко растущий кустарничек. Выбрался с другой стороны зарослей, обрывая по пути листочки с пучка каких-то сизоватых стебельков, бережно сунул собранную «бутоньерку» за пазуху. После, даже не взглянув в сторону «редчайшего» щавеля, взял лошадь под уздцы и увел ее с тропинки. Направился он опять-таки не к усадьбе фон Бреннхольцев, а совсем даже наоборот — снова вернулся к озеру. Остановился на краю рощицы, глазами отыскав что-то на берегу, снисходительно улыбнулся.

— Даже если б она была настоящей русалкой, она не могла бы быть прекрасней…

Феликс вздрогнул — голос итальянца прозвучал, словно эхо его собственных мыслей.

— А, это вы… — обернувшись, сказал Феликс.

— Я тоже рад вас снова видеть, — кивнул Винченце, подойдя.

На пологий берег были вытащены сушиться две рыбацкие лодки. Одна лежала перевернутая кверху килем, другая утыкалась носом в кромку воды. Феликс устроился на кормовой скамеечке, поперек сиденья, подобрав ноги и обхватив колени руками. Винченце присел рядом на узкий борт, вполоборота к собеседнику. Пригнув голову, чуть наклонившись, проследил за его взглядом. Да, до русалочьего местечка отсюда далековато. Костер, пожалуй, еще видно, а вот разговоры не подслушаешь.

— Чем на этот раз я себя выдал? — спросил Феликс. — Неужели снова запахом ладана?

— Нет, что вы! — отмахнулся Винченце, продолжая внимательно обозревать горизонт. — Вы же с подветренной стороны подошли. Быстро учитесь, схватываете, как говорится, на лету! Еще годик-другой, и из вас получится отличный охотник…

— Почему они так рано уехали? — спросил Феликс. — Что-то случилось?

— Так, sciocchezze[50],— заверил Винченце. Сидя на борту, стал, упершись ногой, слегка раскачивать увязшую в песке лодку. — Прекрасная ундина почувствовала себя дурно, и подружки увели ее домой. О, не волнуйтесь только! Ничего серьезного. С ней приключилась febbre d'amore… Как у вас это называют? Горячка на нервной грядке… Нет, не так — на почве. Полежит у себя в тине, отдохнет немножко. А вам что до того?

— Просто мне нужно, — неуверенно начал Феликс, — узнать кое-что, прояснить несколько вопросов…

— Например?

— Узнать, откуда они, эти русалки…

— Что может быть проще! — воскликнул Винченце. — Легче пареной свеклы! Уж что-что, а следить вы мастер, так что вперед!

— Что вы делаете? — воскликнул Феликс, так как Винченце спрыгнул с места и, мигом очутившись у кормы, принялся сталкивать лодку вниз.

Лодка легко, будто по маслу, съехала, с мягким плеском вошла в воду.

— Весла там есть? — спросил Винченце, отряхнув ладони.

— Есть, — ответил Феликс, вцепившись в качающиеся борта. — Но…

— Что — но? Берите, и поплыли! — скомандовал Винченце и запрыгнул в лодку, — Самое время вывести наших нимф на чистую воду! Как раз успеем. Кораблик у них тяжелый, семеро девиц — груз нешуточный, не привидения ведь. Грести никто толком не умеет, я уже заметил. Да и сама ночь на нашей стороне. Хотя сомневаюсь, чтоб ундины и среди дня смогли обнаружить слежку. — Посмотрим, где причалят, — продолжал Винченце, — если не удастся проводить до самого дома. Ну а утром, при свете, последам запросто разберетесь и всех вычислите. Non ё vero?

Феликс неуверенно пожал плечами.

Понаблюдав за его техникой гребли, Винченце решительно отобрал весла, велев пересесть на нос.

Когда уже порядком отдалились от берега, который слился в одну черную полосу, Феликс наконец усмотрел в сумраке слабый огонек. Прицепленный на носу лодки фонарь разливал по воде желтоватый свет. В темноте казалось, будто он не плывет, а недвижно висит над своим отражением, разбивающимся на блики.

— О, почти догнали, — сказал Винченце.

Он снял куртку и закатал рукава. Тонкая ткань обтягивала играющие под кожей далеко не мальчишеские мышцы. Без лишних брызг и плесков лодка мощными рывками шла вперед, разрывая гладь озера.

— Позвольте спросить, Феникс, — вновь заговорил Винченце, — что вы будете делать, когда узнаете, кто и где живут наши русалки? Пожурчите… Тьфу, пожурите их за нарушение общественного спокойствия? Нажалуетесь их родителям, скажете, чтоб дочерей на ночь запирали?

— Возможно, — ответил Феликс. — Но не все так просто. С девушками связано несколько не столь уж безобидных происшествий, может быть, даже убийство.

— Да ну! — изумился Винченце. Даже грести бросил, подняв весла вверх. В тишине с выструганных лопастей срывались и со звоном падали в воду крупные капли. — Вот уж не подумал бы, — добавил он. — Столь очаровательная синьорина замешана в темном деле? — Incredibile![51] Не может быть. Совсем не похоже. Вы, Феникс, видели ее глаза? Голубые, точно весеннее небо. А голос? Будто музыка, совершенно ангельский. О прочих достоинствах и говорить не стану — их не перечислить! Нет, такое искреннее, чистое, невинное создание не способно никому причинить зла! — пылко воскликнул он и с интересом взглянул на очерченный лунным светом профиль собеседника, мертвенно-белый на фоне чернеющего пейзажа.

— Почему вы остановились? — спросил Феликс.

— Устал, — просто ответил итальянец. — Я… могу задать вам личный вопрос? Боюсь показаться навязчивым, но меня это действительно весьма занимает. Кто вы, Феникс?

— В каком смысле? — насторожился тот.

— Во всех. Вы только и делаете, что следите за всеми, таитесь, прислушиваетесь. Еще немного практики — и, полагаю, вовсе в призрака обернетесь — бесшумного, невидимого. Вам нравится выслеживать людей? Или вы чего-то боитесь? От чего вы прячетесь, Феникс?

— Я совсем не прячусь! — удивленно возразил Феликс, — Мне поручено выяснить, что здесь происходит. Кто пугает людей, откуда взялись…

— Я понял, — прервал его Винченце. — Но почему бы просто не расспросить — хоть тех же русалок… А, вижу, тут совсем особый случай. Вы, если не ошибаюсь, не в монастыре ли воспитывались?

— Да, и что с того? — нахмурился Феликс.

— Ничего, — со скучным видом отвел глаза тот. Совсем сложил весла, запрокинув голову, посмотрел на луну, проводил взглядом пролетающую по небу птицу. — А дальше чем заняться думаете? В монахи постричься? Ну я и говорю, призраком желаете стать.

— Позвольте! Что вы такое…

— Вы, синьор Феникс, трус, — заявил Винченце. — Вы даже к предмету своей влюбленности близко подойти не смеете.

У Феликса не было слов, чтоб выразить свое негодование и возмущение.

— Одного не понимаю, — продолжал меж тем Винченце, — как вас, такого застенчивого, сюда прислали с нечистой силой бороться. Остальных пожалели — отдали на съедение дьяволу самого костлявого, кого не жалко?

— А вот здесь вы ошибаетесь! — сказал Феликс, и Винченце с удовлетворением отметил, как во мраке засверкали его глаза.

— Ну да, внешность бывает обманчива… — сказал он. И добавил все тем же будничным тоном: — Похоже, однако, нам уже не удастся нагнать русалок. Туман — и так некстати.

Феликс огляделся по сторонам. Действительно, он и не заметил, как озеро накрыло белесой пеленой. Туман сгущался буквально на глазах, рваными клочьями стелился по воде, подползал, надвигался на лодку…

— Не желаете сесть на весла? — предложил Винченце. Феликс кивнул.

Тогда тот встал во весь рост, — лодка угрожающе закачалась, — и перешагнул через борт…

Феликс застыл, раскрыв рот. Винченце не упал с криком в озеро. Вместо этого поставил на воду и вторую ногу. Просто встал рядом с лодкой. Вода не поглотила его, сомкнувшись над головой, она едва покрывала подошвы его сапог, доходя до каблуков.

— Что вы делаете?!

Винченце лишь весело рассмеялся, нагнувшись, забрал с кормы куртку.

— Я же говорю: нельзя слепо доверять тому, что видишь! — сказал он, пройдясь вдоль борта, будто по уличному тротуару. — Вот вам, мой друг, не видно с вашего места утопленного здесь дерева. А я по этой коряге могу ходить. Правда, смешно?

Надев куртку, он оглянулся вокруг:

— Проклятый туман! Тут он, кажется, еще гуще. Интересно, в какой стороне берег? Хотя, что я говорю, это же озеро… Подождите меня, Феникс, я только посмотрю, может быть… Какое же длинное это бревно, даже не верится…

Он скрылся в тумане. Ушел, осторожно ступая по воде, расставив руки, будто канатоходец, — и пропал за зыбкой молочной стеной.

Феликс напрягся. Он был готов каждую минуту услышать крик, плеск воды, бултыханье, барахтанье. И минуты текли, но ничего подобного, как ни вслушивался. Тишина, точно уши воском залепили.

— До берега дошел, что ли? — сам себя спросил Феликс — и сам испугался сиплого звука своего голоса.

Он попробовал позвать итальянца, крикнул в туман — но слова эхом разнесло над водой. Никто не откликнулся.