Леонид Каганов - Харизма Страница 49

- Товарищ генерал! - говорит Миняжев. - Ведь на эти вопросы гораздо лучше ответит любой из…

- Отставить, Миняжев! - перебиваю его. - Мы проводим эксперимент, извольте рапортовать по существу! Отвечать придется тебе… вам!

- Какие именно проекты?

- Архив двадцатилетней давности!

- Весь архив за двадцать лет? - изумляется он.

- Нет. Только то, что проводилось ровно двадцать два года назад. Точнее, даже двадцать три. Плюс-минус девять месяцев…

Миняжев задумывается и хочет почесать затылок, но останавливает вовремя руку. Нечасто он надевает скафандр и спускается в цех, видимо, и впрямь администратор.

- Двадцать три года назад… - говорит он неуверенно. - Это ж я только в гарнизон пришел на срочную… Откуда ж я знаю, что было в лабораторном корпусе… Муравейник?

Я молчу. Миняжев думает.

- Хотя муравейник на людях провалился… На крысах пошел…

- Что такое муравейник? - Мне становится любопытно. - Пройдемте посмотрим?

- Да его уже разобрали давно, осталась только мемориальная доска в пресс-комнате.

- У вас есть что-то типа музея? Пройдемте!

Миняжев поворачивается и идет к выходу из цеха. Мне даже показалось, что он пожал плечами под скафандром. Я его понимаю - странно ведет себя нынче его прямой начальник. Но, видимо, он привык, генерал здесь и впрямь чудной.

Мы снова проходим душевой бокс, и опять сверху льются потоки воды - на этот раз с клубами белой пены. Она пузырится перед моими глазами на стекле скафандра, словно пытается забраться внутрь, растет и. разбухает, как на дрожжах, а затем новый поток воды смывает ее и уносит прочь. Мы выходим в раздевалку, и мне помогают снять скафандр.

Миняжев ничего не говорит, молчит. Мне это не нравится, я так и чувствую, как изнутри бьются в его красноватый лоб разные мысли. Интересно, думается мне вдруг, а внешность моя не сползает? В смысле, не теряются ли черты генерала? Вспоминаю, как мне первый раз было трудно надеть и держать маску Ленина… В зеркало бы глянуть. Но зеркала нет. И ладно - все равно сегодня у меня внутренняя уверенность - все идет как надо.

- Ведите! - командую Миняжеву, замешкавшемуся было на пороге.

И мы снова идем по коридорам, поднимаемся на шестой этаж, за нами бежит вахтенный, поспешно отпирает дверь, хлопает рукой по стене - и начинают под потолком разгораться лампы дневного света. Мы в большой комнате. Что-то среднее между музеем и офисной комнатой для переговоров. Отделана комната великолепно, почти евроремонт. Посередине стоит большой овальный стол - дорогой, полированного красного дерева, на нем видеопроектор. Всю ближнюю стену занимает гигантское зеркало. А у дальней стены - конструкции, напоминающие прилавки из мутноватого оргстекла и алюминиевых реек, нехитро скрепленные винтиками и грубо покрашенные зеленой краской. Ну точь-в-точь стенды в кабинете гражданской обороны. Странно смотрится это сочетание дорогого офиса и школьного кабинета.

Я подхожу ближе и как бы рассеянно смотрю на стенды, стараясь не показать, что я тут впервые. Под стеклом лежит невразумительная всячина - то мусор, а то вдруг зачем-то оптический прицел в разрезе… Надо этим всем на стене красуется офисная доска из тонкой пробки, а к ней пришпилен большой лист ватмана, оформленный как стенгазета. Стенгазета довольно пыльная, видно, давно здесь висит. Сверху плакатным пером большая надпись “Дорогие наши женщины! С праздником 8 Марта!”. Это в разгар осени-то! Ниже - вырезанные овалом фотографии теток в военных кителях. Тетки то старые и рыхлые, а то совсем молоденькие, почти симпатичные. Под каждой - надписи, нарисованные фломастерами цветочки, кажется, даже эпиграммы, поэма. “Человек-невидимка”.

Опускаю взгляд, смотрю на кучу мусора под самым большим стеклом. Вот честно, не соврать - просто куча опилок! Показываю пальцем:

- Что это?

- Муравейник, - говорит за спиной Миняжев. - Бывшая колония уральских черных муравьев. Метили муравьев краской с допингом, у них изменялись социальные функции…

- Как это? - удивляюсь я.

- У муравьев очень строгое социальное деление. С самого рождения организм отдельного муравья предназначен для своего дела. Есть одна матка, есть при ней трутни, а все остальные - муравьи-строители и муравьи-воины. Наши ученые экспериментировали сначала с красками и ферментами. Оказалось, что социальный статус муравья во многом определяется его внешним видом и запахом. Если поставить на спину рабочему муравью точку определенного состава - воины у входа в муравейник его воспринимали как чужого, набрасывались и уничтожали. А муравья, отмеченного другим ферментом, наоборот, везде воспринимали как своего и даже беспрепятственно пускали к матке, если бы он вдруг пожелал. Но он не желал подобного. Тогда начались эксперименты с изменением психики муравья. Муравей получал дозу допинга, который активизировал его нервную систему настолько, что инстинкты теряли над ним контроль. И тогда муравей-строитель начинал вести себя как воин, как трутень - в общем, демонстрировать любое поведение.

- А что за допинг?

- Муравьиный стимулятор, не могу знать точную формулу, - говорит Миняжев. - Товарищ генерал, но…

- Без “но”, продолжаем.

- Слушаюсь. Ученые научились менять врожденные роли муравья. В институте до сих пор ходят легенды и анекдоты про Кузьму - мелкого муравья-строителя, который после инициации стал вести себя как хозяин муравейника, и все его слушались.

- Инициации?

- Инициация. Рабочий термин.

- А смысл эксперимента?

- Муравейник - примитивная модель общества. - Миняжев снова пожимает плечами. - Конечная цель эксперимента - изменение социальной роли человека в человеческом обществе.

- Но ведь люди не муравьи?

- Об этом вам, господин… э… инспектор, лучше всего поговорить с нынешним руководителем института, генера…

- Его, к сожалению, нет здесь, - строго перебиваю Миняжева. - Поэтому ответьте за него.

- Во всех учебниках написано, что все люди изначально равны. Так нам внушают с детства. Хотя эта теория не выдерживает критики. Все исследования в этом направлении тщательно скрываются, а результаты, отличные от общепринятых, получают ярлык фашистских теорий.

- Вот как?

- Люди не равны от рождения. Они рождаются с социальными функциями трех типов - труженики, воины и руководители.

- А разве это не зависит от воспитания? - удивляюсь я.

- Воспитание может помочь изменить роль в обществе. Но не всегда. Обычно роль заложена изначально.

- Всего три типа?

- Совершенно верно.

- Строители, воины и руководители? Так?

- Так точно.

- А доказательства?

- Например, Александр Македонский, когда отбирал воинов в свое войско, для проверки бил новобранца по щеке, Если новобранец краснел - значит, удар вызвал гнев и ярость, он станет хорошим воином. А если бледнел - значит, удар вызвал страх.

- Но это же все зависит от воспитания?

- Нет. Покраснение лица, гнев, ярость, стремление броситься на обидчика - это значит, что нервная система в ответ на стресс реагирует выбросом в кровь адреналина. А побледнение лица, шок, ступор, робость, желание убежать - значит, нервная система реагирует на шок выбросом не адреналина, а норадреналина. Предопределение такого человека - быть работником, бояться хозяина. Разная организация нервной системы, совсем разный химизм процессов.

- Это неправда!!! - кричу я до неприличия эмоционально.

- Это правда, господин… инспектор, - кивает Миняжев. - Такова человеческая природа. Есть и третий тип психики - вожак. Это довольно редкий тип людей - как раз тот, кто бьет по щеке.

- А если его бьют?

- Обычно будущие вожаки неохотно нанимаются исполнителями на работу или на службу. Они стараются руководить и всегда поднимаются вверх. Такой человек, куда бы ни попал, зарабатывает авторитет и становится вожаком. Попал в дворовую компанию - стал заводилой. Попал на подводную лодку - стал авторитетом среди экипажа. Попал, на зону - стал паханом.

- То есть пробьет себе дорогу кулаками?

- Нет, не кулаками, - говорит Миняжев задумчиво, словно сам с собой. - Не кулаками. Вожаки редко бывают сильны физически, им это не нужно. Кулаками будут поддерживать его авторитет слуги-воины. Вожак сильнее их духовно, он знает, чего хочет, идет вперед и добивается цели. Попал в зону - заработает авторитет, а попал в научный институт или на завод - выбьется в руководители. Как муравей Кузьма.

- Значит, если человек родился слугой-строителем, то слугой-воином в армии ему быть нельзя?

- Никак нет, господин инспектор, - кивает Миняжев, он уже свыкся со своей ролью экскурсовода. - В современной армии редко нужны вспыльчивые и гневливые пехотинцы, гораздо больше нужны холодные и трусливые снайперы или ракетчики. Времена поменялись.

- А женщины тоже делятся на эти три типа?

- Да, только у них это выражено меньше.