Дмитрий Емец - Великое Нечто Страница 49

Но к концу обеда все вдруг переменилось. Чингиз Тамерланович с грохотом уронил на стол тяжелую старинную пилку да так и замер неподвижным истуканом, не спеша поднимать ее. А сразу же за этим Лида побледнела как мел, вскочила из-за стола и, ни слова не говоря, выбежала из комнаты.

— Да что ж такое-то? Ничего не пойму! — охнула баба Паша.

Корсаков нашел Лиду на заднем дворе. Девушка всхлипывала и твердила что-то невнятное: «Он тут… теперь наша очередь…»

Заметив Алексея, она повернулась к нему:

— Люби меня, потому что уже все равно… Больше нет запретных чувств. Скоро все будет можно.

— О чем ты?

— Не спрашивай, люби меня, люби… Обними… Вот так, крепче, еще крепче, тогда мне не страшно… — бормотала она, закрывая глаза и прижимаясь к нему мягкой грудью…

В доме было угарно. Даже глаза слезились.

— Да что там такое, точно тряпки тлеют… — ворчала баба Паша, открывая печную заслонку.

Грзенк поднял голову. Он знал истинное происхождение этого запаха: вернулся кнорс, обугленный высоковольтными вспышками, голодный и притихший, как нагулявшийся кот.

Почти сразу, на сей раз невидимый для человеческого глаза, в комнате появился пес.

— Твоего фантома больше нет. Скоро майстрюк будет здесь, — сообщил он то, что и без него было уже известно. — Ты нашел Великое Нечто?

— Пока только место. Но боюсь, Оно пока не готово открыться, — тихо сказал Грзенк. Бабе Паше и Бурьину почудилось, что старый узбек молится. Он бормотал что-то, жестикулировал, беседовал сам с собой.

— Выхода нет, — сказал Бнург. — Вы должны найти Великое Нечто, хочет оно того или нет! Оно в самом деле на поляне?

— Да.

— Постарайтесь продержаться. Теперь, когда место известно, я смогу узнать точнее. — Пес собрался растаять в воздухе.

— Погоди-ка… Как ты? А, да… Я понял… — кивнул Грзенк.

— За помощью обращусь к Дымле. Она неплохо в этом разбирается и, если что, подстрахует меня. — Перед тем как исчезнуть, пес ободряюще ткнулся прозрачным носом Грзенку в ладонь. — До встречи в этом или в том мире!

Глава XXIII

ЗЛЫЕ ЛЕСА

Помесь овчарки и ризена поспешила на атолл посреди океана и оказалась на выжженном солнцем песке. Ни дворца времен упадка Римской империи, ни избушки, ни даже пальм — ничего. Атолл чем-то напоминал картину, с которой художник последовательно убрал деревья, замки, людей и оставил лишь песок и океан.

Бнург залаял, зовя Дымлу, но никто не отозвался, лишь с нарастающим гулом шумел прибой. Встревоженный пес побежал по берегу вдоль океана. Неужели Дымла покинула остров? Он уже собирался перейти в Иллюзорные миры, как вдруг увидел ее.

Дымла лежала на песке, подложив под голову руки, и, не щурясь, смотрела на солнце. Дворняга, высунув язык, подбежала к ней.

— Тебе нравится моя форма? — спросила Дымла, даже не повернувшись к нему.

— Ну… э-э… нет, — честно пролаял Бнург.

— Еще бы… Будь я толстая коккерша — тогда совсем другое дело, не правда ли, муженек? — усмехнулась Дымла. Может, мне превратиться в коккершу?

— Не надо. Помоги мне устроить пространственный просмотр последнего тысячелетия, — попросил Бнург.

— Ого! Не жирно ли?

— Место известно, — поспешно уточнил Бнург.

— Это уже проще. — Дымла приподнялась, оперевшись на локти. — Ну, что у тебя?

— Скверно. Все фантомы уничтожены, дорога каждая минута, — тревожно пролаял Бнург.

Дымла задумчиво прочертила прямую линию на песке. Бнурга выводила из себя ее медлительность. Неужели ей все равно, сожрет майстрюк Лирду с Грзенком или нет…

— Что такое наша жизнь? Суета, страхи, обязанности. Иллюзорные миры куда надежнее — здесь все, как ты захочешь. А если так, то зачем вообще бояться смерти? — спросила Дымла. — Когда майстрюк их убьет, я возьму Лирду к себе на остров, а ты будешь возиться с этим старым ворчуном Грзенком. Он так занудлив, что порой мне кажется, что не я его бабка, а он мой дед.

Несколько секунд Бнург осмысливал ее слова, а потом повернулся и отбросил на нее задними лапами песок, что у собак означает высший градус презрения.

— Не понимаю, как я мог когда-то любить тебя! В тебе нет ни капли привязанности к своим потомкам, — сказал он.

— Постой! Не уходи! В последнее время я стала говорить много ерунды. Для женщины вредно слишком много общаться с философами. — Дымла села на песок, сжала виски руками и сказала уже совсем другим голосом — деловым и сосредоточенным: — А теперь за дело. Слейся с моим сознанием и внимательно смотри, как я пролистываю время. Если увидишь что-нибудь интересное, останови меня, и мы вернемся на это место. С какого года начинаем?

— Примерно с тысячного.

— Хорошо.

Они скользнули в иллюзорное пространство, прошли сквозь тугие, похожие на множество переплетенных радуг, витки времени, и Бнург увидел глухой лес, вплотную подходящий к ручью. А вот и Черный камень. Пожалуй, только он не изменился на поляне. Бнург ускорился.

Время стало листать цикл за циклом. Менялись сезоны. Выпадал и таял снег, появлялась и сразу желтела листва… Черный камень то зеленел мхом, то покрывался снежной шапкой. Однажды у камня произошло убийство: волки загнали лося в глубокий снег и перегрызли ему горло.

Но это не имело отношения к предмету поисков, и Бнург с Дымлой не стали даже делать повторный просмотр. Мелькали годы, десятилетия, века, шкала времени показывала середину четырнадцатого века. Бнург уже начинал сомневаться, не поздно ли они начали поиски, как вдруг…

— Стой! Вот оно! — закричал он, в панике переходя с крика на более привычный вой.

— Как думаешь, к ночи догоним? — Молодой княжич Симеон Иванович нетерпеливо повернулся в седле.

— Догоним, как не догнать. Лошади у них притомились. — Старый воевода Ростислав прищурился на солнце. Скулу у него прорезал давний сабельный шрам. Левый глаз вытек, поэтому его и называли Кривым.

Княжич натянул поводья. Вороной жеребец под ним фыркнул и, пританцовывая, пошел боком, косясь на кобыл.

«Взял бы коня посмирнее, не ровен час, сбросит», — подумал воевода.

За Ростиславом по пыльной дороге рысила дружина. Хотя с Литвой в последние годы будто был мир, на деле столкновения не прекращались. Недавно литовцы налетели на сельцо Гороховец, ограбили и запалили его. Узнав о приближении княжьих дружинников, литовцы пошли было восвояси, но на пути им, на горе, встретился обоз с имуществом бежавшего боярина-изменника Путяты. Напав из засады, хищники перебили небольшую охрану и захватили обоз.

И тут счастье отвернулось от них. Здешние места глухие, проводник погиб в стычке, и разбойники, выбрав неверную дорогу, уходили теперь в сторону топи. Князь Иван отправил сына Симеона с полусотней воинов из старшей дружины в погоню. Зная нетерпение и неопытность сына, начальство над дружиной он поручил старому воеводе. Ростислав понимал, что через топь, не зная брода, литовцам не перейти, решил с дружиной отрезать их от главной дороги, оттеснив в глухие леса.

Не привыкший много времени проводить в седле, княжич устал, глаза слезились от пыли. Внутри закипало раздражение. Невозмутимый воевода, неподвижно сгорбившийся в седле, казался Симеону дряхлым, бестолковым. Ему не то что литовцев не догнать, лося не затравить. «И почему отец не отправит этого старика на покой?» — думал княжич.

Жеребец сбивался с рыси, плохо слушался поводьев. Не сдержавшись, Симеон вытянул его плетью по брюху. Солнце накаляло двойную кольчугу, под которой был еще войлочный поддев, от жары в глазах Симеона плясали блики.

Неожиданно, хотя отпечатки копыт и уводили в сторону леса, воевода повернул свою серую в яблоках кобылу и повел дружину по лощине.

— Куда ты, старик? — Симеон еще раз ожег жеребца плетью и подскакал к воеводе. — Ты что, следов не читаешь?

— Куда им деться? — спокойно ответил Ростислав, поворачиваясь к княжичу зрячим глазом. — От дороги их надобно отрезать. Брод в этих местах один — увязнут.

Поняв, что воевода прав, Симеон прикусил губу. Взбешенный мыслью, что все его тут считают зеленым мальчишкой, княжич толкнул жеребца коленями и, не оглядываясь, во весь опор помчался к лесу по следу литовцев.

— Сполошной… И жеребца запалит, и голову потеряет, — проворчал воевода. Он повернулся в седле и крикнул: — Гаврила! Головой за княжича отвечаешь! Если что — спустит старый князь шкуру.

Гаврила понимающе кивнул, поправил притороченный к седлу лук и, гикнув, быстро поскакал за княжичем. С десяток дружинников последовали за ним.

Тем временем Ростислав въехал в лощину и направился к броду. Вскоре на небольшой косматой лошаденке воеводу догнал татарин Гирей, высланный в дозор, — маленький, сутулый, в остроконечной войлочной шапке, он чем-то напоминал севшего на седельную луку грача.