Андрей Белянин - Верните вора! Страница 49

Шурпа была готова уже через полчаса. За это время я как раз успел набело переписать рассказ о том, что тогда происходило на площади. Попробуйте и вы в цвете представить происходящее…

Высокий дворец властителя Бухары заполнен сумрачными адептами чёрного шейха. Дворцовая стража уныло топчется на площади, занимаясь явно не своим делом — ограждая большой помост, покрытый коврами, от напирающих толп народа.

Раньше этим занимались воины Шехмета, теперь эта работа легла на плечи растолстевших бородачей, привыкших лишь вышагивать на торжественных выходах и чинно стоять у дверей эмира, стараясь, чтобы никто не услышал их храпа и не турнул взашей с непыльной службы. За стражниками стояли дворцовые трубадуры и барабанщики, их специфичная музыка однообразно и нудно настраивала публику на серьёзный лад.

Всё-таки, как ни верти, а дело сводилось, как минимум, к дворцовому перевороту. Ну а как максимум, к государственной смене религиозных воззрений и политического курса правящей партии. Такие события — отнюдь не рядовое происшествие, а посему даже силой пригнанные люди хоть и бухтели про себя тихие восточные проклятия, но уходить уже не хотели…

— О жители благородной Бухары! — громко возопил штатный глашатай, прикладывая ладонь ко рту на манер рупора. — Слушайте, слушайте, слушайте! Пока наш великий эмир лежит в постели с приступом насморка, его верный визирь будет говорить с его народом. Слушайте, слушайте, слушайте! Ибо слова великого визиря никогда не звучат дважды! Славьте же доброту визиря Шарияха ай Сули-Сули, благодарите за него Всевышнего, и само небо благословит вас, о жители благородной Бухары!

Вот после примерно такого рекламного вступления второе лицо государства решилось наконец-то явить свою бледную и перепуганную физиономию народу. Его речь была, мягко говоря, невпечатляющей…

— Хайям-Кар очень хороший. Он знает истину. Как-то вот так… Слушайте и повинуйтесь ему.

— И что, типа всё, что ли? — резво спросил голубоглазый верзила в платье простого кузнеца из передних рядов. Близстоящие люди поддержали его согласным ропотом.

— А я не знаю… — сразу сдал задним господин Шариях. — Великий шейх сам вам всё расскажет!

Народ примолк. Нет, естественно, все уже не раз слышали об идеях и доктринах, выдвигаемых новоявленным пророком из пустыни, но ведь всегда интересно послушать это от первого лица. Вдруг что новое скажет? Появившийся в окружении самых преданных адептов чёрный шейх ничего нового не сказал. По крайней мере, для Оболенского. Рослый россиянин давно наслушался подобных речей от рвущихся к власти депутатов и финансируемых из-за рубежа религиозных деятелей.

— О жители благородной Бухары, я пришёл к вам, как приходит отец в дом детей своих! Я несу вам свет истины, избавления и утешения. — Поднаторевший в искусстве ораторствования Хайям-Кар начал с высокой патетики, после чего логично перешёл к огульным обвинениям. — Ибо мне стало ведомо, что вы погрязли во грехе, не чтите священный Коран, водите торговлю с иноверцами, даёте в своём городе пристанище и кров немусульманам! Да падёт гнев Аллаха на ваши неразумные головы, да покарает Он изменников шариата, да не простит Он слушавших, но неслышащих!

А видя, какое впечатление производят его грозные слова, и памятуя о правилах хорошего тона для гостей, намеренных стать хозяевами в чужом доме, закончил оптимистической нотой:

— Но не бойтесь, ибо Всемилостивый Аллах ниспослал мне истину и повелел донести её вам! Каждый, кто стоит сегодня на площади, будет спасён мною! Я лишь смиренный слуга нашего небесного Правителя, избранный им для обновления веры, очищения её от скверны и указания пути сомневающимся… Свидетельствую, что все гурии рая ждут того, кто последует за мной!

— Насчёт гурий-то не загибай, девственниц всегда на всех не хватает! — выкрикнул было бывший помощник прокурора, но его голос утонул в воодушевлённом рёве верных приверженцев чёрного шейха.

Коренные бухарцы, тоже навидавшиеся всякого, разумно помалкивали, но на фоне их молчания вопли адептов звучали как голос самого народа. Специально подготовленные «квакеры», рассыпавшиеся по разным углам площади, радостно загалдели:

— Как он сказал, правоверные? Как просто и доходчиво всё нам объяснил!

— Я уверовал!

— Воистину, устами великого Хайям-Кара вещает сам Создатель миров! Возьми мою жизнь, о чёрный шейх, и сделай меня щитом ислама!

— И мою жизнь возьми!

— И мою!

— И наши жизни, правда же, мусульмане?!

Оболенский, по роду своей деятельности разбиравший в Москве дела сектантов и аферистов, вербующих новые души, вынужденно признал, что методы гипнотического воздействия на публику практически не изменились. Не хватало лишь традиционного «чуда», но вместо него новый пророк решил объявить первую показательную казнь ослушников шариата…

Люди примолкли. Вопреки распространённому заблуждению, казнь людей в Средние века не всегда являлась примитивным развлечением черни. Чаще это была целенаправленная акция запугивания. Причём неважно, приводилась ли в исполнение смерть осуждённого по решению суда, по велению тирана, по законам войны или по воле мятущейся в религиозном экстазе толпы. В любом случае убийство оставалось убийством, и за него потом было стыдно…

Смерть человека всегда была осуждаема на Востоке, ибо Аллах запретил насильственно отнимать жизнь. Над трупами казнённых не глумились, как в Европе, и даже стандартное выставление голов убитых врагов или преступников не вызывало у людей законной гордости деяниями своих правителей. Это было первой ошибкой Хайям-Кара, ему следовало начать своё восхождение как-то полиберальнее, а уж потом закручивать гайки…

— Введите злодеев! — махнул чёрным платком новый пророк.

Лев стиснул зубы и сжал кулаки, ещё раз пожалев, что в кармане нет пистолета, а самодельные гранаты его на факультете юриспруденции мастерить не научили.

Из дворца, под охраной адептов и слуг, вывели двух связанных людей. Волшебную верёвку, видимо, пришлось просто разрезать. Теперь руки Ходжи и Шехмета сковывали тяжёлые цепи. Домулло шёл лёгкой походкой, гордо глядя в чистое небо и нимало не смущаясь происходящим. В конце концов, если верить письменным документам владык ханств, княжеств и эмиратов, его уже столько раз казнили, что и не страшно…

А вот старина Шехмет явно сдал. Высокородный глава городской стражи был отважным слугой закона, но вряд ли привык к тому, что и сам может попасть в разряд преступников и так же понести незаслуженное наказание. Его лицо было мертвенно-бледным, ноги подгибались, спина ссутулилась, ему можно было смело накинуть лишних десять лет.

Штатный палач потными руками вытолкал обоих на «коврик крови»…

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Честные люди продаются вдвое дороже и с суровым лицом!

— О смердящие псы, — с мягкой укоризной покачал головой Хайям-Кар. — Что вы можете ответить на предъявленные вам обвинения в измене, трусости и предательстве всего мусульманского мира?!

— Гав-гав, — с готовностью откликнулся домулло. — Ибо раз я пёс, то иных слов ты не услышишь. Я могу лишь лаять на тебя, как на вора, в надежде, что мой хозяин (благородная Бухара) проснётся ото сна и выгонит злодея пинками взашей!

— Мы все будем скорбеть о его заблудшей душе. Казнить нечестивца. — И, секунду помедлив, чёрный шейх обернулся к Шехмету: — А что скажешь ты, о заблудший сын моего исстрадавшегося сердца?

— Я каюсь, — без малейшего зазрения совести объявил грозный Шехмет, бухаясь на колени. — Я осознал всю бездну своих заблуждений, о владыка мира, о, щит ислама, о глас Всевышнего!

— О чём же просит усталый путник, избирающий тропу истинной веры? — воздев руки к небу, высокопарно уточнил Хайям-Кар, и начальник городской стражи понял его правильно.

— Я не прошу о прощении, не прошу о милости, не прошу о снисхождении… Я лишь молю дать мне умереть так, чтобы и сама смерть моя служила праведности на стезе единственного пути к чертогам Аллаха! Да помилует он мою грешную голову…

— Рабыня Изаура с богатыми тоже плачут в одном флаконе на мужскую тему, — зычно прокомментировал всё тот же голубоглазый «кузнец» из первого ряда. — Кончай жевать розовые сопли в сахаре! Даёшь настоящего Шекспира, карданный вал ему в заднюю дверцу!

В этот раз горожане поддержали болтуна более единодушным хихиканьем. Ибо перебежчиков нигде не любят, а уж таких явных, перед лицом смерти, без стыда, чести и совести, тем более…

Впрочем, сам Шехмет на общественное «фуканье» внимания не обращал, он резво, по-собачьи, подбежал на четвереньках к Хайям-Кару и несколько раз, насколько позволяли связанные руки, поставил его ногу себе на голову. Такая убойная лесть никогда не остаётся без награды. Чёрный шейх уже никак не мог ограничить своё «милосердие» и, не чинясь, приказал поднять несчастного, громко объявив, что один раскаявшийся грешник угоднее для Аллаха, чем сотня нудных праведников. С бывшего начальника городской стражи были мигом сняты цепи, а на его помятую чалму тут же намотали полосу чёрной ткани…