Вячеслав Рыбаков - После апокалипсиса Страница 6

С разрезом под правой лопаткой приходится повозиться подольше, но в конце концов вторую личинку тоже удается пристроить. Стас кидает скальпель в таз, стягивает перчатки и в первый раз за всю операцию позволяет себе взглянуть на часы. Двенадцать минут, удовлетворенно думает он, на семь минут быстрее, чем в прошлый раз. Сам Доктор, наверное, похвалил бы его за это…

И тут он понимает, что телефон звонит по-прежнему.

Двенадцать минут? Ну, хорошо, даже если десять… Кому же он так понадобился?

Секунду Стас размышляет, стоит ли брать трубку. По правилам, Мишутку нужно сейчас обтереть гигиеническими салфетками, накрыть чем-нибудь теплым и отвезти в инкубатор. Там, в тишине и темноте, он будет спать — может быть, несколько часов, а может, несколько дней. А пока он спит, личинки Пакости будут потихоньку изменять его метаболизм, превращая Мишутку в Нового Человека. Homo Novus, как выражался Доктор. Процесс запущен, и теперь его уже не остановить, так что не имеет значения, попадет Мишутка в инкубатор немедленно или тремя минутами позже…

— Слушаю, — говорит Стас, поднося трубку к уху. — Говорите, ну!

На том конце провода, видно, отчаялись до него дозвониться, потому что отвечают не сразу. Но в конце концов отвечают.

Ленка. Только она умеет так пронзительно визжать в телефонную трубку.

— Стас! Стас! А-а-а! Стас! Беги! Они уже, наверное, у тебя! Они полчаса назад ушли! Они убьют тебя, Стас!

Стас непроизвольно оглядывается. В операционной он, разумеется, по-прежнему один — если не считать прикрученного к столу и не подающего признаков жизни Homo Novus’а.

— Ленка, — говорит он спокойно, — хватит орать, говори спокойно. Сколько их?

Ленка послушно перестает визжать.

— Человек десять… Джемал со своими ублюдками… У них цепи, Стас, заточки…

— Пушки? — интересуется он на всякий случай. Хотя откуда ей знать?

— М-м-м, — мычит Ленка, и Стас отчетливо представляет, как она трясет своей белокурой головкой. — Может быть… Стас, беги, пожалуйста! Ты… ты операцию сделал?

— Сделал, — отвечает он и бросает трубку. Полчаса — действительно много. До бункера не так просто добраться, но Джемал хорошо знает этот район. С детства…

Он начинает действовать — так же собранно и четко, как и во время операции, только гораздо быстрее. Наскоро обтирает Мишутку, осторожно отлепляет скотч, отвязывает жгуты, переносит легкого, словно соломенное чучелко, паренька на каталку и вывозит из операционной. Инкубатор расположен в подвале, по коридору до поворота, потом направо и еще раз направо. Пол коридора все время идет под уклон, так что каталка постоянно набирает скорость, нужно следить, чтобы ее не занесло и не шваркнуло об стену. На двадцать секунд притормозить перед металлическими дверями инкубатора, повернуть ключ в тугом замке, открыть двери…

В инкубаторе всегда пахнет — да что там пахнет, пованивает! — чем-то похожим на гниющую органику Как будто под одной из массивных чугунных ванн, выстроенных в ряд, некоторое время назад сдохла крыса Конечно, это невозможно — в бункере вообще нет крыс. Еще при Докторе всех крыс вытравили специальной плесенью, похожей на ту, что используется для выращивания Пакости, но с другими свойствами. Откуда же тогда этот мерзкий запах?

Стас с Мишуткой на руках пробирается между ванн, ударяется ногой о чугунные края, шипит от боли. Ванн в инкубаторе тридцать штук — у Доктора были грандиозные планы. Разбившиеся о рифы жестокой действительности. И о медные лбы Защитников.

— Ну, вот так, — успокаивающе шепчет Стас, добравшись до самой дальней ванны. Она почти до краев забита какой-то мягкой рухлядью, ветошью, старыми тряпками — Мишутка погружается в них, как в пуховую перину. — Все, дальше сам…

Джемал и его ублюдки в бункер не пойдут. Все Защитники панически боятся подхватить здесь какую-нибудь заразу. Стас знает, что такое невозможно чисто физически — Пакость не передается ни воздушно-капельным, ни бытовым, ни, в конце концов, даже половым путем, единственный способ ее подхватить — это имплантировать созревшие личинки в открытую рану Но объяснять это Джемалу он не собирается. Боится — и слава богу. По крайней мере, Мишутке Защитники ничего не сделают…

Сам он выбирается из бункера через окно кладовки Окно выходит на задний двор. Конечно, Джемал не настолько глуп, чтобы не выставить здесь пост — просто так, на всякий случай. Он же не знает, что Ленка предупредила Стаса. Джемал наверняка ожидает, что Стас выйдет из бункера как обычно, то есть через главный вход. Но на всякий случай он посылает на задний двор четверых своих парней. И это очень, очень плохо. Четверо — слишком много даже для Стаса, хотя ему уже почти девятнадцать, а бойцам Джемала от силы шестнадцать.

Они идут к нему ленивым, обманчиво валким шагом, на смуглых лицах — ухмылки, руки, выпирающие из рукавов ослепительно белых футболок, бугрятся мускулами. У одного из могучего кулака действительно струится вниз блестящая новенькая цепь, слегка побрякивая тяжелыми звеньями. Но только у одного. Остальные вроде бы не вооружены. Или, по крайней мере, не демонстрируют оружия.

Стас заискивающе улыбается им, поднимает руки вверх, показывая, что не хочет драки. На указательном пальце правой руки — кольцо брелока с ключами. Два ключа, один от гаража, где стоит раздолбанный Стасов «Памир», другой от квартиры, где деньги лежат. Или лежали. В любом случае, никто из Защитников в эту квартиру не зайдет — для них она страшнее бункера. В этой квартире жил и умер Доктор.

— Иди, иди, девочка, — ухмыляется тот, что с цепью. — Сейчас мы тебя будем любить, все вместе…

Улыбка Стаса неуверенно гаснет. Он как бы по инерции делает еще несколько шагов по направлению к бойцам, а потом резко взмахивает правой рукой.

Ключи, коротко звякнув, летят в лицо богатырю с цепью. Тот рефлекторно пытается предотвратить столкновение, грозящее ему в худшем случае царапиной, — и цепь бестолково взмывает в воздух. Стас хирургически точным движением перехватывает ее левой рукой и дергает на себя. Богатырь, которому только что удалось отбить смертельно опасную атаку летающих ключей, самым позорным образом теряет равновесие и рушится на Стаса. Стас отпрыгивает, налетает на другого бойца, бьет его кулаком в горло и, не дожидаясь, пока в драку включатся остальные, со всех ног несется к узкому проходу между стеной бункера и оградой госпиталя. Драться с четырьмя Защитниками — малоприятное занятие с непредсказуемым исходом. Если есть возможность убежать, надо убегать. В конце концов, Стас не герой. Он хирург. Так говорил Доктор.

А Доктор всегда говорил правду.

Доктор говорил так:

— Человечество умерло. Его больше не существует. Все, что осталось, — разобщенные группы искалеченных, несчастных ублюдков, жалкие остатки восьми миллиардов, владевших этой планетой. Генетический мусор, способный воспроизводить только такой же мусор. Или еще худший мусор. Отбросы. Грязь под ногтями Бога. Первые люди были глиной, последние стали дерьмом. Еще сто лет, и на Земле не останется даже воспоминания о Homo Sapiens.

Стас поначалу смеялся:

— Да ладно вам врать-то! У нас на районе — нормальные здоровые пацаны. И девчонки — вы видели, какие у нас девчонки? Видели Ленку-белую? Таких, как она, даже в Крепости нет — к ней один хрен оттуда подкатывал, в семью свою звал, только Ленка его послала… У нее дети наверняка здоровые будут, особенно если в нормальную семью попадет…

— Вот именно, — осаживал его Доктор. — Если попадет. А где эти нормальные семьи? Ты хоть одну знаешь?

Стас задумывался. В семьях, которые он знал, уродов было немного, можно сказать, почти что и не было. Но «почти» ведь не считается. По обычаю, девушка, приходящая в семью, становится законной женой всех взрослых мужчин семьи. И кто из них сделает ей ребенка, зависит только от случая…

— Стерилизация, — кипятился Доктор, — только стерилизация пятидесяти процентов взрослых! Вот единственное средство остановить расползающуюся заразу! Но никто не пойдет на это в условиях, когда все население планеты может уместиться в границах одного-единственного мегаполиса!

Удивительно еще, как спокойно он произносил это слово. За одни только разговоры о стерилизации можно было загреметь года на три исправительных работ.

— Что же сделать? — спрашивал Стас, боязливо оглядываясь. Доктор хмыкал и раскрывал свой металлический чемоданчик.

— Преодолевать качественный порог, — непонятно отвечал он. — Эпидемии тридцатых косили род людской, как траву, и многим казалось, что еще пара лет — и наступит конец света. Однако потом колесницы неожиданно остановились…

— Какие колесницы?

— Джаггернаута, — отвечал Доктор еще более непонятно. — И система даже пришла в некое подобие равновесия. Эпидемии сошли на нет, но зато начались мутации. Понимаешь, мальчик, это как если бы кто-то спустил всю воду из моря и оставил только самую чуточку на дне. Представляешь, что бы там осталось? Ил, грязь, гниющая биомасса…