Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник) Страница 62

– Привет, родная, – сказал я, вслушиваясь в знакомое сопение. Она всегда так смешно сопит в остеофон, когда ждет связи. Все сопят, но ведь жена – это жена.

– Костик! – сказала Варя. – Привет! Ты как там?

– Порядок, – сказал я, – как вы? Мелочь как?

– Хорошо, – сказала Варя. – Тошка только на сырость жалуется, представляешь?

– Нет там никакой сырости, – сказал я, – скажи, пусть не выдумывает.

Нет там никакой сырости. Там сухо, чисто, всегда постоянная температура и звуковой режим. И сбалансированный рацион, особенно для детей и подростков. Проект «Ковчег» рассчитан на сто двадцать лет комфортной изоляции. Даже связи между отдельными убежищами не предусмотрено: чтобы ранты не смогли перехватить передачу и вычислить местоположение.

Не то чтобы командование полагалось исключительно на секретность проекта. Скорее, на то, что пришельцы не станут тратить ресурсы на уничтожение остатков человечества.

Одним словом, хватались за соломинку.

А хвататься за дубьё было слишком поздно: с начала вторжения прошло почти пять лет…

«Иван Ефремов» наткнулся на них в облаке Оорта, всего через год после старта. «Ефремов» шел к Проксиме Центавра, ближайшей к Солнцу звезде. Первый наш по-настоящему межзвездный аппарат – и сразу такое счастье.

Когда цуповцы анализировали иррегулярности на снимках, сперва решили, что это новый транснептуновый объект. С орбитальных телескопов подобную мелюзгу можно заметить разве что случайно: никто не торопится просеивать космос мелким ситом ради очередной кометы или крошечного астероида. Мусора в облаке Оорта предостаточно.

Однако трасса «Ефремова» проходила в неприятной близости от объекта, и в ЦУПе предпочли не рисковать, выдав команду на маневр уклонения. Полет к Проксиме был рассчитан на восемнадцать лет – потерянный месяц ничего не решал.

Но «астероид» среагировал изменением собственной траектории.

Через двое суток удалось более точно установить и трассу находки, и тот факт, что объектов было три. Сомнений не оставалось: это управляемые аппараты.

Корабли.

Инопланетные корабли. Целый флот.

«Ефремова» стали лихорадочно перепрограммировать – на нем стоял полноценный трави, трайты канала никто не считал. Задействовали все датчики, все прямые и косвенные методы измерения. Удалось даже приблизительно оценить общую массу группы – семь на десять в одиннадцатой.

Очень приблизительно, но все равно до хрена. До хренища. Собственные технические возможности показались землянам ничтожными.

Я тогда был еще аспирантом в Рязанском воздушно-космическом, ни о чем таком и не задумывался. Конечно, запуск «Ефремова» праздновал весь мир, но контакт казался делом далекого будущего – если вообще возможного.

И вдруг такое: не успели шаг за порог ступить – а уже пора знакомиться.

Вот только с нами-то знакомиться никто не торопился.

Цуповцы надеялись установить контакт относительно легко: цивилизация, способная отправлять к звездам такие махины, не может испытывать непреодолимых проблем с организацией надежной связи. Телескоп орбитальной станции «Ломоносов» фиксировал излучение двигателей: корабли развернулись дюзами к Солнцу – они тормозили.

Земля ликовала.

Помню, многих специалистов тогда смутили оценки времени полета. Судя по динамике торможения, флот пришельцев должен был потратить на дорогу более двухсот лет. Даже относительно примитивные ионные ДВТ обеспечивали куда лучшие характеристики разгона. Но Земля ликовала – и не обращала внимания на такие мелочи.

А потом с «Ефремова» пошли данные радиоперехвата…

– Костик, – прозвучало в динамике, – Костыль! Ну ты опять там спишь.

– Нет, родная, – сказал я, – не сплю, конечно. Слушаю.

– Что я сейчас говорила? – потребовала Варя.

– Что скучаешь, – сказал я. – Дождаться не можешь. Ну, как обычно.

– Мерзавец, – сказала Варя потеплевшим голосом. – Хотя, конечно, скучаю. И не могу.

Она помолчала.

– Кости-ик… ну ты когда приедешь?

– Скоро, родная, скоро.

Что я мог ответить? Что не приеду никогда? Что та ночь перед отправкой в убежище была последней?

Кто другой смог бы. А я… Правду Варе знать пока незачем, а врать я не стал. Кто знает, вдруг еще и…

Стоп. Вот надежда мне сейчас ни к чему. Не потому, что она заведомо несбыточная. Просто бывают ситуации, когда от собственных надежд приходится отказаться, потому что если не откажешься ты, то отказаться придется всему остальному человечеству.

Включая Варю и детей…

Мы тогда только-только поженились.

Я молодой был, даже аспирантуру окончить не успел. И вот меня такого никакого срывают с занятий, два дня возят по собеседованиям, домой позвонить не дают – «не беспокойтесь, Константин Алексеевич, все вопросы решены». Переводят в Краснокамск – там у нас филиал головного института. Сейчас уже можно сказать, какая теперь секретность.

Пришлось погоны нацепить, у нас без этого сложно. Хотя специальности я вполне штатской, редкой, до недавнего времени сугубо теоретической: ксенолингвист. Год назад тиснул одну статейку – ваковские публикации набирал для защиты. А оказалось, «заложил фундамент», «предвосхитил» и «обусловил».

Идея простая, как пень. И даже не моя.

Традиционно считалось… хотя нет, неправда. Традиции – это не к нам. Как бы ни была компактна наша дисциплина, даже в ксенолингвистике существует множество школ и направлений. Фактически сколько специалистов – столько и школ; завидуйте, миряне.

И большинство таких школ полагает, что общение с инопланетным разумом следует начинать с чего-то предельно простого. Круг. Квадрат. Теорема Пифагора. Из круга выжать понятия радиуса и пи, из квадрата – возведение в степень, из «пифагоровых штанов» – корень.

Таблица Менделеева. Орбиты. ДНК. Соотнесение символов с понятиями, соотнесение понятий с другими понятиями и их группами. Заполнение тезауруса – постепенно, шаг за шагом, но наверняка.

Отлично работает. Если собеседник заинтересован в диалоге…

– Костыль. Ну ты опять молчишь.

– Варюш, я пойду. Мы тут разгрузку не закончили, да и линию надолго занимать нельзя.

– Костик, – сказала Варя, – мы скучаем. Сильно скучаем. Ты давай там… поскорее. И приезжай.

– Целую, родная, – сказал я. Вместо ответа. – Мелочь тоже поцелуй от меня. Нам тут закончить надо, и все будет нормально.

Рядом переминался с ноги на ногу сержант. Разговор он слышал по своей носимке: так положено. Я снял гарнитуру.

– Товарищ капитан, – сказал сержант, – а когда нас-то эвакуировать начнут, вы не знаете? Извините за прямоту.

Я почесал кончик носа:

– Вы ведь третий эшелон? Сегодня какое?.. Ну вот, через две недели ровно и начнут.

– Они совсем близко, да? – спросил парень тихо и почему-то довольно скорбным тоном. Наверное, демонстрировал сочувствие к гражданским – к тем, кому не хватит места в убежищах.

Впрочем, вполне может быть, что не только демонстрировал, но и в самом деле переживал: до орбиты рантам действительно оставалось всего ничего, и закрыть земное небо нам было уже нечем.

Мы думали, что летим к ним – а они шли к нам.

«Ефремов», беспрерывно передавая базовый набор символов и приветственные сообщения на основных языках Земли, сблизился с флотом пришельцев практически вплотную: на сорок четыре с половиной тысячи километров. После чего был сожжен мазерами.

Но все восемь месяцев, что продолжались маневры сближения, зонд исправно передавал в ЦУП данные радиоперехвата…

Иногда проще начинать со сложного. Потому что простого – нет. И не предвидится.

Ты можешь посылать в созвездие Весов радиосигнал «Мир, Ленин, СССР». Можешь закидывать в небо кремниевые таблички с изображением голых людей и атома водорода. И можешь тратить миллиарды на попытки выявить в космическом шуме осмысленный ответ – но ответа не будет.

Противоположную сторону нисколько не волнуют голые люди, да и с кремнием у нее все в порядке. Противоположную сторону не интересуют Ленин и даже СССР; мир – интересует, но совсем в иных целях.

Противоположная сторона не идет на контакт, потому что не нуждается в контакте. Она не желает перебирать основные состояния атома водорода и высчитывать площадь квадрата. Она не предоставит тебе ни символов для описания простых понятий, ни сведений о том, что эти понятия означают.

Остается одно: брать что дают.

Только вообразите: три черных корабля. Один огромен – свыше девяноста семи процентов общей массы флота. Это грузовик, он несет на себе Врата и набор оборудования.

Два других – ударные. Мазеры, баллистические пушки, генераторы защитного поля.

Экипажи в криосне, всего-то около трех тысяч особей.