Дмитрий Емец - Великое Нечто Страница 63

— Точно. Отвлечь! Умная собачка, хорошо придумала! — с издевкой сказала Дымла. — Давайте предложим ей собирать марки!

— Ты намекаешь, что у нас ничего не получится? забеспокоился Грзенк. — Неужели нельзя отвлечь от любви?

Дымла не без сладострастия закинула руки за голову так, что ее высокие груди под тонкой майкой «Поцелуй меня!» поднялись и затрепетали.

— Не берусь судить за всех, — сказала она тоном постаревшей мадам де Помпадур, взявшейся читать телелекции «Ты, я и интим», — но в моем случае отвлечься от любви можно было только одним способом — найти себе новую любовь.

— Надеюсь, хоть в этом Лирда не пошла в тебя, — проворчал Бнург, мало утешенный этим заявлением.

Он забился под лавку и стал сосредоточенно штопать фантомы для отвлечения майстрюка.

Фантомы были самые разные — укорененные, минированные и совсем простенькие, как мыльные пузыри. Среди них был и гепард из Московского зоопарка, и лошадь из Тимирязевской академии, и учительница младших классов, и дикарь из племени тумба-мумба, и астенический раввин из Тель-Авива, и тайный приверженец конфуцианства, и негритенок Федька из Волгоградского детдома, и даже один засекреченный физик.

Но, несмотря на множество фантомов, особой надежды на них у Бнурга не было. Едва ли майстрюк позволит отвлечь себя на последнем рывке.

Тем временем Грзенк выработал другой план. Он решил разыскать майстрюка и все время держаться поблизости. Он будет следить за ним, не упустит ни одного из его перемещений, если пожиратель начнет подбираться к Лирде, предупредит ее через Бнурга и Дымлу, которые неотлучно будут рядом.

Заручившись их одобрением, Чингиз Тамерланович вышел на крыльцо сквозь закрытую дверь и взлетел, мало беспокоясь о соблюдении законов физики.

Дымла же опустилась на ветхий диван с гудящими пружинами, едва удержавшись от искушения сотворить новый, более удобный, и закрыла красивыми узкими ладонями лицо, погрузившись в только ей одной известные размышления. Изредка на ее губах появлялась рассеянная улыбка. Из-под лавки слышны были тягостные вздохи дворняги, сменившиеся вдруг хрустом разгрызаемой говяжьей кости. Дымла поморщилась.

На веранду, оправляя передник, вышла баба Паша. Зевнула, перекрестила рот…

— А дедушка куда запропастился? Ушел, что ль, куда? — спросила баба Паша.

— В туалет отправился, сейчас придет… — Дымла отняла от лица руки, и в доме едва слышно повеяло фиалками.

Немного погодя с улицы и точно донесся кашель, и на крыльцо, возвращаясь из деревянного домика на огороде, поднялся свежесотворенный фантом Чингиза Тамерлановича. Он, косолапя, пропутешествовал по веранде, буркнул бабе Паше нечто среднее между «Здрасть!» и «Аллах акбар», а потом снова вышел во двор, аккуратно прикрыл за собой дверь и исчез.

Невидимая дворняга под лавкой с хрустом разгрызла еще одну невидимую кость. Баба Паша вздохнула и пошла на кухню готовить квартирантам ужин.

— Хозяйка, можно? — раздался голос со двора, и, не дожидаясь ответа, кто-то энергично распахнул калитку и в сапогах прошлепал по лужам к дому. На веранду заглянул Андрей Сократович.

Увидев вместо ожидаемой бабы Паши Дымлу, разметавшуюся на диване, подобно царице Клеопатре, Андрей Сократович на мгновение опешил, но быстро собрался с духом и не без сарказма сказал:

— Тэк-с, вот, значит, как.

Дымла прищурилась.

— В каком смысле «вот, значит, как»? — промурлыкала она.

Но Андрей Сократович оказался совершенно равнодушен к ее чарам.

— А вы, позвольте спросить, кто такая будете? Тоже, что ль, туристка? — спросил он грубовато.

— Все мы в этой жизни туристы. Вопрос только в том, как долго продлится экскурсия, — таинственно заметила Дымла.

Она некоторое время с легким удивлением рассматривала Андрея Сократовича, не отвечая на его монологические реплики тина: «Деревня маленькая, тут каждый каждого знать должен» и на шутки: «А баба Паша-то где? Может, выее — хе-хе! — грохнули да под печку и спрятали».

После двух или трех таких перлов остроумия Дымла заглянула под диван и крикнула:

— Бнург, это твой фантом? Рассыпь его! Что за моду взял притаскивать их в дом!

Андрей Сократович от удивления осекся на полуслове и даже несколько приоткрыл рот.

— Это не мой фантом, — раздался недовольный голос из-под дивана. — Я брака не делаю.

— Кто там разговаривает? И зачем он под диван залез? — Андрей Сократович быстро подбежал к дивану и заглянул под него, надеясь, очевидно, застигнуть прятавшегося там человека на месте какого-то неблаговидного преступления.

Но никакого человека под диваном не было. Там лежала лишь большая лохматая дворняга. Ее выпуклые глаза грустно смотрели на Андрея Сократовича. В зубах собака держала большую кость, похожую на берцовую кость скелета, который Андрей Сократович как-то, еще при социализме, получил в свой магазин в нагрузку к оливкам и который долго потом красовался перед входом с ценником на шее, распугивая суеверных старушек. Если старушек скелет приводил в ужас, то на мужиков он действовал иначе. «Не век живем, — говорили они, встряхивали головой и, забыв, что пришли в магазин за чем-то другим, требовали: — Дай-ка ты нам парочку!»

— Ну как, нашли что-нибудь? — сочувственно спросила Дымла, и по веранде разлился запах фиалок. Она забросила ногу на ногу, так что и без того коротенькая юбочка немного задралась и видно стало самое начало крутого бедра. — Я спросила: нашли что-нибудь? — повторила Дымла свой вопрос, разглядывая круглое красное лицо Андрея Сократовича.

Тот что-то промычал. Дымла едва заметно придвинулась к нему. Запах фиалок усилился, к нему примешался горьковатый запах полыни. Еврипидову внуку показалось вдруг, что в полумраке веранды контуры красавицы стали расплывчатыми, колеблющимися, как дымка над водой. Губы ее чуть приоткрылись. А ее одежда… с ней вообще происходило что-то странное, она не то чтобы исчезла, но с каждым мгновением становилась все прозрачнее.

Андрей Сократович почувствовал глубочайшую тоску и даже ужас. Но это было лишь начало. Границы тесной веранды с подсыхающим на веревках чесноком вдруг раздались, и он оказался в мраморном зале. Колонны обвивал дикий виноград, а вдоль стен, смиренно склонившись, босые и прекрасные, выстроились невольницы с кувшинами и яствами.

На длинных скамьях из красного дерева с резными спинками лежали подушки, рядом стояли серебряные, отделанные редчайшими индийскими изумрудами курильницы с благовониями, над которыми змеился тонкий, щекочущий ноздри дымок. А прямо перед Андреем Сократовичем под шелковым балдахином раскинулось огромное ложе. По всем четырем его углам, неподвижные, как изваяния, замерли мускулистые арапы.

На самом же ложе, обнаженная, покорная и доступная для ласки, благоухала редчайшими ароматами она… Клеопатра.

Приди ко мне, мой желанный, властитель дум моих, И утоли пожар страстей в роднике моей любви, — с придыханием сказала царица. Андрей Сократович в страхе попятился, зажмурился и, отгоняя наваждение, торопливо спросил: А где баба Паша?

— БАБА ПАША? И после всего, что ты видел, тебе нужнабаба Паша? — Дымла гневно нахмурилась. — А ну отрубить ему голову!

Арапы двинулись было вперед, обнажая мечи, но еще прежде Андрей Сократович с поросячьим визгом нашарил ручку двери, споткнулся о порог и буквально скатился с крыльца, свалившись в натекшую с крыши лужу.

Оказавшись в луже, он потряс головой и хотел вскочить, чтобы срочно спасаться от вооруженных негров. Но вот чудо, едва Андрей Сократович вывалился за порог, негры исчезли. И не только они. Исчезли и мраморный зал, увитый виноградом, и курильницы, и скамьи, и ложе, и прекрасные невольницы — все пропало, все растаяло как дым.

Но Андрей Сократович, как человек практического ума, заключил, что все это непотребство осталось в доме у бабы Паши, перестроенном для тайных оргий и расширенном за счет выкопанного под домом подвала.

Он направился было к выходу, что-то бормоча, но у калитки замер и оглянулся.

— Напугать меня хотели? Нет, не на того напали… Я сообщу!

Он повернулся и, нарочито громко топая сапогами под окнами, проследовал по выложенной плитами дорожке к летнему домику. У летнего домика он приготовился, откашлялся, набрал полную грудь воздуха и крикнул тоненьким возмущенным тенорком, обращаясь не столько к скрытым в доме постояльцам, сколько ко всей деревне:

— Я этого так не оставлю! Это уголовное преступление нападать на государственного служащего! Я все расскажу, все поведаю, что вы тут устраиваете! Так и знайте, Прасковья Максимовна, все я видел! — Тут он сделал некое движение руками, одновременно передающее и форму мраморных колонн, и плети обвившего их винограда, и бесстыдство куртизанки.

Дверь летнего домика, о которую в пылу обличений облокотился Андрей Сократович, внезапно отворилась, и директор всех учреждений не устоял бы на ногах, если бы не был подхвачен Алексеем.